– Як умру, то поховайтэ мэнэ… – ежевечерне разносился над селом надтреснутый дедов фальцет. Других песен лучший колхозный конюх не признавал и потому чередовал заунывное пение яростным криком:
– Я коммунист, бандит советской власти!
Дедов концерт, начинавшийся у конюшни коллективного хозяйства «Зразковэ життя», сопровождался нестройным, но дружным собачьим хором. И потому, когда загулявший ударник, пропылив две версты по ухоженной, с каменными домами и тротуаром половине села, заселённой с екатерининских времён немцами-колонистами, и русско-украинскому концу с мазанками и кособокими плетнями, приближался к дому, домашние были уже готовы к приходу кормильца. Бабушка, обречённо вздыхая, отодвигала керосиновую лампу на дальний конец стола. Дед, войдя в хату, какое-то время бессмысленно таращился на огонь, потом охватывал ладонью стеклянный абажур и раздавливал его, победно выдыхая: «Кинэць свиту!»
Наступил 37-й год, и «коммунист, бандит советской власти» загремел в подвал Березовского районного НКВД. И валить бы деду вековечную тайгу, да помог председатель колхоза, который внял не столько слёзным бабушкиным мольбам, сколько тому непреложному факту, что хиреют общественные лошади без призора любимого конюха прямо на глазах. Как известно, нет правил без исключений. Вот и дед оказался тем счастливым исключением: не под конвоем, а вольною волей вылетел он из зловещего узилища.
Пять лет назад ушла в мир иной моя матушка Вера Никитовна Щербакова. Именно так – Никитовной, а не Никитичной, как положено, окрестил её весной 1929 года сельсоветовский писарь-грамотей Непейвода. В точном соответствии с фамилией воду он не пил, предпочитая заменять её молодым вином – благо на Южной Украине его тогда было в избытке. Виноградники в селе Нейково, что в ста километрах от Одессы, – при каждом дворе. И родилась-то мама моя почитай что в винограднике – только колхозном. Не довёз дед Никита свою супружницу до райцентра, растряс её на дорожных ухабах, и пришлось самому вершить необходимое и за фельдшерицу, и за повивальную бабку под раскидистой вербой у сладкого ручья.
Растворились, упокоились бренные останки под скорбным могильным холмиком. А светлая мамина душа озирает с горних высей непрестанную людскую колготу. За какие грехи держать ей ответ перед Господом там, у порога вечной жизни? Наверное, были они за отпущенные судьбою три четверти века, ибо сказано: кто из нас без греха?
Цепкая детская память, как кадры старой кинохроники, – сначала тусклые и обрывочные, потом всё более яркие и выразительные – сохранила воспоминания…
Вот отец, незаменимый колхозный конюх, сгружает мешки с зерном, полученным на законные трудодни, у каменных, с булыжной мостовой домов немцев-колонистов: «Цэ Курту, цэ Гансу…» Расчёт за вино, что брал в долг у зажиточных соседей. Что с него взять, с голи перекатной, говорившим про себя: «Я пид кабыцею вырис!» Да, под летней широкой печкой на панском дворе и возрастал сирота Никита, там же приобрёл и злую питейную привычку, которую снисходительно поощряли колонисты.
А потом были другие немцы. В расстёгнутых по жаре, с засученными рукавами мундирах мышиного цвета. Гладкие, весёлые, под пиликанье губных гармошек поспешающие к Одессе… К зиме они уже не улыбались. А из соседнего – в шести километрах – села Балайчук целыми днями слышалось стрекотание пулемётов да наносило тошнотворным запахом горелого мяса. Там, в глубокой балке, уничтожали узников еврейского концлагеря. Один, с обгоревшими курчавыми волосами, невестимо как уцелевший, приполз к ним во двор. Три недели отлёживался он в летней погребице на задах. Потом Давид ушёл, пообещав озолотить за спасение, если, конечно, останется жив.
Где вы, пустозвоны, норовящие записать всех русских поголовно в зоологические антисемиты?
Голодное послевоенное время, сельхозтехникум и… отец. Фасонистый, подбористый гвардии старший сержант, лихо крутивший «солнышко» на перекладине у клуба, а потом девчат на танцах. Долго ли, коротко ли, а закружил настырный кацап голову дипломированной агрономше и увёз в соседний район, где дослуживал срочную службу, гадая: оставаться на сверхсрочную или нет. Полгода всего и покохались молодожёны. А тут повестка в суд. Собрали там сорок молодых бедолаг, по каким-то причинам не работавших по месту распределения после института либо техникума. Да и зачитали общий приговор: три месяца исправительных работ с содержанием в Одесской тюрьме. Тут бы выкрикнуть матери: я-де жена военного, потому не про меня этот суровый закон писан. К тому же и работала она по специальности, только в другом совхозе. Или отцу побежать к командиру: так, мол, и так – недоразумение вышло! Но смолчали молодые, как придавленно, свинцово молчала тогда вся страна, теша себя магическим заклинанием: «Там знают, там разберутся».
Разбираться никто не стал даже тогда, когда рухнула мама у тяжеленных носилок с железными опилками на заводе «Серп и молот», когда выяснилось, что должен был появиться на свет мой старший брат. Не появился… Кого в этом винить: судьбу, эпоху, государство, собственную глупость? Риторический вопрос. Только жила моя мама как все, как люди. Тридцать лет беззаветно помогала она отцу тянуть армейскую лямку. И героического ничего не совершала. Но в этом-то и был героизм народа, влившего судьбы миллионов в судьбу великой страны!
Разве ручьи по весне спрашивают, куда и зачем им течь? Разве не исчезают они без следа в полноводных реках? Но и реки те обессилеют и пересохнут без неисчислимых живительных струек! Так и родители мои, как многие и многие родовичи до них, безропотно и незаметно влились в поток судьбы родной страны. Нашей общей большой Родовы!
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 1 чел. 12345
Комментарии:
Человек
Рекорд Галины Сухаревой
ЗНАЙ НАШИХ!
«ЛГ» сердечно поздравляет с 85-летием старейшую сотрудницу редакции Галину Васильевну Сухареву. Жизнь её трагична и прекрасна, как судьба всего «огненного» поколения.
Потеряв в 1941–1942 годах обоих родителей, семнадцатилетняя школьница пришла в райвоенкомат и попросила направить её на фронт. Но девушку оставили в Москве, зачислив в подразделения, охранявшие важнейшие объекты столицы. Галина Васильевна – ветеран Великой Отечественной войны, участник обороны Москвы.
А в 1952 году, ещё при Симонове, младший лейтенант Сухарева начинает работать в «Литературной газете». Была заведующей архивом, сотрудницей отдела писем, заведующей отделом кадров, помощником главного редактора. Она награждена многими медалями, орденом «Знак Почёта», удостоена звания «Заслуженный работник культуры РФ». Её трудовой стаж в нашей редакции рекордный – 45 лет!
Здоровья Вам, Галина Васильевна!
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 2 чел. 12345
Комментарии:
Интеллигенция в режиме реального времени
Человек
Интеллигенция в режиме реального времени
КНИЖНЫЙ
РЯД
Л.С. Горожанин. Интеллигенция и интеллигентность. – Иваново, 2009. – 120 с.
Тема эта одна из самых популярных. В публицистике последних лет возникают острые дискуссии о том, существует ли в нынешнем обществе такая «прослойка» и каковы её отличительные черты. Не так давно прошла такая дискуссия и на страницах «Литературной газеты», собрав рекордное количество откликов. Книга «Интеллигенция и интеллигентность» доктора медицинских наук, профессора Ивановской медицинской академии Льва Сергеевича Горожанина продолжает эту тему.
Первая часть книги – лекции, адресованные студентам медицинских вузов, о том, что такое интеллигентность и почему это качество необходимо современному врачу. Лекционный стиль, конечно, сообщает изложению некоторую сухость и наукообразие, но, прочитанные в аудитории в режиме реального времени, эти лекции несут необходимую информацию студентам. Во всяком случае, преподаватель, опираясь на изложенное в книге Л. Горожанина, начиная этот непростой разговор с нынешними молодыми людьми, решает большую воспитательную проблему, не давая всем дискуссиям о сути современного интеллигентного человека остаться лишь на бумаге.
