(«Эхо Москвы»): …У меня вопрос. Здравствуйте, Владимир Александрович, меня зовут Черкизов. У меня вопрос простой. Один. Мы признаем легитимность собрания завтра или нет? (Речь о собрании акционеров, на котором мог быть сменен совет директоров.) Принципиально. А дальше у меня есть, что сказать по этому поводу. Вот я задал вопрос.
Владимир Гусинский: Ответ у меня абсолютно простой. Значит, давайте так. Первое. Собрание нелегально. Оно незаконно. Попробую вам пояснить почему, чтобы вы все это реально понимали. Значит, по Закону об акционерных обществах, собрание один из акционеров, у которого больше 10 % акций, может собрать только в двух случаях. Когда совет директоров компании, акционером которой он является, отказывает в собрании или не реагирует на запрос. Нынешняя ситуация не соответствует ни первому, ни второму случаю, поэтому собрание завтра совершенно очевидно незаконно…
Но это мы говорим о законе. К сожалению, ситуация достаточно сложная по той причине, что… Ну вот я вам приведу простой пример. Не знаю, кто-то знает: мы в пятницу пытались сдать документы в Московский арбитражный суд, и сегодня нам сказали, что они неправильно оформлены. Вот такая история. Значит, итак. Собрание незаконно. Это совершенно ясно. Это все равно что… вспомните в свое время решение пристава о запрете голосования. Оно такое же было незаконное. Ну, ситуация совершенно ясна.
Черкизов: Тогда у меня уже вопрос не к вам, а ко всем здесь сидящим. Даже не вопрос, а предложение. Их два. Первое. Может быть, мы примем сегодня решение, что становимся военной организацией, и никто не совершает поступка, не согласованного с руководством? И второе. Они хотят Прагу, они ее получат. Но тогда вы должны продумать возможность экстренного телевещания. Это я говорю вам, Владимир Александрович, вам, Евгений Алексеевич, всем, кто за это отвечает. Мы должны решить, мы готовы на Прагу? И мы готовы совершать поступки только по согласованию? Поймите, нас ведь очень просто одного отделить от другого. У всех дети, семьи, зарплаты и так далее. Либо мы принимаем сегодня решение: мы – организация, перешедшая на военное положение, и тогда вот у нас есть командир, мы действуем, только услышав его команду. Это мы должны сегодня решить. Это уже серьезное решение.
Если мы это решаем, то – они хотят Прагу, они ее получат. Только вы должны всегда знать, в какой момент вы можете включить камеру, как охранять эфирную зону, как снимать, как проводить голодовку, где будут матрацы, кровати, вода и так далее. Давайте говорить всерьез, ребята. Все, спасибо.
Гусинский: Андрей, если возможно, я чуть-чуть вмешаюсь, потому что то, что вы говорите, – это уже не Прага, это уже круче. Остается взять в руки автоматическое оружие и защищать свои права. Значит, я попробую вам объяснить свою точку зрения. Во-первых, у нас существуют (пока во всяком случае, вот на сегодняшний момент) некоторые небольшие сюрпризы для этих негодяев, но я думаю, что они будут реализованы в полном объеме. Поэтому я думаю, что до этого не дойдет.
Я бы хотел просто определить два момента. Что на наших глазах фактически, как вчера сказал Киселев, мы попадаем в зону как бы свободную от закона. На нас не распространяется Конституция, на нас не распространяется обычное юридическое законодательство. В такой ситуации, как я понимаю, два момента существуют. Что я думаю: первый – это, безусловно, действия власти, и по этому поводу они бы не хотели, чтобы эти действия стали публичны и гласны, потому что в противном случае они бы просто прислали ОМОН и всё на этом бы закончилось. Они всё равно пока пытаются соблюсти некую форму правового прикрытия; знаете, когда до 85-го года сажали в тюрьмы или в психушки людей, которые выходили даже в маленьком количестве на Красную площадь, там, предположим, протестовать против ввода танков в Прагу, да? Власть даже тогда, хотя она была ну значительно более беспредельна, с моей точки зрения, чем сейчас – хотя сближение уже происходит, – она пыталась соблюсти некую форму, обвиняла этих людей в сумасшествии, или в спекуляции, или, как Бродского, в тунеядстве. И еще в разных странных вещах.
Власть все равно пытается соблюсти форму. Но когда мы говорим о ситуации, связанной с положением до 85-го, это была огромная страна с огромным экономическим потенциалом, огромным военным потенциалом и тому подобное. Сегодняшняя российская власть, безусловно, не обладает ничем. Она не обладает ни потенциалом на самом деле, она не обладает… ну… на самом деле главным: она не обладает вот этой значимостью для всего мира, потому что у нас есть некие такие самовлюбленные мифы о том, что мы еще великие, мы еще сильные. Значит, по этому поводу власть пока будет пытаться соблюдать некую форму. В этой связи и мы должны – пока во всяком случае – соблюдать некую форму юридическую, некую формальную форму. Да, по отношению к нам закон нарушается. Но мы-то должны пока действовать в рамках закона! Вот это всё, что я хочу сказать.
И второй существенный момент для вас: я не знаю, как для вас, но для меня то, что произошло в субботу, – это большая неожиданность; значит, я, честно говоря, внутренне считал, что жители Москвы не выйдут на улицы. Я все-таки думал, знаете как: десяти лет инъекции демократии недостаточно. Оказалось, это не так. Я даже скажу более того. Начиная с Никитских ворот, начиная с Маяковки, уже перестали пускать пешеходов в эту зону, потому что там могла быть давка. Значит, в этой связи зрители, безусловно, готовы в том или ином качестве вас поддерживать и отстаивать свое право на ту информацию, которую вы даете. Для власти это большая неожиданность, для Путина это большая неожиданность. И это еще совпадает с тем, что он завтра будет говорить какие-то правильные слова. Традиционно советские: российская власть сегодня, как и советская власть, все время говорит правильные слова. Она просто неправильно действует. Это другой вопрос. Советская Конституция тоже была самой демократической.
Поэтому я бы попробовал сформулировать нашу позицию следующим образом. Власть всегда может употребить прием вроде посылки ОМОНа, посылки силовых ведомств и так далее. Когда это произойдет – ну, мы не военная организация, несмотря на то, что Андрей Черкизов предлагает ею как бы стать. Это не наша и не ваша функция. Но понимаем совершенно точно, что для них, для Путина лично, подобные действия – это действия не просто потери лица, это демонстрация того, что всё, что он говорит, что он будет говорить, – ложь. Так что ситуация не совсем
