Совершенно то же и в отношении Галиции. Нам явно невыгодно во имя идеи национального сентиментализма присоединять к нашему отечеству область, потерявшую с ним всякую живую связь. Ведь на ничтожную горсть русских по духу галичан, сколько мы получим поляков, евреев, украинизированных униатов? Так называемое украинское или мазепинское движение сейчас у нас не страшно, но не следует давать ему разрастаться, увеличивая число беспокойных украинских элементов, так как в этом движении несомненный зародыш крайне опасного малороссийского сепаратизма, при благоприятных условиях могущего достигнуть совершенно неожиданных размеров». Во что вылилось 100 лет спустя «украинское или мазепинское движение», мы видим, наблюдая происходящие на Украине события.
Отвечая на вопрос, готова ли Россия к противостоянию с Германией и её союзниками, Дурново категорически заявлял: «На этот вопрос приходится, не обинуясь, ответить отрицательно. Менее чем кто-либо, я склонен отрицать то многое, что сделано для нашей обороны со времени японской войны. Несомненно, однако, что это многое является недостаточным при тех невиданных размерах, в которых неизбежно будет протекать будущая война».
Не только поражение, но и победа Антанты не сулили России, по мнению Дурново, никаких ощутимых выгод: «Эта война потребует таких огромных расходов, которые во много раз превысят более чем сомнительные выгоды… Ведь не подлежит сомнению, что война потребует расходов, превышающих ограниченные финансовые ресурсы России. Придётся обратиться к кредиту союзных и нейтральных государств, а он будет оказан не даром. Не стоит даже говорить о том, что случится, если война окончится для нас неудачно. Финансово-экономические последствия поражения не поддаются ни учёту, ни даже предвидению и, без сомнения, отразятся полным развалом всего нашего народного хозяйства.
Но даже победа сулит нам крайне неблагоприятные финансовые перспективы: вконец разорённая Германия не будет в состоянии возместить нам понесённые издержки. Продиктованный в интересах Англии мирный договор не даст ей возможности экономически оправиться настолько, чтобы даже впоследствии покрыть наши военные расходы. То немногое, что может быть удастся с неё урвать, придётся делить с союзниками, и на нашу долю придутся ничтожные, по сравнению с военными издержками, крохи. А между тем военные займы придётся платить не без нажима со стороны союзников. Ведь, после крушения германского могущества, мы уже более не будем им нужны.
Мало того, возросшая вследствие победы, политическая наша мощь побудит их ослабить нас хотя бы экономически. И вот неизбежно, даже после победоносного окончания войны, мы попадём в такую же финансовую экономическую кабалу к нашим кредиторам, по сравнению с которой наша теперешняя зависимость от германского капитала покажется идеалом».
Заметим, что это писал не большевик или эсер, а консерватор.
Ещё более мрачными виделись бывшему министру внутренних дел социально-политические последствия участия России в грядущей войне. Он предрекал, что «в случае неудачи, возможность которой при борьбе с таким противником, как Германия, нельзя не предвидеть, – социальная революция, в самых крайних её проявлениях, у нас неизбежна.
Как уже было указано, начнётся с того, что все неудачи будут приписаны правительству. В законодательных учреждениях начнётся яростная кампания против него, как результат которой в стране начнутся революционные выступления. Эти последние сразу же выдвинут социалистические лозунги, единственные, которые могут поднять и сгруппировать широкие слои населения, сначала чёрный передел, а засим и общий раздел всех ценностей и имуществ.
Побеждённая армия, лишившаяся, к тому же, за время войны наиболее надёжного кадрового своего состава, охваченная в большей части стихийно общим крестьянским стремлением к земле, окажется слишком деморализованною, чтобы послужить оплотом законности и порядка. Законодательные учреждения и лишённые действительного авторитета в глазах народа оппозиционно-интеллигентные партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддаётся даже предвидению».
События в России начнут развиваться именно по этому сценарию. Предостережение Дурново не было услышано императором и его окружением.
Записка Петра Дурново, не будучи известной широкой публике, давно привлекает внимание серьёзных исследователей из разных стран. К примеру, её фрагменты можно прочесть в книге Генри Киссинджера «Дипломатия». А историк Пол Робинсон, преподающий в высшей школе общественных и международных отношений Университета Оттавы, назвал записку Дурново «одним из самых замечательных консервативных антивоенных документов». Он же заметил: «Записка Дурново не появилась из ниоткуда. Он написал её сразу после отставки Владимира Николаевича Коковцова с поста премьер-министра в феврале 1914 года, и она стала частью целенаправленных усилий консервативно настроенных руководителей, стремившихся к переориентации внешней и внутренней политики… Эти усилия не увенчались успехом. Союз с Францией активно поддерживали бюрократия и приближённые царя, имевшие на то веские стратегические и финансовые причины…
Точность оценок Дурново по сравнению с другими объясняется как раз тем, что он отказывался подчинять интересы чувствам и настроениям. Сторонников русско-французского союза раздражало то, как Германия унижает Россию (на их взгляд), и во вспыхнувшей летом 1914 года войне они увидели возможность восстановить величие России. Дурново посмотрел на неё с более материальной точки зрения национальных интересов, провёл расчёты и пришёл к выводу, что война бессмысленна».
Пророчества Дурново начали сбываться ещё при его жизни. За два месяца до смерти, в последний раз выступая в Государственном совете, тяжелобольной лидер правой группы констатировал: «Мы, как всегда, очень плохо подготовились к войне по всем отраслям военного и гражданского управления… Виноваты в этом мы все, грамотные русские». Заметив, что наиболее виноватых он называть не станет, Дурново добавил, что этого и не требуется, «так как корень зла не в них, а в том, что мы боимся приказывать».
До самых убедительных и впечатляющих подтверждений справедливости своих прогнозов и предостережений дожить автору записки не довелось. Но и вряд ли он этого желал.
Пётр Николаевич Дурново скончался 11 сентября 1915 года.
«Реакция лишилась одного из преданнейших своих слуг, общественность России видит сходящим в могилу злейшего своего врага», – не скрывая радости, писала либеральная газета «Утро России» (основана братьями Рябушинскими). В свою очередь, по случаю кончины Дурново бывший народоволец Лев Тихомиров, ставший к тому времени одним из крупнейших консервативных мыслителей России, отметил в своём дневнике, что Дурново был «человек замечательно умный и проницательный (равных ему в этом отношении не видал в жизни)».
Теги: Первая мировая война , история России
В огне собственного логова
"Постоянно муссируются слухи, что Гитлер не погиб в Берлине в 1945 году, а жил в Южной Америке. Особенно старается телевидение. Есть ли серьёзные основания говорить об этом?"
А.П. ПРИТУЛИНА, Зарайск
На вопрос нашего читателя отвечает доктор исторических наук, профессор Вячеслав ДАШИЧЕВ:
- Накануне 20-й годовщины Победы в Великой Отечественной войне в редакции «Военно-исторического журнала» возникла идея опубликовать интервью генерала армии И.А. Серова – бывшего председателя Комитета госбезопасности, впоследствии ставшего начальником Главного разведывательного управления Генерального штаба. В конце войны он являлся уполномоченным НКВД по 1-му Белорусскому фронту и, конечно, был посвящён во все таинства гибели имперской канцелярии фашистской Германии, где находился бункер Гитлера. По заданию Сталина должен был руководить захватом нацистской ставки. Как никто другой, он мог рассказать о многом неизвестном. Провести интервью с ним было поручено мне.
И вот что рассказал генерал Серов. В конце войны Сталин лично дал ему задание захватить живыми или мёртвыми фашистских главарей в Берлине. Для проведения этой операции Серов создал спецотряд захвата в составе 200 человек. 30 апреля бойцы отряда подошли вплотную к имперской канцелярии, где находилась ставка Гитлера, и в ночь на 2 мая, когда гарнизон Берлина капитулировал, первыми проникли в неё.
Во дворе ставки в воронке от разорвавшейся бомбы или снаряда они обнаружили два обгоревших трупа мужчины и женщины. Это были Гитлер и Ева Браун, с которой он только что обвенчался. То, что это были действительно они, подтвердили захваченные в плен личный адъютант Гитлера – штурмбаннфюрер СС Отто Гюнше и личный камердинер фюрера Гейнц Линге. Гюнше вместе с личным шофёром Гитлера Эрихом Кемпке сожгли оба трупа, поливая их бензином из автомобильных канистр. Неподалёку были обнаружены и обожжённые трупы Геббельса и его жены. Трупы шести их детей, отравленных с невероятной жестокостью матерью цианистым калием, лежали в бункере.
