Когда-то юный герой спектакля по пьесе В. Розова «В поисках радости» в блистательном исполнении юного Олега Табакова выхватывал буденовскую шашку и яростно кромсал ею стенки, горки, гардеробы, весь этот аксессуар «мещанского благополучия», он задыхался в мире накопительства, ему казалось, вещи вытесняют его как личность.
Где ты, юный бунтарь, отзовись! Тридцать лет назад ты КРУШИЛ то, что сейчас считается антиквариатом, что ищут в комиссионках. Тебя и самого тянет жить в уюте, не в казарменной обстановке. Ты уже не рвешься на великую стройку коммунизма «за туманом и за запахом тайги». Ты осознал, что твой дом – это твоя крепость, что материальный достаток не закрепощает, а приносит свободу. Ты понял преимущества кроссовок перед кирзовыми сапогами, японского бесшнурового телефона, с которым можешь выходить и на прогулку, перед висящим на стене в коммунальной квартире.
Японец в Москве. Остановился около дома, из окна которого истошный крик: «Харьков! Харьков! Харьков!!!» Спрашивает у переводчика: «Сколько километров до Харькова?»
– Восемьсот.
– Не проще ли позвонить по телефону?
НОЖКИ ПРОТЯГИВАЮТ ПО ОДЕЖКЕ
Почти день в день с книгой о воспитании старшеклассниц нам попала в руки книга-бестселлер – «Азбука для родителей» Аллана Фромма, популярная во всем мире не меньше, чем «Ребенок и уход за ним» Бенджамена Спока. Исходный мотив: «Самая большая привилегия, какую мы должны дать своим детям, – любовь к родному дому». (Л., 1991. С. 210.) Тимошенко живет в нищей стране, вот и призывает к непритязательности. Фромм – в процветающей, где призыв к супераскетизму просто не будет услышан. Его рекомендации родителям: «Единственное, что мы не сможем сделать для ваших детей, – дать им больше того, что у нас есть... Гораздо проще и полезнее постараться воспитать в них желание жить в достатке, чем в изобилии» (С. 211) – т. е. по одежке протягивать ножки. На свете все относительно. Заокеанская нищета – это наш достаток. Их достаток – это фантастический для нас уровень. Их изобилие – это для нас из области снов или сказок.
ДОСТАТОК И УМЕНИЕ ТРАТИТЬ
Жизни в достатке, по мнению Фромма, не будет, если человек не умеет пользоваться деньгами: «Искусство пользоваться деньгами отражает наше умение контролировать свои желания, чем меньше мы разбираемся в себе и понимаем свои хотения, тем меньше мы можем управлять ими, а значит и своими деньгами, которые необходимы для их удовлетворения. Сама по себе экономия или трата денег не имеет никакого значения, если остаются неудовлетворенными самые необходимые нужды. Жадный человек лишает себя удовольствия сегодня, а транжира – завтра. Деньги – лишь способ для удовлетворения желаний, а раз так, нужно, чтобы тот, кто их тратит, имел голову на плечах. Вот и все!» (С. 43.)
Действительно, вот и все! Деньги нужны для того, чтобы их тратить, но – с умом: «Экономическая ответственность означает не обожествление денег, но психологическую зрелость личности. Но почему надо научить детей правильно использовать деньги... Зачем это надо? Умеющему пользоваться деньгами жизнь обходится дешевле», (С.44.) Следовательно, увеличивается и достаток, а жизни вне достатка американцы не мыслят.
Им не нужна птица счастья завтрашнего дня, им давай все сегодня, при жизни. Движение хиппи – это от пресыщенности богатством, это от поиска новых ощущений, это экскурсия в бедность и нищету.
Есть русская пословица: что имеем – не храним, потерявши – плачем. Идущие в хиппи сознательно на время освобождаются от богатства, чтобы оценить вес его преимущества, теряют, чтобы найти.
Закончив путешествие в НИЧТО, они начинают еще больше ценить временную потерю, становятся преуспевающими дельцами, зачастую очень и очень прижимистыми.
Испробовав вкус нищеты, они становятся цепными псами богатства. И самыми ревностными защитниками и апологетами капитализма, ведут респектабельный образ жизни, И – не имеют ничего против, если их детей потянет в... хиппи. Все возвращается на круги своя – к достатку, к богатству, которое было модно во все времена, и мода на которое – непреходяща.
ФАРЦОВЩИК – ЭТО ЗВУЧИТ ГОРДО
В фильме С. Говорухина «Так жить нельзя» примечательные слова: «Вероятно, в биографии будущего политического деятеля никого уж не удивит такая строчка: «В молодости занимался фарцовкой».
Нам представляется, эти слова будут ему лучшей рекомендацией: сызмальства начал заниматься делом. Коммерция малолетних для нас все еще в диковинку, экзотична. Мы смирились с тем, что она процветает ТАМ, а к себе примерить опасаемся. ТАМ коммерция понятие вневозрастное, ТАМ и живут богаче, вероятно, потому, что очень рано приучаются тратить свои заработанные. ТАМ старшекласснику стыдно просить у родителей доллар, два, три на мелкие расходы.
Наша контрпропаганда усердствовала в стремлении заклеймить, пригвоздить, разоблачить американский образ жизни, как деляческий, прагматический. Подумать только, американский подросток, хоть и не жил в плановом государстве победившего социализма, планировал свои расходы: из заработанного икс долларов на любовь (цветы, кино, мороженое), игрек на запчасти, зет на телеграмму бабушке. Где же души высокое стремленье, где же романтика? Они же юные, расчетливые старцы, эти так называемые юные американцы, центами и долларами прокладывают себе каждый шаг, один холодный расчет и практицизм, как их терпят их девушки? И не странно ли: девушки воспринимали как должное, знали, сколько у возлюбленного ассигновано на любовь, и с этой суммой соразмеряли свои желания, все о'кей! Просто в их монастыре свой устав. В одной из московских школ провели эксперимент. Ученикам был задан вопрос:
– Какие три способа удовлетворения потребностей вы знаете?
После минутного замешательства, вызванного необычностью задания, посыпались ответы:
– Взять в долг.
– Взять в кредит.
– Вступить в кооператив.
– Завести дело.
– Ограбить миллионера.
Школьники не знали, что и их наставники, которым был задан тот же вопрос, заработали жирную единицу.
У американской школьницы – цветной! – ответ был готов сразу:
– Три способа удовлетворения потребностей – произвести, купить или вырастить.
Говорят, эта история оказала решающее значение на судьбу одной учительницы, которая собиралась эмигрировать в Штаты и заняться там преподавательской же работой. Она испугалась, что там ей придется не учить, а переучиваться, и отказалась от оформления выездных документов.
На одном из съездов Союза писателей, когда было модно глаголить на тему «прежде и теперь», прозвучала цифра впечатляющих успехов: если при царе на тульской земле был всего один писатель, то теперь на учете областной писательской организации аж тридцать прозаиков, поэтов, публицистов и критиков, рост творческого потенциала – слава великой партии! – аж на две тысячи девятьсот процентов.
Все было правильно, все. Одно разъяснение: до революции на тульской земле работал Лев Толстой. Тридцать его воспреемников канули в Лету безвестными, а цифра, такая впечатляющая, осталась, переходила из доклада в доклад.
ПЕДАГОГИ ЕСТЬ, ПЕДАГОГИКИ – НЕТ
То же самое относилось и к педагогике. По числу остепененных педагогов мы оставили далеко позади весь цивилизованный мир: у нас больше сорока тысяч кандидатов и пяти тысяч докторов от педагогики. У нас единственная в мире Академия педагогических наук, академики и члены-корреспонденты по педагогике, специальные институты, педагогические общества – есть все, кроме Педагогики. Отсутствие Педагогики опустошительным образом повлияло на нашу экономику, привело к бедам и бедности, способствовало нищете как духа, так и тела.
Что было в основе? Прежде всего, воспитание в духе преданности тем, кто по красным дням календаря поднимался на трибуну Мавзолея, ибо они были олицетворением и цветом Системы. Каждый шаг ребенка был заклиширован: октябрята – внучата Ильича, пионер – всем пример, комсомол – передовой отряд молодежи.
Шла роботизация подрастающего поколения. Вот и твердили в ответ на призыв: «Юные ленинцы! К борьбе за дело Коммунистической партии будьте готовы!» – «Всегда готовы!». Это девятилетние-то? Худо, видимо, шли дела у партии, если она призывала в помощники играющих в крестики-нолики и в кукол. Детей приучали произносить слова, не вдумываясь в их смысл, ибо никто не мог сказать, как направить детские усилия на защиту ленинского дела; дежурная отговорка об учебе без троек ничего не говорила ни уму, ни сердцу.
