Гиммлер был очень бледен. Веки воспаленные, красные, должно быть, от чрезмерного чтения. Зрачки какого-то серо-мышиного цвета, а типично монгольские брови почти свисали на глаза. Волосы у него были темные. Выпуклый лоб невысок, без крутизны по бокам, зато полноватые виски казались почти наростами. Резко скошенный подбородок отступал, как пасть амфибии или челюсть акулы. Гиммлер был плохо выбрит. Верхнюю губу и щеки покрывала жесткая щетина. Нижняя губа имела приятный изгиб, но уголки рта были как бы зашпилены, что придавало лицу выражение циничное, резкое и скрывало присущие ему жестокость и слабость.
Пока мы обсуждали военно-политическую обстановку, я для себя сделал три вывода. Взгляды Гиммлера (это было в конце мая 1944 года) поражали своей наивностью, я даже задавался вопросом, вполне ли он со мной откровенен. Гиммлер утверждал, что в скором времени Германия подпишет с западными державами сепаратный мир. Англия основательно потрепана, а США, хотя пока и не ослаблены, все же не сумели в полной мере развернуть свой военный потенциал. После того как будут объявлено перемирие и согласованы условия договора, война на Востоке будет продолжена. Благодаря выгодным стратегическим позициям, которые занимает немецкая армия, эта война может длиться десятилетиями, если будет поддержана западными союзниками. Но неужели Гиммлер ничего не слышал о Тегеранских соглашениях? Неужели не знал, что сепаратный мир невозможен? Постепенно я приходил к выводу, что в вопросах политики Гиммлер чрезвычайно наивен. Позже, когда я встречался с ним в Хоэнлихене, Гарцвальде и Любеке, незадолго до конца войны, этот человек, занимавший самые высокие государственные посты, задавал мне странные, прямо-таки детские вопросы, стараясь получить от меня астрологические озарения относительно военно-политической обстановки. Видит Бог, Гиммлер не был гением. Скорее, посредственностью, особенно когда приходилось его видеть в домашней обстановке, без блестящей свиты.
После того как мы немного подкрепились, Гиммлер заговорил о своем гороскопе. Набросок его гороскопа был мною сделан еще в 1934 году. Гиммлер не знал точного времени своего рождения, и мне пришлось взять за основу расположение планет на полдень. И вот теперь мы попытались установить точное время его рождения, так сказать, обратным числом. В подобных случаях астролог составляет гороскоп на прошлое, а затем выверяет его, сравнивая с действительно происходившими событиями в жизни этого человека. Если созвездия совпадают с течением событий в прошлом, становится возможным определить точный момент рождения человека и составить его гороскоп на будущее. Пока я готовил этот уточненный гороскоп, я заключил из нашего разговора и вопросов Гиммлера, что он достаточно сведущ в астрологии. Он употребил несколько профессиональных терминов, которые узнал не от меня. Он говорил о тройственных аспектах, о благоприятных и не благоприятных знаках, о возвышении планет.
Тогда же я передал Гиммлеру папку с моими наблюдениями по универсальной астрологии. Особенно его привлек доклад, который я составил на заданную тему: «Существует ли угроза нового монгольского нашествия?». Завершая доклад, я писал, что, возможно, уже близок день «Битвы у Пчелиного Древа», сражения, предсказанного седой легендой, бытовавшей на берегах Рейна и в Вестфалии. Я высказал предположение, что эта битва, как и Битва на Вельзер-Хайде, также упоминавшаяся в стародавних легендах, теперь неотвратимы.
Гиммлер возражал: «Битва у Пчелиного Древа и Битва у горы Унтерсберг на Вельзер-Хайде близ Айген-Бертесгадена к теперешней войне не имеют никакого отношения. Время тех битв наступит не скоро».
«Не могу согласиться с вами, — сказал я. — Разве разрушенный до основания Кельн, о чем недвусмысленно говорится в пророчестве, и массированные бомбардировки городов Рейна-Вестфалии не наводят на мысль, что предсказанная Битва у Пчелиного Древа, которой суждено решить судьбу Германии, уже началась? Разве этот срок уже не наступил?»
Гиммлер холодно принял мои возражения. Я это сразу почувствовал и впредь решил быть осторожней — подождать, пока не завоюю его доверие удачными предсказаниями.
Штаб-квартира контрразведки, Берлин
После заговора 20 июля 1944 года положение Гиммлера казалось прочным как никогда. Десятью годами раньше, в июне 1934 года, уничтожив Рема и его друзей, Генрих Гиммлер достиг сразу двух целей: устранил СА, вероятного противника СС, и доказал свою преданность Гитлеру. С начала войны Гиммлер всеми путями стремился усилить свою организацию. Расширение СС и особенно ваффен-СС с 1939 года проходило столь методично, что к 1943 году имелось пять танковых и четыре мотострелковых дивизий, горнострелковый корпус, а также множество частей и соединений, созданных на оккупированных территориях. К концу войны уже имелось тридцать семь эсэсовских дивизий. Заветной целью Гиммлера было создание люфтваффе-СС, однако этого он сделать не успел.
На фронтах дивизии ваффен-СС сражались дружно, героически и даже фанатично бок о бок с дивизиями регулярной армии. Гиммлер всегда заботился о своих эсэсовцах — по сравнению с войсками вермахта те имели больше привилегий, которые они вполне оправдывали своими потерями и жертвами. Хотя к концу войны различия между ваффен-СС и армией стали менее заметными, армейцы, вне всяких сомнений, чувствовали себя задетыми и уязвленными.
После того как Гиммлер был назначен командующим резервной армией и всех частей и соединений на территории Германии, он, можно сказать, что он, добился осуществления своих честолюбивых планов, хотя, конечно, был кем угодно, только не полководцем.
В новой должности Гиммлер со всей возможной поспешностью наращивал численность ваффен-СС и, формируя фольксгренадерские дивизии, создал новый вид вооруженных сил, позднее переросший в фольксштурм (части гражданской обороны). Однако после этого назначения безотлучно находившийся в ставке Гитлера Мартин Борман стал усиленно плести против него интриги, чего Гиммлер поначалу не заметил. Возглавляемые им войска не сумели добиться зримых успехов и очень скоро стали выдыхаться. В начале 1945 года, когда у Гиммлера случилось нервное расстройство, они находились в упадке.
История Гиммлера мне была хорошо известна, но как личность он для меня оставался загадкой. Незадолго до моей первой встречи с ним я некоторое время провел в Гарцвальде с Керстеном. Меня одолевали мрачные предчувствия, я давно подозревал, что Гиммлер хочет меня видеть и что Шелленберг готовит эту встречу. Как-то прогуливаясь с фрау Керстен, очень умной и милой женщиной, я спросил ее мнение о Гиммлере. Она долго молчала и наконец ответила: «Трудно сказать, что он собой представляет. Кажется, занятный человек». И опять замолчала.
Потом помимо ее воли с уст сорвалось то, что она думала: «Гиммлер свинья, настоящая свинья!» И рассказала мне, как однажды в концлагере Равенсбрюк он велел вывести к нему голых женщин из секты Свидетели Иеговы и как стал избивать их плетью, а после экзекуции ушел, злорадно посмеиваясь.
Итак, первая «аудиенция» завершилась. На встречу с Генрихом Гиммлером в Айген я ехал со смешанным чувством любопытства и страха. Так или иначе, встреча состоялась, я цел и невредим. Опасения Шелленберга, что излишней откровенностью я могу поставить под удар себя, а следовательно, и его, и весь кружок Керстена — эти опасения не подтвердились. У меня складывалось впечатление, что встреча прошла удачно.
Я долго думал, как вести себя с Гиммлером, и в конце концов решился говорить открыто, ничего не скрывая.
В тот момент мне казалось, я достиг поставленной задачи: я описал полную безнадежность политической ситуации, а гороскоп Гитлера прокомментировал в сугубо мрачных тонах, я убеждал Гиммлера устроить путч, и несмотря на это мне в какой-то степени удалось заручиться его доверием.
Вернувшись в Берлин, я сразу отправился в штаб-квартиру контрразведки на Беркерштрассе, чтобы обо всем рассказать Шелленбергу. Управление контрразведки размещалось в многоэтажном здании, построенном в 1930-е годы в «утилитарном» стиле. Окружавший его просторный двор пестрел уродливыми бункерами и гаражами. Кабинет Шелленберга находился в центре сложного лабиринта коридоров. Подобно паутине, они тянулись к многочисленным подотделам, ведавшим регионами или отдельными темами.
Молоденькие офицеры СС придирчиво проверяли посетителей, после чего те под эскортом двух охранников препровождались в соответствующие кабинеты. Любая попытка остановиться в коридоре пресекалась грубым окриком, а нарушитель автоматически подозревался в намерении что-то подслушать. Несмотря на такие крайности, меры безопасности были на любительском уровне. Так, напротив входа в здание контрразведки я приметил несколько сараев, откуда с помощью телеобъектива можно было заснять всех входящих и выходящих.
