А кроме того, эта «тихая девочка» боится: попробуй откажи! Такие парни жестоко мстят за малейшее ущемление своего «мужского достоинства».
Тогда в чём же дело? Почему у этой школьницы не проснётся своё, девичье достоинство? Зачем она постоянно ходит на разные танцплощадки, где всегда рискует быть оскорблённой и униженной?
Она привыкла. Она не может лишиться удовольствия. Ведь чуть ли не с самых первых классов в школе она обнимала подругу и всю перемену шаркала ногами, изображая нечто похожее на фокстрот. Музыки нет — неважно. Смею утверждать, что для некоторой категории молодых девушек танцы стали чем-то вроде алкоголя. Они забывают и книгу, и театр, и спорт…
Несомненно, что в связи с перестройкой школы и её политехнизацией легче будет вызвать иные, более благородные интересы у школьниц, заражённых танцевальной горячкой, но и сейчас это не может нас не беспокоить.
Я не сторонник крайних мер. Можно, конечно, ограничить деятельность всяких танцплощадок только субботними и праздничными вечерами. Можно категорически запретить школьницам посещать подобные места. Но дело не в этом.
Тут я хотел бы высказать некоторые довольно спорные соображения и посоветоваться с читателями вот о чём.
В сравнении со многими зарубежными странами у нас очень дёшевы книги и те предметы, что называются «культтоварами». Недаром многие иностранные гости стараются увезти из Советского Союза не просто сувениры, а фотоаппараты, приёмники, телевизоры, музыкальные инструменты, а заодно с ними и предметы культуры быта, вроде холодильников и пылесосов. Дешевизна объясняется не только высокоразвитой советской индустрией, выпускающей эти предметы в огромных количествах, но и политикой цен. Всё, что идёт на благо советскому человеку, должно быть доступно каждому. А потому у нас всё время снижаются цены, скажем, на фотоаппараты, а не на водку.
В сравнении со многими буржуазными странами у нас также дёшевы билеты в театры и кино. Однако, судя по письмам читателей, хотелось бы сделать театры и концертные залы ещё более доступными. Я не знаю, как это провести в широких масштабах, но в домах культуры, клубах, парках, садах, мне думается, целесообразно снизить цены на билеты своих или гастролирующих концертных и театральных коллективов с тем, чтобы они сравнялись с платой за вход на почти ежедневные танцевальные мероприятия, которые, судя по многим наблюдениям, кроме вреда, ничего не приносят. Ведь никто же не станет доказывать, что пивные и бывшие «забегаловки» — это истинные «очаги культуры». Так же у нас получилось и с танцплощадками.
Пусть не поймут меня превратно. Молодёжь любит и должна танцевать, но я против чрезмерного и однобокого увлечения в ущерб полезному и культурному отдыху. Будут со мной не согласны девицы, которые, кроме танцплощадок, не признают другого времяпрепровождения (что поделаешь, только там они ищут знакомства), пустоватые юноши, о которых я уже упоминал.
Могут возражать и люди посерьёзнее. К ним следует прислушаться. Они приведут примеры, что танцы способствуют развитию пластики движений, что человек становится музыкальнее, изящнее и так далее. Ведь не рок-н-ролл и не твист властвуют на танцплощадках, а грациозные движения падеграса, падекатра или падепатинера и других танцев, пропагандируемых во всех клубах, начиная от Москвы и кончая посёлком на целине, пока ещё не имеющим точного названия.
Но это же ханжество. Кому нужно гальванизировать трупы, восстанавливая танцы мещанских салонов? Неужели в наш атомный, стремительный век так уже необходимо возрождать ленивую скуку купеческих девиц?
Любое искусство проверяется временем. Мы с уважением и эстетическим удовольствием смотрим на оперной сцене и медлительный менуэт, и полонез, но кто бы осмелился сказать, что эти танцы эпохи кринолинов будут пользоваться особой симпатией среди современной молодёжи?
Танцы рождались и умирали. Кто вспомнит сейчас о каком-нибудь матчише или кэк-уоке? Даже сравнительно близкий нам по времени тустеп ушёл в прошлое. А вальс или полька живут до сих пор.
Какой смысл ограничивать в танцевальном зале фокстрот или танго, подменяя их траченными молью падеграсами? Или это называется борьбой с западными влияниями? Но есть и другие прекрасные танцы, как, например, липси, созданный в ГДР, кубинская румба, самба. Да их всех не перечесть. Они целомудренны, исполнены грации и огневого темперамента.
Диву даёшься, почему так робко проникают на танцплощадки и в клубы новые танцы, созданные на народной основе советскими балетмейстерами? Ведь среди этих танцев есть прекрасные образцы, полные живого задора и как нельзя лучше отвечающие требованиям современности.
Возможно, отсюда и должен пойти советский стиль, который будет пользоваться у молодёжи гораздо большим успехом, чем извращённый западный или старомодный салонный.
Но гораздо важнее другое. В клубах у нас существуют курсы и школы танцев. Там разучиваются и румбы, и падеграсы, однако кто же наконец скажет громко и всерьёз, что эти парные бальные танцы не могут танцевать девушка с девушкой, что это неприлично, что это дурной тон. Мне приходилось бывать за рубежом, там это не принято. Да и у нас в клубах учёных, литераторов, работников искусств или просто в ресторанах такая девичья пара вызвала бы удивление.
К чему я это всё рассказываю? Мне думается, что если бы со школьной скамьи девушки уяснили себе эту истину, то на танцы они приходили бы только с юношами, а не с подругами. Рядом надёжный защитник, кто посмеет её оскорбить? Да и хулиганам тогда на танцах делать нечего. Настоящие ребята живо их скрутят.
Правда, девушки могут возразить: мальчики заняты, у них другие интересы, не будут они часто ходить на танцы… «Вот и прекрасно, — напрашивается ответ. — Пусть для вас это станет праздником, а не дурной привычкой».
По-разному воспринимает этот откровенный разговор молодёжь. Пишут благодарные девушки, пишут скептики и уязвленные. Но сейчас я хотел бы обратиться к родителям.
У вас есть дочь. Ей пятнадцать, восемнадцать, двадцать лет. Она тихая девочка и очень застенчива. Так, например, в музее она отворачивается от гипсового Аполлона, когда смотрит в кино, как целуются, смущённо опускает глаза. У неё почти нет близких друзей среди сверстников, но часто приходят подружки и тащат её на танцплощадку. Вы не противоречите ей.
А я порекомендовал бы вам посмотреть, что делается на танцплощадках. Думаю, что после этого, если у вас есть хоть крохи родительской власти, ваша дочь не решится последовать примеру её подружек.
И беда не в том, что за танцами наблюдает усиленный наряд милиции, как, скажем, в танцзале столичного Парка культуры и отдыха. Дело в самой атмосфере. Как говорится, она «начинается с вешалки». Вы входите, и вас встречают огромные вывески: «За оставленные в кармане вещи и деньги администрация не отвечает», «За пропавшие пальто по утерянным номерам администрация не отвечает».
В каком театре, клубе, ресторане вы увидите подобные предупреждения, оскорбляющие ваше достоинство? Но здесь танцзал — тут особые посетители. И сидят «тихие девицы» в ожидании, когда какой-нибудь самодовольный хлыщ милостиво разрешит положить ему руку на плечо и пройтись круг, другой в танце.
Открываются новые огромные танцевальные залы вместе с кафе. Надо только позаботиться о том, чтобы нравы и обычаи танцплощадок не были перенесены в них. Думаю, что это уже не повторится.
А где твоя гордость, «тихая девочка»?
Кому не известно огромное облагораживающее влияние женщины в нашей мужской судьбе? Тысячи книг написаны об этом. Женская любовь или чистая девичья дружба вспоминаются, как лучшие страницы дней твоей юности… Это великая неодолимая сила, которая может делать чудеса.
Мы отказались от раздельного обучения. Мальчики стали мягче, сдержаннее и, если применимо к данному случаю это высокое понятие, стали благороднее. А девочки? Мне говорили учителя, что они стали ещё лучше учиться.
Но не это волнует. Я думаю, смогли ли наша семья, школа, комсомол, мы, литераторы, работники искусств, особенно кино и телевидения, пробудить по-настоящему эту великую силу, которая должна бы делать чудеса. Я сознательно себя ограничиваю и говорю только о девушках в возрасте от пятнадцати и примерно до двадцати лет. Для них это очень сложный, переходный возраст, когда формируется и женщина, и её характер.
Я говорю об этом также и в той связи, что наибольший процент случаев хулиганства падает именно на этот возраст. Вполне понятно, что речь идёт о ребятах: девушки, как правило, у нас тихие.
А если так, то почему же далеко не всегда чувствуется это высокое облагораживающее влияние девушки на её сверстника? Почему не застревают у него в горле грязные слова? Почему он высокомерен, груб и дерзок в девичьем ласковом и спокойном мирке? Неужели доброе слово, мягкое пожатие руки не образумят молодца, не удержат от дурного поступка? И в конце концов неужели ему просто не стыдно? Ведь рядом с ним девушка.
