Много энергии у командующего отнимали текущие дела, связанные с сосредоточением кораблей и вспомогательных судов эскадры. Так, в конце сентября вооруженный в Либаве военный транспорт «Иртыш» при входе в Ревель мелководным Суропским проходом коснулся мели и получил сильную течь. Здесь не было вины командира «Иртыша» капитана 1–го ранга К. Л. Ергомышева или его старшего офицера лейтенанта П. П. Шмидта (весьма опытных в морском деле офицеров). Наоборот, именно этот рискованный маршрут был назначен флагманским штурманом полковником В. И. Филипповским, прибывшим на борт транспорта у о. Нарген. Возможно, что флагманский штурман передал распоряжение командующего, которое не следовало обсуждать…
Получив доклад о пробоине и видя беспомощность буксиров, пытавшихся ввести «Иртыш» в гавань, Зиновий Петрович сам прибыл на транспорт. «Он быстро поднялся на мостик, — вспоминал позднее служивший на «Иртыше» мичманом Г. К. Граф[102], — и стал сам распоряжаться, но от этого дело не пошло скорее……. «Чем втаскивание шло медленнее, тем адмирал все больше выходил из терпения и сильнее выражал недовольство: то и дело слышалась ругань и проклятия, и это всех терроризировало. Только к 12 часам ночи «Иртыш» окончательно втянули в гавань, и адмирал уехал, а мы, измученные и подавленные, спустились в кают–компанию…»
«Иртыш» пришлось поставить в ремонт, и злополучный транспорт догонял эскадру в пути. Перед этим вспомогательный крейсер «Дон» опрокинулся в сухом доке порта Императора Александра III. Правда, Зиновия Петровича там не было, и он не смог продемонстрировать свой гнев и красноречие. К тому же вооружение вспомогательных крейсеров оставалось в ведении контр–адмирала великого князя Александра Михайловича Однако, снаряжая эскадру, З. П. Рожественский свел на нет половину усилий августейшего коллеги. По его представлению операции на морских и океанских коммуникациях Японии силами вспомогательных крейсеров были свернуты, чтобы не обострять отношения с нейтральными державами (Англия, Германия, США) на время перехода эскадры.
При снаряжении эскадры ее матросы и офицеры не испытывали недостатка во внимании августейших особ. Император неоднократно посещал корабли и увенчал проводы описанным выше смотром на Ревельском рейде. Еще в Кронштадте Николай II и императрица Александра Федоровна «всемилостивейше соизволили пожаловать» на все суда священные иконы и собственного Александры Федоровны изготовления воздухи (покрывала) для церковных сосудов. Зиновий Петрович не преминул объявить об этом в приказе по эскадре (№ 32 от 28 августа 1904 г.). «Их Императорским Величеством ведомо, — писал адмирал, — что все чины эскадры от мала до велика пламенеют единым желанием положить свою душу на защиту чести народа во славу Государя и в утешение любвеобильному сердцу Царицы. Примите же товарищи благословение Царское, как освященный залог исполнения Ваших желаний».
17 сентября в Ревеле корабли эскадры объезжала мать императора — вдовствующая императрица Мария Федоровна, которая не успела посетить транспорты «Иртыш», «Анадырь» и 7 миноносцев. Офицерам и командам этих судов в особом приказе (№ 66) объявлялись «напутствие Ея Величества благословения» и пожелание счастливого плавания и благополучного возвращения.
Зиновий Петрович, несомненно, был польщен столь пристальным вниманием царской семьи. Но здесь надо заметить, что это внимание, в том числе и со стороны генерал–адмирала, ограничивалось визитами, пожеланиями и дарением икон. Без всякого контроля за снаряжением, хотя великий князь Алексей Александрович был здесь главным ответственным лицом и мог решить с Николаем II любой вопрос. Безразличие высоких лиц флота и государства, как всегда, позволили тыловикам сэкономить на мелочах. Главное управление кораблестроения и снабжений (ГУК и С) умудрилось столь точно рассчитать сроки носки формы одежды, что нижние чины износили все свое обмундирование уже на полпути к театру военных действий и стали напоминать оборванцев.
Экономия на матросских штанах и обуви выглядела ничтожной в сравнении со стоимостью боезапаса, а последнего было отпущено с превышением на 20 % основного комплекта для всех калибров, кроме 10- и 12–дюймового. Для крупных орудий, впрочем, имелось достаточно практических снарядов и зарядов (главная норма)[103]. На броненосцы «Сисой Великий», «Наварин» и крейсер «Светлана» добавили по четыре 75–мм. пушки. Вообще, главные силы эскадры по вооружению выглядели солидно: семь броненосцев З. П. Рожественского имели 28 орудий только крупного (254 мм. и выше) калибра против 17 таких же пушек на линейных кораблях адмирала Того Хейхатиро. При рациональном использовании артиллерия русских кораблей могла нанести серьезные потери противнику, а в эскадренном сражении в открытом море она могла сыграть и решающую роль при разумном сочетании ее огня с огнем орудий среднего калибра и стрельбой минами Уайтхеда с больших судов и миноносцев. Нельзя сказать, что Зиновий Петрович не думал о встрече с противником В письмах из Ревеля, адресованных Капитолине Николаевне Макаровой, он, в частности, утверждал: «…Не могу ни о чем думать теперь и живу только одним желанием победить. Это желание выше сил моих… Разговор о Чухнине (в столице ходили слухи о замене З. П. вице–адмиралом Г. П. Чухниным — В. Г.) по–видимому, праздный. Это значило бы — не посылать эскадры вовсе. Кроме меня никто не может повести ее в ближайшем будущем..»[104]
Интересно, что в начале войны З. П. Рожественский писал жене своего прежнего начальника, что сам сделал все возможное для назначения С. О. Макарова командующим флотом в Тихом океане, — надо было «спасать остатки флота». Теперь же, когда вице–адмирал Макаров пал на поле брани, складывалось впечатление, что Зиновий Петрович не только не служил под флагом покойного, но даже не имел понятия о творческом наследии и достижениях этого выдающегося флагмана рубежа XIX‑XX вв.
Так, в период командования флотом С. О. Макаров успел ввести в действие «Инструкцию для похода и боя» с приложением однофлажных сигналов (впервые в истории нашего флота) и инструкции по управлению огнем. Подлинники этих документов сгинули с «Петропавловском», на кораблях эскадры сохранились многочисленные копии. Если говорить коротко, то макаровская «Инструкция…» представляла собой прообраз современного боевого устава, а сигналы — прообраз первой части свода боевых эволюционных сигналов. Макаров предусматривал активные формы боя, основанные на раздельном, но согласованном маневрировании отрядов броненосцев, крейсеров и миноносцев с использованием легко читаемых однофлажных сигналов (позволяли быстро совершать перестроения) и не исключал возможность залповой пристрелки в эскадренном сражении.
На 2–й эскадре Тихого океана была принята только двухфлажная сигнальная книга, с испытаниями которой мучились почти все предвоенное десятилетие (на замену трехфлажной), и наконец приняли ее незадолго до начала войны. Маневрирование по двухфлажным сигналам было хорошо для мирного времени, так как эти сигналы требовали значительного времени для набора и разбора.
Правила стрельбы — «Организация артиллерийской службы на судах 2–й эскадры Тихого океана» (приказ № 5 от 8 июля 1904 г.)[105] явно тяготели к устаревшим документам МТК 90–х гг. XIX в. Они предусматривали, в частности, пристрелку одиночными выстрелами назначенного для этой цели плутонга и показание установки прицела своего первого выстрела передним мателотом, чтобы этой установкой воспользовались следующие за ним корабли. При принятой системе сигнализации для всего этого требовалось драгоценное время, которого, как показал опыт войны, не хватало в условиях эскадренного боя больших линейных кораблей, маневрирующих на скорости около 15 уз. и стреляющих на расстояние 50–70 кбт.
Впрочем, «Организация артиллерийской службы…» была довольно подробно разработана, что свидетельствует о глубине технических и организационных познаний ее автора — подполковника Ф. А. Берсенева. Однако в ней не видно глубины тактической мысли, а также следов анализа опыта войны. Утвердивший эти правила З. П. Рожественский, в отличие от «техника» Ф. А. Берсенева, мог бы довести «Организацию…» хотя бы до уровня правил, утвержденных С. О. Макаровым, но этого не сделал.
Архаичными оказались и труды флагманского минного офицера лейтенанта Е. А. Леонтьева, также отданные приказами Зиновия Петровича по эскадре. Здесь и детальная «Организация сторожевой службы и отражения минных атак с судов при якорной стоянке эскадры на незащищенном рейде», и «Схема организации работ по очистке проходов от мин заграждения». Первый документ предусматривал создание «непрерывной световой преграды» боевыми фонарями броненосцев, а второй — траление минными катерами и шлюпками. Все это уже было отметено опытом войны: во избежание минных атак лучше всего было соблюдать полное затемнение, а минные катера не выгребали против волны даже на внешнем рейде Порт–Артура В минные погреба в носовой части броненосцев были загружены контрмины, хотя наличие там большого количества боезапаса уже стало причиной гибели «Петропавловска» и «Хацусе».
