В «Младшей Эдде» Снорри Стурлусон упоминает более древние варианты исландских названий месяцев:
«С равноденствия — это осень, покуда солнце не заходит в девятый час. Затем — зима до равноденствия. Затем — весна до дней смены жилья (far‑dagar). Затем — лето до равноденствия. Haust- manudr «месяц сбора урожая» — название последнего месяца перед зимой, Gor‑manudr «месяц забоя скота» — название первого месяца зимы, затем [идет] Frer‑manudr «месяц мороза», затем — Hrut‑manudr «бараний месяц», затем — Porri, затем — Goi, затем — Ein‑manudr «единый месяц», затем — Gauk‑manudr «кукушаний месяц» или Sad‑tid «время посева», затем — Egg‑tid «пора яиц» или Stekk‑tid «пора ягнят», затем — Sol‑manudr «солнечный месяц» или Sel‑manudr «месяц обитания в пастушьих хижинах», затем [идет] Hey‑annir «сенокос», затем — Korn‑skurdar‑manudr «месяц жатвы пшеницы (зерен)».» [3]
ТРИ «СЕМЬИ» СЕВЕРОЕВРОПЕЙЦЕВ И ПРАКТИКА ИССЛЕДОВАНИЯ ТРАДИЦИИ
Прежде чем дальше вникать в мистические и мифологические, обрядовые и фольклорные источники понимания смысла годового круга славян, нам следует объяснить, почему в данной книге мы все время будем прибегать к «перекрестным ссылкам», обращаясь к дошедшим до нас и существующим свидетельствам, как собственно славянским, так и относящимся к наследию германских и кельтских племен.
Для этого, прежде всего, мы должны заняться вопросом: откуда, собственно, есть пошла культура славянских народов?
Как пишет А. Платов в своей неопубликованной статье «У самого синего моря… (в поисках Истинной Родины)»:
«…Прежде всего, договоримся: наш мир, Россия — часть европейской белой цивилизации. Что бы ни твердили нам «евразийцы», и как бы ни пытались штатовские политики вбить клинья между Евросоюзом и Россией, это — так. Достаточно вспомнить, что в средневековой Европе не было другого королевского дома, так тесно связанного родством со всем белым миром, как Рюриковичи. Достаточно не забывать, что культурный разрыв Европа—Русь возник лишь во времена пред–петровского кризиса. А то, что сейчас наша империя простирается до Тихого океана и занимает половину евразийского континента — это только заслуга наших предков, продвигавших европейскую цивилизацию на восток.
…Когда мы говорим о европейской сакральной Традиции — шире, о европейской традиционной культуре, — мы обращаемся к огромному по протяженности историческому этапу, в течение которого и происходило, на самом‑то деле, реальное формирование европейской цивилизации. Раннее Средневековье, принесшее с собой христианство и новую культуру, фактически, застало нашу цивилизацию уже сформировавшейся. Да, мы многое пережили с тех пор и во многом изменились, однако развитие цивилизации подобно развитию человека: как бы ни менял его опыт, приобретаемый во взрослой жизни, основой личности все равно остается то, что заложено в детстве. (Особенно, если вспомнить, что эпоха Традиции длилась существенно дольше, чем все последующие эпохи, вместе взятые)».
Несмотря на распространенную в историческом сообществе традицию возводить истоки европейской культуры к Античности, существует иной взгляд, ориентирующий взгляд исследователей
на Север. Как, например, пишет А. А. Хлевов, автор ряда работ по культуре и истории древнего Севера, «средиземноморская цивилизация является приемной матерью по отношению к Европе, в то время как глухие леса тацитовой Германии и «острова Скандза» — ее природная, биологическая прародительница… Главной и магистральной линией преемственности европейской цивилизации является германо–кельто–славянская, но не античная, и она гораздо в большей степени, чем последняя, близка нашему восприятию».
Если же говорить о Северных истоках славянской традиции, возвращаясь к мифологическому образу пресловутой северной Гипербореи, о местонахождении которой немало спорят современные неоязычники, где именно определим мы место расхождения североевропейских народов?
Существует огромное количество исследований, вполне обоснованно определяющих те или иные варианты местонахождения славянской прародины. Вполне возможно, что они не столько противоречат друг другу, сколько свидетельствуют об активном движении праславянских народов — или о том, что очень трудно поставить точку, где начинается история непосредственно того или иного народа…
Нас в данном случае интересует не та точка отсчета нашей истории, которая явилась общей для всех индоевропейских народов — как для европейцев, так и, к примеру, для индийской культуры.
Мы в своем поиске опять обращаемся к статье Платова, который для исследования собственно того момента в истории цивилизаций, где коренятся истоки нашей истории предлагает обратиться к весьма своеобразной культуре, сложившейся на берегах Балтики в конце III тысячелетия до н. э.
«Четыре с половиной тысячи лет тому назад на Берегах Балтики — в южной Скандинавии и на территории северной Польши и северо–восточной Германии — сложилась индоевропейская по языку этническая общность, на континенте со всех сторон окруженная не–индоевропейским населением — носителями древней археологической культуры маглемозе. Сегодня археологические памятники этой общности получили — по распространенному в погребениях знаковому предмету — название культуры боевых топоров.
…Конец III тысячелетия до н. э. — действительно переломный момент в европейской истории. Что‑то произошло. В течение буквально нескольких столетий носители культуры боевых топоров на уровень обгоняют в развитии своих соседей — как в области материальной культуры, так и в области социальной. Судя по косвенным данным, уже тогда они собирали дань с окружающих племен; примерно с начала II тысячелетия до н. э. начинается мощная экспансия носителей боевых топоров — оружия уникального — в глубину континента.
В середине II тысячелетия до н. э. они знакомятся с бронзой; в бронзовом веке эти балтийские территории становятся очагом очень яркой и самобытной культуры. Бронзовые изделия местных (Скандинавия, Ютландия и др.) мастеров не имеют аналогов нигде в Европе, включая и Средиземноморье; они уникальны и настолько высокохудожественны, что уже одно это позволяет многим авторам рассматривать данный регион как «устойчивый очаг культурогенеза».
…В конце II — начале I тыс. до н. э. «на базе» той части носителей культуры боевых топоров, которая далеко углубилась в континент, складывается прото–кельтская культура (будущий гальштат). Собственно на южном побережье Балтики под влиянием культуры боевых топоров формируется лужицкая археологическая культура — будущие славяне. В Скандинавии и на юго–западе Балтики возникают первые прото–германские племенные объединения…»
Многие из исследователей славянской традиции обращаются в своих штудиях не только к собственно фольклорным произведением, сохранившимся в крестьянской аграрной традиции, но и к литературным переложениям традиционных мифов и образов, из которых мы просто не можем обойти вниманием такую судьбоносную для русской литературы фигуру, как А. С. Пушкина и его сказки.
Изучение этих сказок может многое дать тому, кто стремится постигнуть суть славянской традиции. В том числе и ответ на вопрос — где же то место, которое мы можем считать своим сакральным, мифологическим домом. Место, у которого не может не быть реального географического прообраза…
…Какой рефрен раз за разом возникает в сказках Пушкина, привлекая внимание исследователей, отзываясь в сердце дрожью узнавания?
Море. То самое «синее» море, которое присутствует практически во всех сказочных произведениях великого поэта…
«…Некоторые авторы пытаются ассоциировать море Пушкина с Черным морем, древним Эвксинским Понтом, а Лукоморье — с одним из его заливов. Однако, «дуб зеленый» — не самое распространенное растение черноморских курортов, да и ель на острове Буян, так сильно напоминающая нам Мировое Древо индоевропейцев, скорее указывает нам на север, а не на жаркий юг…
…На Балтике, «у самого синего моря», там, где происходит действие сказок Пушкина, находится наша Родина. Именно к сформировавшейся там, а потом распространившейся от Атлантики до Тихого океана культурной общности мы должны обратиться в стремлении отыскать Дорогу Домой…»
Наши собственные воспоминания о неоднократном пребывании на Балтийском побережье Калининградской области способствуют узнаванию; действительно — вот оно, это место, где падуб и дуб на песчаных дюнах вздымаются над седым побережьем, где стаи лебедей усеивают серебристую морскую гладь, а сумрачные еловые рощи перемежаются с пронизанными солнцем ольховыми лесами, окутанными зеленой дымкой, где пятисотлетние ясени соревнуются в своей кряжистой мощи с двухсотлетними липами, растущими из вовсе необъятных корней — останков и свидетелей величия последних Священных Рощ языческой Европы.
