Не следует обманывать себя и других красивыми словами. «Око за око и зуб за зуб» — в отношении бандитов, понравилось бы каждому, но дело не в этом. Я еще раз повторяю, что мы должны или на удар отвечать ударом, иди же безропотно склонять голову при каждом ударе.
Все это не ново, — вспомним мировую войну и ряд интересных фактов и уроков, данных ей нам.
Во время мировой войны немцы посылали свои аэропланы и цеппелины бомбардировать Лондон; в течение некоторого времени англичане воздерживались от принятия аналогичных мер в отношении немецких городов. Приводились доводы — это мол, варварство, нечеловечно и присуще одним только тевтонам и что же, в конце концов, английское общественное мнение убедило правительство принять реваншные меры против Германии. На очередную бомбардировку Лондона англичане ответили бомбардировкой ряда немецких городов.
Англичане, несомненно, понимали, что сбрасывая бомбы на города, они в первую очередь уничтожат жизни и дома невинных жителей. Остановило ли это их? Почему они отказались от сопротивления? Разве не ответят англичане и французы на убийство своих женщин и детей такими же мерами, в теперешний конфликт? Было бы не умно задумываться над этим. На террор — мы ответим контр террором, на атаку — контратакой. Посмотрим, кому надоест это дело и кто победит.
Я считаю, что объяснил своим читателям и слушателям довольно ясно — во время войны не приходится задавать себе вопросы: «что лучше» стрелять во врага или не отвечать.
Единственный дозволительный вопрос, могущий возникнуть при данных обстоятельствах, это как раз наоборот: «что хуже» — дать себя убить или поработить без сопротивления, или же бороться до последних сил, со всеми вытекающими из этого ужасными последствиями.
Слово «лучше» не существует вообще. Все связанное с войной ужасно само по себе. Когда вы стреляете во вражеского солдата, не обманывайте и себя уверениями, что стреляете исключительно в «виновных». Я помню этих «виновных» — на палестинском фронте в 1918 г.: турецкие крестьяне — славные ребята, отцы коих должны были быть горды, имея таких сыновей. Никто из них не питал злобы ни к Британии ни к нашему Легиону, тем более, никто из них не желал войны вообще они желали одну вещь — свой дом. Каждый раз как кто-нибудь из них был убит, свершалось величайшее преступление и когда мы теряли людей убитыми и раненными, но, пожалуй, нам в этом отношении было легче, так как мы были волонтеры — добровольно решившие отдать свои жизни за освобождение и защиту своей родины.
Быть хорошим для других — это позволить себя убить, унизить и отказаться от того, что дорого нам: страна, свобода, надежда.
Латинская пословица гласит: из двух зол выбирай меньшее. В наш век господства и преклонения перед силой, мы можем задавать себе только один вопрос, «что хуже». Продолжать Хавлагу, наблюдать, как наши братья безжалостно убиваются, как среди арабов растет убеждение, что мы трусы и наши жизни ничего не стоят и как Британцы, а за ними и весь мир убедятся в том, что мы гнем спины под ударами, подымаем руки вверх и никаким образом не можем быть рассматриваемы, ни как противники, ни как союзники в тяжелое военное время? Нет!
Ужасное положение. Но еще больший ужас — это Галут, Рассеяние; чернейшей характеристикой Галута является твердо сложившееся мнение о дешевизне нашей крови — крови, которую можно проливать, и за которую не надо платить.
Этому пришел конец в Палестине. Аминь.
1939 г.
Этот разговор произошел более двадцати лет тому назад в городе Престоне, вблизи от Лондона жил Израиль Зангвилль.
«Я последователь Герцля и следую его учению и его мудрости», говорил он. «Прежде всего, это политический вопрос. Вы можете строить еврейскую страну, только если Правительство согласно. Когда я увидел, что Турецкое Правительство никогда не согласится, я сказал себе: Еврейское Государство не может быть построено в Палестине — поэтому поищем другое место.
Но теперь я вижу, что возможно, что Палестина будет покорена Британией, появилась новая надежда, которая и приветствую и которую я готов использовать и от всего сердца. Все это очень просто и это дело не должно быть превращено в сантиментальную метафизику. Годится ли Палестина? Хорошо — мы будем иметь Палестину. Не годится? Мы будем иметь Уганду или Анголу, или какую-нибудь другую подходящую страну с порядочным Правительством».
Я не был согласен с таким упрощенным отношением к делу, но разговор с Зангвиллем был большим интеллектуальным удовольствием, даже когда каждое его слово противоречило самым дорогим для вас принципам — может быть еще больше именно в подобных случаях.
У него был «колкий», проницательный, острый ум, который с презрением относился к общепринятым понятиям и не боялся все подвергать вопросу.
Перед самым началом Великой войны, когда подавляющее большинство в Англии было за интервенцию в войну, он публично боролся против той тенденции и публично заявлял, что быть союзником царской России хуже, чем симпатизировать Германии.
В этом он также ошибался, может быть, он вообще ошибался во всем. Но это не важно. Существуют люди, в каждой ошибке которых больше смысла, чем в дюжине тупоумных истин. Качество ума часто бывает более важным, чем содержавшие лекции.
Нити мысли Зангвилля, хотя и приходили часто к выводам, которые ничего не стоили, но всегда действовали возбуждающе на слушателей и заставляли их самих думать. Это качество называется «имбирем», чем-то, что дает неинтересному блюду пикантный бодрящий привкус.
Любопытный маленький факт, неизвестный даже многим филологам: на «иврит» или, во всяком случае, на иврите Талмуда есть слово «зангвилл» и оно значит «имбирь».
Я вспомнил на этой неделе об одном из этих разговоров с Зангвиллем, когда прочел о предполагаемом принудительном переселении 250 000 германцев из Тироля. Иностранцев тоже изгоняют, но я не думаю об этом, я говорю о тех 250 000 итальянских граждан, с немецким языком и национальностью, которым Италия, согласовав этот вопрос с Германией, теперь приказывает эмигрировать из страны, где они родились, и отправиться или в Германию или в Африку.
Газеты недоумевали относительно причин для подобного соглашения. Я не вижу загадки, по-моему, вопрос вполне ясен. Германия все еще была должна Италии концессию за ее первые услуги — за то, что она не мешала «аншлюсу» Австрии, и со времени той услуги Италия оказала еще несколько услуг и пока еще не получила ничего взамен.
С другой стороны не секрет, что многие итальянцы сильно подозревают, что может быть окажется не очень здорово иметь общую пограничную линию с Германией в особенности, когда нацистские ораторы так громко кричат о том, что Германия должна, в конце концов, поглотить каждый кусок земли, который когда-либо принадлежал Австрии. Южный Тироль тоже некогда принадлежал Австрии.
Поэтому нет никаких сомнений в том, что наступил момент, когда Муссолини сказал Гитлеру; «Ты должен теперь деть мне ясное доказательство того, что Германия никогда не будет иметь никаких претензий на Южный Тироль. Правда, ты сказал это, но слов недостаточно. Ты должен помочь мне ликвидировать самый корень германского ирредентизма — ликвидацией германского меньшинства в Южном Тироле так, чтобы не осталось и следа от этой проблемы».
Таким образом, это было решено. Нет никакого сомнения в том, что этот ход заключает в себе целый ряд новых элементов.
Я не знаю, имеется ли точно такой же прецедент в истории, хотя и имеется много отчасти похожих прецедентов. Весь этот «подход» к проблеме национальных меньшинств в данном случае в корне отличается как от подхода старого доброго «Полицейского» Правительства.
Старое, доброе «Полицейское» Правительство старалось ассимилировать меньшинства, либеральные режимы старались удовлетворить их, давая им (только на бумаге) некоторую степень самоопределения. Оба метода часто вели к разочарованию и беспорядкам. Диктаторы идут дальше: они хотят избавиться от меньшинств.
Как я уже сказал, это ново и все же не ново. Кемаль Паша тоже однажды избавился от армянского меньшинства. перебив их. Позже, в 1923 году, он ликвидировал греческое меньшинство так же. поместил почти полтора миллиона душ на пароходы и отправил их за море в Македонию, но, во-первых, он не спрашивал у греческого правительства, хотят ли они их или не хотят и, во-вторых, греки отплатили тем, что выгнали полмиллиона турков и поэтому эту сделку стали называть (в некоторых текстовых книгах вежливые авторы) «обмен населением между Грецией и Турцией».
Но здесь, в Тирольском договоре, речь идет не об отношении врага к врагам, а о друзьях, или, по крайней мере, о кажущихся друзьях. Это договор о взаимной услуге, о помощи, и здесь не возникает вопрос об «обмене», ибо в Северном Тироле, среди германцев нет итальянцев.
