Ныне только в ваших развалюхах люди
Еще надеются, что у несчастья может быть
счастливый конец,
Жаждут хоть у вас вздохнуть с облегчением
Или же в ужасном конце
Обнаружить чуточку счастья, то есть примирение
с несчастьем.
Во всех других местах
Люди готовы своими руками ковать свою судьбу.
Люди самолично завершают то, что сами начали.
Угнетенный, в пользу которого вы протягиваете шляпу,
Собирая скупые слезинки заодно с высокой входной платой,
Уже планирует, как бы ему обойтись без слезинок,
И обдумывает великие дела для создания общества,
Способного на великие дела. Кули
Уже вышибает опиум из рук хозяйчика, а издольщик покупает
Газеты вместо сивухи, покуда вы
Все еще подливаете в немытую посуду
Старое дешевое умиление.
Вы демонстрируете ваш сколоченный наспех
Из нескольких выбракованных досок мир,
Делая гипнотические пассы при магическом освещении,
Стремясь вызвать учащенное сердцебиение.
Одного я застукал, когда он молил
О сострадании к угнетателю.
А вот парочка кривляется в любовной сцене, имитируя
истошные вопли,
Подслушанные у обиженной ими же самими прислуги.
А этот, я вижу, представляет полководца, изнывающего
от отчаяния.
Того самого отчаяния, которое он испытал сам,
Когда ему уменьшили жалованье.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ах, ваш храм искусства наполнен визгом торговцев.
Кто со жреческими ужимками
Продает два фунта мимики,
Замешенной в подозрительной темноте
Руками,
Грязными от валютных махинаций и всяких отбросов.
Кто смердит былыми столетиями.
Кто представляет дерзкого мужичину,
Которого он (еще совсем мальцом)
Однажды видел - не на пашне,
А в бродячем театре.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В естественной стыдливости детей,
Отвергающих актерское притворство,
В нежелании рабочих кривляться,
Когда им нужно показать мир
Таким, какой он есть,
С тем чтобы его можно было переделать,
Сказывается то, что фальшь
Ниже человеческого достоинства.
Фрагменты
НУЖНО ПОКАЗЫВАТЬ ПОКАЗ
Вы показываете - так покажите же _это!_
За приемами вашей игры,
Которые нужно вам показать, когда
Показывать будете вы, как ведут себя люди,
Нельзя никогда забывать о приеме показа.
В основании всех приемов лежит он, прием
Показа.
Вот упражнение: прежде чем показать,
Как человек предает, или как он ревнует,
Или как заключает торговую сделку, - взгляните
На зрителей, словно хотите сказать:
Вниманье! Теперь он предаст, и вот как предаст он.
Вот какой он, когда он ревнует, вот так он торгует,
Когда он торгует. Тем самым
Показ усложнится приемом показа.
Изображением понятого, утвержденьем
Вечного хода вперед. Так покажете вы,
Что то, что вы здесь показали, вы показываете ежевечерне
И многократно уже показали,
И в вашей игре будет нечто от ткацкой работы ткачей,
Нечто от ремесла. К тому же еще покажите
Все, что к показу относится, - то, например,
Что всегда вы стремитесь помочь
Смотренью и выбрать для зрителя угол
Зренья на все происшествия. Только тогда
Это свершенье предательства, и заключенье сделки,
И содроганье от ревности приобретет
Нечто от будничных дел, - каковы, например,
Еда, и приветствие, и
Работа. (Ведь вы же работаете?) И позади
Ваших героев вы будете видимы сами,
Вы, которым пришлось
Представить их людям.
О ПЕРЕВОПЛОЩЕНИИ
Вы можете заключить, что плохо играли,
На том основании, что зрители кашляют,
Когда вы кашляете.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Вы представляете крестьянина, погружаясь
В такое состояние ущербной умственной деятельности,
Что вам самому начинает казаться,
Будто вы в самом деле крестьянин, и вот
Зрителям в эту минуту тоже кажется,
Будто они в самом деле крестьяне,
Но актерам и зрителям
Может казаться, будто они крестьяне, тогда лишь,
Когда все то, что они ощущают, совсем не
То, что ощущает крестьянин.
Чем истиннее представлен крестьянин,
Тем меньше зрителю может казаться,
Будто бы сам он крестьянин, поскольку
Тем будет отличнее этот крестьянин
От него самого, который совсем
Никакой не крестьянин.
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Не отнимайте того у крестьянина, что
У него от крестьянина, или того у хозяина,
Что у него от хозяина, чтобы они
Стали просто людьми, как ты или я,
И чувства их отделялись от тебя и меня.
Ведь и мы с тобой не одинаковы
И не просто люди, поскольку и мы
Хозяева или крестьяне,
И кто сказал, что чувства должны отделяться от нас?
Пусть крестьянин крестьянином будет, актер,
А ты оставайся актером! И пусть он
Будет отличен от прочих крестьян.
А хозяин пусть тоже отличен от всех
Прочих хозяев, - ибо как ни различны они,
Но крестьянам своим, которые тоже различны,
Они уготовят похожий удел, или им
Крестьяне когда-нибудь в надлежащее время
Уготовят похожий удел,
Так что крестьянин крестьянином снова, хозяин
хозяином будет.
Фрагмент
УПРАЖНЕНИЕ В РЕЧИ ДЛЯ АКТЕРОВ
Я возникаю,
Спрашивая и отвечая, из вопроса и ответа.
Они творят меня, они изменяют меня,
Покуда я их творю и изменяю.
(Новое слово вгоняет в новую краску
Побледневшее лицо, ах, в ответ на мои речи
Такое молчание, что мои щеки
Вваливаются, как пядь земли,
Под которой некогда был колодец,
А теперь туда ступила нога.)
Когда я вышел на сцену, для зрителей я был ничто,
Когда я заговорил, меня оценили,
Когда я ушел, то опять превратился в ничто.
Но ведь я же добросовестно
Произносил те слова, которые велели,
Делал соответствующие движения и
Стоял
Именно там, где мне приказали.
Я говорил то, что было условлено,
И как следует поработал над своею смертью.
Я сделал мгновенную паузу
Между третьей и четвертой строкой
И, таким образом, не преминул подчеркнуть свою
лживость.
Мое стенание также было не слишком истошным,
И с первого раза
Я нашел светлое и заметное место для падения.
(В третью речь у стены я внес изменения,
Но только после тщательного обдумывания, да и то
на пробу.)
Лучшие силы я отдал раскрытию смысла.
Всегда думал, прежде чем сказать,
Всегда выставлял на удивление свою игру,
Оставлял в тени свою личность.
Играя великих, не давал себе потешаться
Над малыми и подмешивал в свое величие
Немного их ничтожества. Точно так же,
Играя малых, не забывал о собственном достоинстве
И не был лишен величия.
Великое и ничтожное я заменял величайшим и ничтожнейшим.
Никогда
Ни мои реплики, ни мое сердцебиение
Не выдали зрителю, что я чувствую.
Отходя от роли для самопроверки,
Я никогда не изменял роли.
_Я играю так:_
Сваленный врагом,
Падаю, как бревно.
Лежу и кричу,
Молю о пощаде изо всей мочи.
Но тут же поднимаюсь.
Без всякого промедления
Легко вскакиваю. Пружиня шаги,
Подхожу к поверженному
И, не обращая внимания на его крики,
Поднимаю ногу, чтобы растоптать его,
И растоптал бы, если бы немедля
Не сразили меня самого
И мне не пришлось продолжать умирать,
Безмолвным, раздавленным - именно так, как
положено.
Все же равнодушным я не был и если
Мог выбирать, что говорить, - всегда говорил, как
получше.
Получив задачу на завтрашний день,
Я действовал исходя из завтрашних условий.
Однако
Ничего не навязывал зрителю.
Он и я - каждый сам по себе.
Я не стыдился и я не был унижен.
Великое представлял великим, малое - малым.
Из ничего не делал кое-что, кое-что не превращал в
ничто.
Уходя, не стремился остаться.
Не уходил, пока не высказал все.
Итак, я ничего не упускал и ничего не прибавлял.
Хорошее орудие, аккуратно смазанное, многократно
проверенное
_Постоянной практикой_.
АКТРИСА В ИЗГНАНИИ
Посвящается Елене Вайгель
Теперь она гримируется. В каморке с белыми
стенами
Сидит, сгорбившись, на плохонькой низкой скамейке
И легкими движениями
Наносит перед зеркалом грим.
Заботливо устраняет она со своего лица
Черты своеобразия: малейшее его ощущение
