чаще просто выпить чашечку чая и выкурить папироску.
– Он сам спички зажигал этими, с позволения сказать, руками, – говорит Генрих Падва. – Он был большим умницей. И очень талантливым. В силу его уникального положения он не боялся никакого давления (ни административного, ни партийного). Он и судил честно. Как считал нужным – так и судил. Однажды произошел забавный случай: подсудимая была по фамилии Ганнибал. Приехал московский адвокат и требовал отвод Пушкину, потому что, как знаем мы из истории, Ганнибал был предком Александра Сергеевича. А родственник родственника не может судить по закону. Юрий Пушкин заявил, что, к сожалению, никакого отношения к памяти великого поэта никогда не имел.
Одним из самых громких дел, что вел судья Пушкин, было дело об убийстве в ночь с 27 на 28 апреля 1961 г. в городе Калинине 32-летнего офицера Национальной народной армии ГДР капитана Хайнца Эшриха. Оно едва не стало политическим.
Хайнц приехал в СССР учиться (был командирован на высшие курсы при академии ПВО Советской армии). За то время, что жил в Калинине, обрел много друзей, и вообще все его воспринимали как своего, «русского немца». Но вот учеба закончилась. Хайнц, как и любой на его месте, решил проститься со своими русскими приятелями. Уже совсем поздно вечером он возвращался в общежитие, чтобы провести там свою последнюю перед отъездом ночь. Но так и не дошел.
Как следует из материалов уголовного дела, в ту ночь по набережной гулял нетрезвый 22-летний Анатолий Федоров с приятелем по фамилии Сумерин. Оба были в плохом расположении духа, поскольку им не удалось разбить телефонный автомат и выудить из него мелочь (видимо, на бутылку). Расколоть аппарат пытались топором, который украли в одном из сараев.
Ну не вышло, так не вышло. Друзья расстались. По дороге домой Федорову встретился другой приятель – ранее дважды судимый за грабеж Сергей Курочкин. Он спросил про топор, Федоров рассказал про провалившуюся идею вскрыть таксофон. «Мелко берешь, надо дело покрупнее», – ответил Курочкин. И кивнул в сторону идущего по дороге с портфелем в руках иностранного офицера.
Хайнца Эшриха они настигли в городском саду, в самой красивой его части – на берегу Волги. Два удара топором по голове… С уже мертвого сняли немецкие часы, из кармана вытащили 150 советских рублей и 181 немецкую марку. Тело потом бросили в воду, сверху насыпали груду камней.
Задержали их быстро, Федоров сразу признал свою вину, рассказал, что с ним вместе был Курочкин. Но тот заявил, что в день преступления сидел дома (а потом еще не раз менял показания – то был на дне рождения, то с другом, то с братом).
Вся работа следствия и суда видна, как известно, в приговоре. Так вот приговор, вынесенный почти 70 (!) лет назад, – пример того, какими вообще должны быть вердикты. Четырнадцать листов, отпечатанных на пишущей машинке, с большими интервалами между строк – это примерно семь листов в обычном нынешнем компьютерном формате. На этих семи листах нет домыслов и прочей «воды» – только факты и четкие, логичные выводы судьи Пушкина.
Криминалистическая экспертиза показала, что таксофон был поврежден тем же топором, которым убили офицера. У Федорова дома нашли и часы, принадлежавшие офицеру (это подтвердил часовщик, который ремонтировал их), и немецкие марки. Причем где лежат деньги, он указал сам.
Любопытно, что Курочкин посылал Федорову в СИЗО записки. В одной из них было: «Ты же сам добивал… Тебе же было известно, куда шел… На плечах я тебя не тащил… А после работы тебе говорил, что ты меня не знаешь и я тебя не знаю». В записках своему брату Курочкин писал, что нужно подбросить документы немецкого офицера к дому Федорова, тогда все подозрения на Курочкина снимутся. «И эта записка также подтверждает виновность Курочкина в убийстве Эшриха, – пишет судья Пушкин в приговоре. – Курочкин признал, что эти записки изготовил лично, без понуждения и без чьего-либо участия. Кроме того, это подтверждено почерковедческой экспертизой».
Целая страница в вердикте Пушкина посвящена исследованию алиби Курочкина. Судья тщательно опросил всех возможных свидетелей, прежде чем убедиться: на месте преступления был именно Курочкин. В ходе судебного разбирательства выяснились, что Курочкин занимался спекуляцией: покупал на железнодорожном вокзале пуховые платки по 30 руб., а в городе продавал их по 50–80. Но и это не все. Незадолго до убийства в том же городском саду Курочкин похитил у пьяного прохожего из кармана 50 руб. и документы.
Все эти действия подсудимого судья Пушкин сразу же проверил и перепроверил, установил двух соучастников (удивительно, но у них даже фамилии оказались созвучными – Федотов и Куницин) и квалифицировал как дополнительные преступления. Собственно, то, что делал Пушкин, и есть судебное следствие, которое так хотят вернуть в практику современных судов правозащитники.
Ну а в тот момент Пушкин благодаря всему этому доказал, что убийство немецкого офицера не было политическим, его совершил обыкновенный спекулянт, вор и грабитель Курочкин, подбив на это Федорова.
Судья Пушкин приговорил Курочкина, которому на тот момент было 36 лет, к расстрелу, Федорова – к пятнадцати годам, а Федотова и Куницина, двух подельников Курочкина в грабежах и воровстве – к шести и пяти годам соответственно. На рассмотрение всего дела ушло, судя по документам, десять дней. Судебное заседание было закрытым.
Одно из дел судьи Пушкина особенно запомнил Генрих Падва.
– Любовница убила жену своего любовника, – говорит Генрих Павлович. – Я ее защищал. Уникальное дело, потому что драма была жуткая. Когда шел суд, приходилось перекрывать целый квартал. Толпы людей стремились попасть на этот процесс. Требовали для убийцы смертной казни. Против любовницы были настроены все женщины. Жены говорили примерно так: «Подлые развратные женщины, с которыми изменяют наши мужья, приходят в наши дома и нас же убивают». Самое смешное, что дамы из разряда любовниц тоже ее осуждали: «Мы миримся со своим положением, страдаем, но не смеем разрушать семьи. Как она могла?!» Обвиняемую никто не хотел понять и защитить. А там такая человеческая трагедия, в которой мы с Пушкиным долго разбирались.
История в кратком пересказе была такова.
Наталья (назовем ее так, потому что точного имени юрист уже не помнит) была женщиной не очень молодой и не очень красивой. Вдова (муж трагически погиб в лесу от удара молнии), на руках двое мальчишек. Жалкой зарплаты химика в институте мало на что хватало. Семья жила трудно и бедно, без надежды на улучшение ситуации. И вот
