Если перевести это на язык нашей правящей элиты, то мы и получим формулировку о недопустимости пропаганды приоритета сексуальных отношений в ущерб ценностям семейной жизни. Традиционные семейные ценности, кстати, всегда были связаны с приниженным положением женщины. Тот же Савл писал:
«Жена да учится в безмолвии, со всякой покорностью; а учить жене не позволяю, ни властвовать над мужем, но быть в безмолвии. Ибо прежде создан Адам, а потом Ева».
Во многих архаических культурах женщина считается существом грязным, неполноценным и неполноправным. Савлианская культура — не исключение. Именно Савл назвал женщину «сосудом греха».
Позиция Савла по отношению к женщине и сексу для развития религиозной идеологии имела не меньшее значение, чем его тезис о том, что любая власть установлена богом и потому ей следует безусловно повиноваться. Более того, эти вещи взаимосвязаны. Недаром сейчас политическая реакция идет рука об руку с сексуальной.
Сексуальные отношения, включенные в иерархически организованную патриархальную семью и отделенные от собственных влечений их субъектов, неизбежно превращаются в форму господства и подчинения, в форму владения человека человеком. Жена принадлежит мужу, а дети — родителям. Все савлианские церкви культивировали домостроевский порядок, при котором родители полностью определяют сексуальную жизнь своих детей. Любая попытка самостоятельно распорядиться своей жизнью исходя из собственных влечений — это присвоение того, что тебе заведомо не принадлежит. Именно савлианская традиция превратила символическую легенду о грехопадении человека, возомнившего, что нет границ его познанию, в банальную историю о том, как дети вступили в сексуальные отношения вопреки воле папы.
Репрессивной цивилизации так и не удалось до конца подавить человеческое естество. Им приходилось как-то сосуществовать, уживаться, вступать в гнилые компромиссы. Но мира между ними не было никогда. Постоянно шла борьба «традиционных семейных ценностей» и эроса. Этой борьбой заполнена вся мировая художественная культура. Именно на нее пытаются замахнуться сегодняшние традиционалисты-мракобесы.
Вполне предсказуемо, как будут пытаться применять проектируемый закон те, чьи собственные сладострастные вожделения сводятся к маниакальной жажде владеть чужими телами и душами. Кто страдает зудом запретительства и истосковался по временам, когда вопрос о том, что можно, а что нельзя в книгах, песнях, фильмах, на сцене, решали в горкомах, обкомах и КГБ. Уже проверено на применении существующего закона о «нетрадиционных сексуальных отношениях».
Под новый закон будут стремиться подвести любое художественное произведение, да и вообще любое высказывание, «формирующее представление о допустимости сексуальных отношений вне брака либо равноценности таких отношений сексуальным отношениям в рамках брака». Любое произведение, затрагивающее тему бунта против родительской власти, будет расцениваться как «формирующее неуважение к родителям». А поскольку сегодня практически невозможно ограничить доступ к находящейся в публичном пространстве информации для отдельных категорий граждан (например, несовершеннолетних), защитники традиционных ценностей будут требовать изъятия таких произведений из общего доступа вообще.
О том, что наезды на ЛГБТ — лишь пристрелка перед запуском куда более далеко идущей программы, предупреждали. Да и проблемы несовершеннолетних в качестве предлога — тоже пристрелка. Метят антисексуальные маньяки из Думы гораздо дальше. И вряд ли их последний законопроект действительно последний. Вряд ли они вообще запретят любые сексуальные отношения в России. Вряд ли также они восстановят смертную казнь путем побивания камнями на площади за супружескую измену. Но вот попытки ввести полицию нравов от них ждать вполне можно.
Так что будем с нетерпением ждать их дальнейших шагов. А также появления собственного флага и собственной политической организации у приверженцев традиционных сексуальных отношений вне брака. Нашему бы теляти да волка съесть. Патриархально озабоченным родителям скоро придется убедиться, что их возможности перекрывать доступ к информации стали гораздо более ограниченными, чем когда-то. Остальным же придется осознать другую горькую истину: есть вещи поважнее, чем гражданский мир с любителями побивания камнями. Когда-то один странствующий проповедник из Назарета умел с ними разговаривать. Но не все обладают его талантами. Так что в ближайшее время будут более актуальны совсем иные формы диалога с этими людьми. Формы, которые всяко не будут укладываться в рамки рожденных их болезненными фантазиями законов.
27 января 2014 г.
Церковные мракобесы продолжают наращивать агрессивную экспансию в мир светской культуры. Они требуют запрета произведений искусства все чаще. Их чувства постоянно чем-то оскорблены. То тем, что некий предмет их культа изобразили не так и не в том контексте, то тем, что какой-то сотрудник церкви показан отъявленным мерзавцем, то тем, что образ почитаемого у них в качестве божества «религиозного деятеля» из древней Палестины трактуется не так, как они считают нужным.
Умиляет наша прекраснодушная общественность, призывающая РПЦ к диалогу. Вы о чем? Они будут требовать запретить, проверить на экстремизм, привлечь по статье, уволить, а с ними будут мирно вести диспуты о проблеме теодицеи? Увольте. Так не будет.
Евгений Ихлов призвал «признать честно, что между либеральной интеллигенцией и клерикально-реакционными кругами идет война, «игра с нулевой суммой»». Это значит — «кто кого» и компромисс невозможен. Вот только готова ли либеральная интеллигенция к этой войне?
Характерно, что тот же Ихлов заступился за Христа, над которым зло посмеялся Александр Невзоров. Упрекнул Александра Глебовича в отсутствии диссидентской солидарности. Ведь Иисус — тоже диссидент, бросивший вызов тогдашним мракобесам, и несомненная жертва политических репрессий.
Разумеется, такая трактовка образа Христа возможна. Как, впрочем, и любая другая. Ведь достоверно мы о его жизни почти ничего не знаем. Уже на заре так называемого христианства (на самом деле савлианства), церковники стремились утвердить собственную монополию на истолкование образа этого самого Христа, свирепо уничтожая все его неканонические жизнеописания. Преуспели в этом настолько, что до нас не дошел целиком ни один текст многочисленных «апокрифов».
Но именно в канонической церковной трактовке образа Христа он мошенник и шарлатан. Это если исходить из принятой всеми савлианскими церквями концепции его единосущности так называемому богу-отцу и единства так называемой «троицы». Если перед нами принципиально бессмертное высшее существо (неотделимая часть высшего существа, воплощение высшего существа), то вся история со смертью на кресте — спектакль и профанация, пропагандистский пиар. Это, собственно, и объяснил Невзоров.
Попытка средствами государственного принуждения закрепить за церковью монополию на допустимую трактовку образа Христа есть попытка введения обязательной государственной идеологии, то есть тоталитаризма.
Разумеется, либеральная интеллигенция против тоталитаризма. Она стремится защитить светское общественное пространство от попыток распространить на него чисто внутрицерковные запреты. Справедливо чувствуя себя стороной обороняющейся, она и выстраивает свою линию защиты как чисто оборонительную. То есть мы не против религии и церкви. Мы просто хотим сохранить пространство, где действует право выражать несогласие с религией и церковью, право критиковать их, право смеяться над ними. Право для неизвестных других. А сами мы не против.
Вот, например, изобразить Христа между раздвинутыми женскими ногами — это вовсе не посягательство на церковные догматы. Это такое новаторство в искусстве. А искусство — оно же не от мира сего. К нему нельзя подходить с обычными мерками. Все это до боли напоминает споры времен Владимира Ильича Ленина о том, может ли искусство быть вне политики. И отрицать, что скандальная афиша несет вполне определенную идеологическую нагрузку, значит заранее обрекать себя на поражение в идеологической войне.
Идеологическая война ведется в первую очередь вокруг понятия сакральности. Смысл этого понятия заключается в проведении жесткой разделительной черты, обозначающей принципиальное иерархическое неравенство. С сакральным нельзя обращаться так, как можно обращаться с несакральным. И наоборот, сакральному позволено то, что не позволено несакральному. Не оспаривая привилегированного статуса церковной сакральности, либеральная интеллигенция пытается застолбить аналогичные привилегии для светского искусства. Еще раз, медленно: это заведомо проигрышная позиция.
