на докладе о Шурупове положил такую резолюцию: "Отправить упомянутого рекрута с конвойными в Соловецкий монастырь"».
Таковы некоторые из попавших в печать сведений об отдельных лицах, едва ли тысячный процент всех людей в России, не признававших возможности соединить исповедание христианства с повиновением государственной власти. Целых же общин, много тысяч человек, признающих несовместимость учения Христа и существующего порядка, было в прошлом веке и продолжает существовать и теперь, очень много: и молокане, и иеговисты, и хлысты, и скопцы, и староверы и многие другие, большею частью скрывающие свое непризнание государственной власти, но считающие ее произведением начала зла – диавола. В особенности заметны и сильны в прошлом столетии были своим прямым отрицанием государственной власти несколько десятков тысяч духоборов, из которых недавно тысячи, несмотря на все гонения, устояли в истине и переселились в Америку. Число людей, признающих несовместимость христианства с покорностью государству, постоянно увеличивалось; в наше же время, в особенности с тех пор, как правительством было введено самое очевидно противоположное христианскому учению требование общей воинской повинности, несогласие людей христианского понимания с государственным устройством стало всё чаще и чаще проявляться.
Так, в самое последнее время всё больше и больше молодых людей отказываются от военной службы и предпочитают все жестокие мучительства, которым их подвергают, отречению от закона бога, как они понимают его.
Мне случайно известны несколько десятков человек в России, отчасти выстрадавших тяжелые мучительства за веру, отчасти теперь еще сидящих по тюрьмам. Вот имена некоторых из пострадавших: Залюбовский, Любич, Мокеев, Дрожжин, Изюмченко, Ольховик, Середа, Фарафонов, Егоров, Ганжа, Акулов, Чага, Шевчук, Буров, Гончаренко, Захаров, Тригубов, Волков, Кошевой; из сидящих теперь по тюрьмам мне известны: Иконников, Куртыш, Варнавский, Орлов, Мокрый, Молосай, Кудрин, Панчиков, Сиксне, Дерябин, Калачев, Баннов, Маркин.
Знаю про таких же людей в Австрии, Венгрии, Сербии, Болгарии. В Болгарии их особенно много. Мало этого: отказы эти в последнее время стали происходить, и на тех же основаниях, и в магометанском мире: в Персии среди бабидов, в России в секте божьего полка, основанной в самое последнее время в Казани Ваисовым.
Основа этих отказов одна и та же, самая естественная, необходимая, неоспоримая. Основа эта в признании и необходимости следования религиозному закону преимущественно перед законом государственным, когда они противоположны. Закон же государственный со своим требованием военной службы, то есть готовности к убийству по воле других людей, не может не быть противоположен всякому религиозно-нравственному закону, всегда основанному на любви к ближнему, как все религиозные учения, не только христианское, но и магометанское, и буддийское, и браминское, и конфуцианское.
То самое точное определение закона любви, не допускающее никакого исключения, которое высказано было Христом 1900 лет тому назад, в наше время уже не вследствие следования Христу, а непосредственно сознается уже наиболее нравственно чуткими людьми всех вер.
Да, средство спасения только в этом.
Сначала кажется, что отказы от военной службы – частные случаи, касающиеся только военной службы, но ведь это только кажется. Отказы эти ведь не суть случайные поступки людей, вызванные известными обстоятельствами, отказы эти – последствия истинного и искреннего исповедания религиозного учения. А такое исповедание естественно разрушает всё то устройство жизни, которое основано на несогласных, противоположных ему началах. Разрушает оно существующее устройство потому, что если люди, понимая то, что участие в насилии несовместимо с христианством, не будут идти в солдаты, в сборщики податей, в судьи, в присяжные, в полицейские, во всякого рода начальники, то ясно, что не будет и тех насилий, от которых теперь страдают люди.
XII
«Когда ты можешь сказать по правде и от всего сердца: господи, боже мой! веди меня туда, куда ты хочешь, – тогда только ты избавишься от рабства и сделаешься истинно свободным.
Свободный человек распоряжается только тем, чем можно распоряжаться беспрепятственно. А распоряжаться вполне беспрепятственно можно только самим собою. И потому, если ты увидишь, что человек хочет распоряжаться не самим собою, а другими, то знай, что он не свободен: он сделался рабом своего желания властвовать над людьми».
Эпиктет
Но что же могут сделать эти сотни, тысячи, допустим, сотни тысяч ничтожных, бессильных, разрозненных людей против всего огромного количества людей, связанных правительствами и вооруженных всеми могущественными орудиями насилия? Борьба кажется не только не равной, но невозможной, а между тем исход борьбы так же мало может быть сомнителен, как исход борьбы ночного мрака и утренней зари.
Вот что пишет один из тех юношей, которые сидят по тюрьмам за отказ от военной службы:
«Иногда мне приходится говорить с солдатами из караула, и всякий раз искренно улыбнешься, когда говорят мне: "Эх, землячок, плохо, что молодость вся ваша пройдет в заключении". – "А не всё ли равно, – скажешь им, – конец-то ведь всем один". – "Так-то оно так, да вам бы и в роте плохо не было, если бы служили". – "Да ведь мне здесь покойнее, – говоришь им, – чем вам в роте". – "Уж что говорить, – насмешливо, иронически говорят они. – Хорошего мало. Четвертый год сидите. А кабы служили, домой давно бы уехали, а то когда вас теперь освободят". – "Да коли мне и здесь хорошо", – скажешь им. Покачают головой и задумаются. – "Чудно".
Подобного рода разговоры происходят у меня и с товарищами моими по камере – солдатами. Один еврей солдат говорит мне: "Удивительно. Сколько вы страдаете и всегда почти веселый и бодрый". А прочие товарищи мои по камере, когда кто из них заскучает, загрустит, говорят: "Эх ты! не успел сесть, а уж и затосковал! Ты вон смотри на отца (так они прозвали меня за мою небольшую бородку), он вон уж сколько сидит, а веселый". И так слово за слово завязывается у нас разговор. Бывает, что и попусту болтаем, а бывает, что и дельную балачку заведем: о боге, о жизни и обо всем, что заинтересует. А то кто-нибудь из них рассказывает из своей жизни в деревне, и как хорошо себя чувствуешь, слушая это. И так, в общем, живется мне ничего».
Вот что пишет другой:
«Внутренняя жизнь моя не скажу, что бывает всегда одинакова, бывают и минуты изнеможения и минуты радости.
В настоящее время чувствую себя хорошо, да все-таки много надо иметь сил, чтобы победоносно смотреть на всё то, что часто встречаешь в тюремной жизни, тогда стараешься вникнуть в подробность дела и убеждаешь себя, что всё это творится только во мгновении времени, что во мне есть, положено сил более, чем этого нужно для этого случая, и тогда радость опять озаряет сердце, и забываешь про всё, всё случившееся. Так во внутреннем борении проходит жизнь».
Вот что пишет третий:
«28 марта был мне суд, я приговорен на 5 лет, 5 месяцев и шесть дней в арестантское отделение. Вы не поверите, как легко и радостно
