Ржев был обойдён нашими войсками и с севера, и даже с запада, но бои за него длились 14 месяцев. Вадим Кожинов пишет, что подо Ржевом погибло 350 000 наших. Ржевские краеведы издали русский перевод книги генерала Гроссмана, который воевал в Ржеве. В предисловии к этой книге они пишут, что в трёх стратегических операциях подо Ржевом советские войска потеряли 1 109 149 солдат и офицеров. Почему наша армия вела эти кровавые бои? Борис Соколов писал: «Советские войска сковывали основные силы группы армий «Центр» и не позволили немцам перебросить дополнительные силы на Кавказ и под Сталинград, где решалась судьба кампании».
Уже упомянутый немецкий генерал Гроссман говорит в своих мемуарах, что подо Ржевом находилась примерно шестая часть всех дивизий Восточного фронта. Зная это, я лучше понимаю слова Константина Симонова, сказавшего, что «Сашка» – это повесть о человеке, который оказался «в самое трудное время и на самой трудной должности – солдатской».
Два имени собственных: Андрей Соколов и Сашка. В чём различие между ними? Одиннадцатиклассники говорят о стилистическом различии этих слов. Сашка – это как-то по-свойски, по-панибратски – и вместе с тем это сказано с симпатией. Андрей Соколов – это строго. Ну, и возраст у них разный. Андрей Соколов – ровесник века, в первое послевоенное лето ему 46 лет. У него семья, дети, большой жизненный опыт за плечами. Сашке 23 года. Он только входит в жизнь, и мы видим, как он формируется как солдат и как человек.
А теперь вопрос потруднее. Чем отличается повесть «Сашка» от рассказа «Судьба человека» по интонации, стилю, манере изображения жизни? Будем размышлять вместе. Вот финальный аккорд «Судьбы человека»: «И хотелось бы думать, что этот русский человек, человек несгибаемой воли, выдюжит и около отцовского плеча вырастет тот, который, повзрослев, сможет всё вытерпеть на своём пути, если к этому позовёт его родина». И этот финал, и весь рассказ отличает высокая нота – это близко к тому, что в музыке называют «форте»: сильно, громко, в полную силу звука.
А вот эпизод из повести «Сашка». Сашка ползёт к убитому немцу, чтобы снять с него валенки для своего ротного. «До взгорка добрался он быстро, не очень таясь, и до берёзы, а вот тут незадача… Расстояние в два пальца на местности в тридцать метров обернулось, и ни кустика, ни ямки какой – чистое поле. Как бы немец не засёк! Здесь уж на пузе придётся ползком…» Очень хорошо про это сказал Александр Коган, критик, литературовед, фронтовик: о поступке Сашки «рассказано сдержанно, прозаично, «по-домашнему». И тонкий критик Игорь Дедков написал, что в «Сашке» показан «трагический прозаизм войны».
Мы подошли к трудному вопросу. Кондратьева сперва не печатали: говорили, что всё это дегероизация. И я, когда прочёл его повесть, отдал журнал с ней нашему военруку, прошедшему всю войну. Через некоторое время он мне вернул журнал, сказав неодобрительно: «Дегероизация». Что же означает это слово с латинской приставкой? Дегероизация – изображение войны в негероическом виде и, по существу, отрицание героизма.
Уже в 90-е годы, обратившись на уроках в десятых классах к повести «Сашка», я попросил ребят за десять минут написать, что бы они ответили на такое обвинение. Всё сказанное ими можно объединить в три группы ответов. Первая: «Нельзя писать только о подвигах, нужно и о военном быте»; «Пусть в повести нет героизма, но зато в ней показано, как всё было на самом деле». То есть десятиклассники защищают повесть Кондратьева, но исходят из того, что темы подвига и героизма в ней всё-таки нет. Другие были убеждены в том, что Сашка действительно совершил подвиг – но «маленький». И лишь немногие приближались к пониманию, что в повести Кондратьева просто иная поэтика изображения героического.
И вот в конце октября 2014 года я спрашиваю учеников своих двух одиннадцатых классов, как бы они ответили на обвинение Кондратьева в дегероизации изображения войны. И все говорили одно: конечно, это повесть о подвиге, просто он изображён по-другому. Тут мы переходим к довольно простому домашнему заданию: я попросил каждого выбрать какой-нибудь эпизод из повести, который им почему-то оказался ближе, и кратко пересказать его. Естественно, вспомнили (об этом шла речь на уроке) тот эпизод, где Сашка полз, чтобы снять с убитого немца валенки для своего ротного. И про то, как Сашка взял на себя вину лейтенанта Володьки, швырнувшего тарелкой в майора, который в госпитале непотребно отчитывал их: с него, солдата, что взять – а лейтенанта особист прижал бы сразу.
Вспомнили и про главный эпизод повести – историю с пленным немцем, которого не может Сашка, выполняя приказ, пустить в расход. Ведь написано было в листовке: «обеспечена жизнь и возвращение на родину после войны». И он, Сашка, ведь обещал немцу жизнь. Для тех, кто спалил деревню, – «вот поджигателей этих стрелял бы Сашка безжалостно, коли бы попались, а как в безоружного? Как?»
Обратили внимание и на то, как, услышав в лесу стоны тяжело раненного, Сашка обещал ему прислать из санвзвода санитаров и даже начертил штыком глубокую стрелку и написал «раненый», а потом, когда добрался, сам раненый, до санвзвода и растолковал санитарам, где найти раненого, хотел было уходить – но сам пошёл провожать их: «знает он этих санвзводовских, на передок арканом не затащишь. Вернутся и скажут – не нашли, дескать, или что помер уже раненый. Кто их проверять будет?.. А ведь он слово дал. Умирающему – слово!»
Игорь Дедков подводит итог: «Повесть о Сашке становится повестью о жизни, мучимой войной, но сохраняющей – порой героическим усилием – своё живое разнообразие, достоинство и человеческое лицо». Но ведь об этом же и рассказ Шолохова «Судьба человека», хотя произведения эти написаны по-разному.
В этой связи я напоминаю старшеклассникам о том, что переживает князь Андрей Болконский перед Аустерлицким сражением; показываю репродукцию с картины Антуана Гро «Наполеон Бонапарт на Аркольском мосту»: красивый, молодой, со знаменем в руках… И тут же – капитан Тушин, маленький, грязный, худой, да к тому же без сапог. В избе, где расположился Багратион, Тушин «не рассмотрел древка знамени и споткнулся на него». Я на уроке в этом месте читаю два из последних трёх предложений, заканчивающих эпизод: «Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошёл от него. Князю Андрею было грустно и тяжело». Почему же князю Андрею было грустно и тяжело? Ведь он встретил прекрасного человека, стал свидетелем его подвига, определившего успех дня. Выслушав ответы десятиклассников, которые за все годы моей работы в школе ни разу не сказали того, что написано у Толстого, читаю последнюю фразу: «Всё это было так странно, так непохоже на то, на что он надеялся».
Идеальную формулу своих занятий, как я её представлял, я нашёл в интервью кинорежиссёра Владимира Меньшова. Он сказал, что, работая во ВГИКе со студентами, прежде всего думал о том, чтобы напитать их душу. Я шёл по этому курсу. У меня было три месяца до сочинения – но я не готовил к сочинению. Я вёл к размышлению и сопереживанию. А сочинение – производное. Ученики в сочинении должны выражать свои мысли. Но выражать можно только то, что у тебя есть. Мысли можно прочитать в книгах, услышать на школьных уроках. Но важно, чтобы эти вроде бы чужие мысли стали их собственными, а не заученными по шпаргалкам.
Теги: филология , ЕГЭ , сочинение
Сочинение: как, зачем, для кого
В Иванове прошёл круглый стол учителей города и области - вероятно, один из многих, имеющих место в пределах нашего Отечества. Учителя и методисты – словесники, историки, обществоведы – сошлись для того, чтобы "сверить часы": понять, чего они ожидают от учащихся и друг от друга. Общая неуверенность вполне выразилась в словах учителя И.В. Жуковой: «Когда мы ощущали раньше, что нам нужно будет писать сочинение, и так писать, чтобы потом тебе не стыдно было читать, что ты семь лет работала в этом классе, – тогда мы, конечно, относились трепетно, кропотливо шла работа. А сейчас[?] ведь это было не сочинение по литературе».
Учителя называли себя «государевыми людьми», готовыми «выполнять госзаказ», но не лежит у них сердце к заказу, суть которого непонятна. Раз за разом на ивановском круглом столе, так или иначе перефразированный, звучал вопрос: зачем возвращается сочинение? Присутствующие вспоминали картины прошлого: московский круглый стол о сочинении, которое «готовились отменить, потому что оно потеряло смысл». Уже тогда были те, кто предупреждал о последствиях отмены. И вот сегодня учителя поставлены перед фактом возвращения сочинения – но это уже не только сочинение по литературе. Теперь эту форму работы предполагается применять и в истории, и в обществознании. «Мы, учителя, разные, а ребёнок у нас один. Мы должны точно знать, что требуется на других уроках», – говорили собравшиеся.
