От этой уголовной политики почти всегда зависит то, как ведет себя, функционирует полиция. А эффективность работы и поведение полицейских в свою очередь являются одной из важнейших причин, воздействующих на возникновение и распространение преступности. Перед лицом полиции, которая ничего не может сделать, мафиози не могут не сообразить, что настал их час.
Убийство Далла Кьезы в сентябре 1982 года показало всю неэффективность правительственных мер, принимаемых против мафии. В том году Далла Кьеза был назначен префектом Палермо, но в течение многих месяцев, когда он занимал этот пост, он пользовался лишь теми исключительно ограниченными правами, какими пользуется любой префект в Италии, не имеющий права вырабатывать и проводить собственную уголовную политику. Правительство никогда не вводило его в курс своей политики в отношении мафии и не давало соответствующих полномочий. Что же касается добровольной инертности правительства в отношении мафии, то оно, безусловно, не проявляло необходимой административно-политической ответственности, и, между прочим, из документов, собранных той же «Антимафией», можно привести весьма показательные примеры на этот счет.
В 1949 году правительство послало в Палермо полковника карабинеров Уго Луку, который возглавил силы по борьбе с бандитизмом на Сицилии с конкретной задачей — уничтожить бандита Джулиано. Лука выполнил это задание, хотя дело происходило и не совсем так, как выглядело в телеграфном сообщении правительству от 5 июля 1950 года. Лука, как явствует из этого донесения, обнаружил в Палермо присутствие мафии и сообщил правительству точный план борьбы с огромной силой, которой она уже в 1949 году обладала на острове. «В каждом развитом государстве, — писал он, — существует экономическая полиция (она отличается от налоговой), в компетенцию которой входит обнаружение экономических факторов, способствующих незаконной наживе, и борьба против этого явления». Таким образом, до сведения итальянского правительства эта его точка зрения была доведена 4 декабря 1949 года и зафиксирована в документах «Антимафии». Лука предупреждал: «Если в общественном сознании утвердится уверенность, что владельцы состояния, добытого с помощью преступлений, будут преследоваться с тем же упорством, что и обычные бандиты, то многие, и в особенности молодежь, которая присоединяется к вооруженным бандам в надежде сколотить себе состояние, останутся честными гражданами».
30 октября 1963 года Пьетро Рагонези, председатель ассоциации промышленников Палермо (40 лет назад мафия похитила у него сына), весьма просто объяснил «Антимафии», кого и что представляет собой новая мафия. «Я вам так скажу. Я спрашиваю, например, у кого-нибудь из депутатов: “Скажите-ка мне, какое состояние было у вас до 1946 года? Ведь теперь у вас миллиарды. Мне бы хотелось знать, откуда они у вас появились… Это следовало бы знать о каждом человеке, состояние которого изменилось… Почему в настоящее время он стал миллиардером. Откуда появились эти миллиарды?”
“Антимафию” давно и серьезно предупреждали, что победить новых мафиози можно, лишь проведя солидные экономические исследования, касающиеся их состояния. 17 марта 1964 года в работе Комиссии вдруг наступила резкая пауза. В тот день она заслушала одновременно депутата парламента христианского демократа Эмилио Коломбо, тогдашнего государственного казначея, депутата парламента Роберто Тремеллони, социал-демократа, министра финансов, и Гвидо Карли, который в то время был председателем правления Итальянского банка, а еще раньше входил в состав одного из послевоенных правительств.
После дачи ими показаний с серьезнейшими обвинениями в адрес мафии и ее покровителей выступил коммунист Ли Каузи, но Тремеллони выслушал лишь часть его речи, после чего, сославшись на занятость в парламенте, удалился, оставив вместо себя Атоса Вальсекки, христианского демократа, заместителя министра финансов. Коломбо уверял, что государственная администрация будет сотрудничать с “Антимафией” в сборе доказательств, “если таковые имеются”, но в ответ на просьбу сообщить о возможности сотрудничества с “Антимафией” “компетентных органов”, отвечающих за распределение и использование кредитов, заявил, что “…здесь мы находимся перед лицом ограничений, которые я могу лишь подтвердить, иначе я нарушу один из основных принципов этой деятельности. Таковым ограничением является, в частности, тайна вкладов. В этом пункте мы должны быть предельно точными, поскольку этот пункт налагает на нас особую ответственность”.
Карли ничего не сказал о тайне вклада, но, опираясь на выступление Коломбо, добавил, что “Антимафия” может послать в Итальянский банк список имен, “которые (она) может интерпретировать, как ей угодно, лишь бы в него входили люди, на которых распространяется возможность вести расследование”. Итальянский банк мог бы сообщить “Антимафии” “информацию, которой он в настоящий момент располагает в связи с собственной внутренней проверкой”, то есть банк соглашался передать “Антимафии” лишь ту информацию о мафиози, которая имелась в его распоряжении. И “Антимафия” последовала совету Карли, хотя могла обойтись и без этих банковских процедур, которые доказывали лишь то, что никаких расследований по поводу состояний мафиози не было и что их даже не намеревались проводить.
Только после 13 сентября 1982 года, то есть дня, когда был убит Далла Кьеза, а еще ранее и многие другие известные лица, а главное, лишь после того, как мафиози сколотили собственные состояния на тысячи миллиардов, парламент наконец принимает закон, которым обязывает полицию, непосредственно подчиняющуюся правительству, провести расследования о состояниях мафиози. Но тем временем строительный кадастр, некогда содержавший сведения, относившиеся ко всей Италии, распался, а налоговый превратился в пустой звук, не более. Тот же министр финансов в начале лета 1982 года сообщал, что в Италии ежегодный ущерб в результате уклонения от уплаты налогов составляет около 30 тысяч миллиардов лир. Таким образом, экономическое расследование будет серьезно осложнено в силу объективно сложившихся обстоятельств. В общем, мафия всегда может рассчитывать растянуть его лет на 20, если речь зайдет о подобном расследовании со стороны государства.
Конечно, у судьи меньше возможностей скрыть свои связи с мафиози, чем у политического деятеля, поскольку каждый судья сам подписывает решения, принятые на процессах против мафии.
В адрес сицилийских судей, кроме того, были выдвинуты обвинения, касающиеся их профессионального уровня.
“Антимафия” протестовала против слишком большого количества постановлений о снятии обвинения, принимаемых уже в ходе расследований (то есть на начальной стадии процесса) по преступлениям мафии. “Доказательственная мозаика” превращалась, по существу, в оправдания, “которые мотивировались слишком сжато, без точных и глубоких ссылок на собранные доказательства”. Для оправдания мафиози сицилийские судьи прибегали к “юридической терминологии”, не известной остальным итальянским магистратам». Одни из членов Комиссии считали, что на Сицилии судьи отличаются «первобытным незнанием феномена мафии во всех его сложных социальных, моральных и у головных проявлениях», вследствие чего они погрязли в трясине негативных «тенденций к преуменьшению опасности, которую представляет собой мафия».
Другие отмечали, что сицилийские судьи работают «в обстановке, пронизанной духом мафии», и поэтому, как утверждает Ферраротти, многие из них сознательно, хотя и с весьма непосредственным видом отрицают ее существование.
В 1955 году видный сицилийский магистрат Джузеппе Гвидо Ло Скьяво — бесстрашный человек, пользовавшийся большим авторитетом — рассказал в одной из своих статей, что когда-то один из его друзей уговорил его принять в своем доме дона Калоджеро Виццини, которого Ло Скьяво знал как «крестного отца» мафии. Во время встречи Ло Скьяво называл Виццини «коммендаторе» (командор), т. е. официальным титулом, присвоенным ему государством, но «дон» Калоджеро сказал, что Ло Скьяво может называть его «дядюшкой Кало́». Но почему-то Ло Скьяво не упомянул имени «друга», который вынудил его принять в собственном доме шефа мафии, хотя его имя могло сыграть решающую роль при вынесении приговора Виццини.
В 1963 году один из членов «Антимафии» спросил у генерального прокурора Палермо Меркаданте, не являются ли некоторые судьи родственниками «лиц, подозреваемых в связях с мафией», и Меркаданте ответил, что он не допустил к участию в открытом конкурсе на должность судьи одного молодого человека, сына или ближайшего родственника человека, «попахивающего мафией».
В городском суде Палермо шел крупнейший процесс против 76 мафиози, на многих из которых висело обвинение, минимум на 90 % основывавшееся «на восьми с половиной томах записей перехваченных телефонных разговоров». Среди них имелись записи многочасовых обсуждений членами мафии своих дел, которые можно было бы обнародовать. Но 8 апреля 1974 года итальянский парламент принял новый закон, согласно которому прослушивание телефонных разговоров должно было вестись с соблюдением особых правил, а имеющими силу доказательств считались только те записи, которые были произведены в соответствии с этими новыми правилами. Но парламент должен был учитывать, что до 1974 года ни один итальянский судья не мог себе представить, каким окажется закон о подслушивании телефонных разговоров. В Палермо же сразу применили этот закон, и восемь с половиной томов обвинительного материала пошли в макулатуру. Сицилийский суд не напомнил «Антимафии» о том, что депутатами парламента, принявшего этот закон, были также и известнейшие адвокаты, защищавшие обвиняемых на этом процессе.
