Немудрено, что после такого внушения послушные своему патриарху члены Львовского братства вообще перестали приносить в церковь пасхальные снеди для освящения, после чего их епископ Геннадий был спешно вынужден несколько дезавуировать запрет своего начальника: «Нехай будут по стародавнему обычаю христианскому приносы в церковь и посвящение брашен на Воскресение Христово…» (там же, стр. 40).
В этой фразе есть одна тонкость: вместо патриаршего «хлеба и мясы» Геннадий употребил слово брашно, которое в церковнославянской практике теперь означает «любое кушанье», в то время как русская форма — борошно всегда обозначала исключительно мучную пищу. Тем самым хитрый Геннадий сумел обойти впервые изданный запрет на освящение мясной пищи, т. е. «пасхального агнца» иудеев, обозначавшего жертвоприношение.
Это жертвоприношение и имел в виду в своем осуждении патриарх Иеремия (употребив глаголы «уживати», «поживати»), почему изобретательный Геннадий заканчивает свое разъяснение так: «…жебы с посвящения тых брашен не волхвовали и чар не плодили, яко о том слышится». Иными словами: «Ешьте, ребята, освященную пищу на здоровье, но не занимайтесь при этом ворожейством, как о том говорят». Вот с какого момента иудейская и христианская пасхи стали реально различаться! И это не 33, а 1591 год…
Приведенные пространные цитаты необходимы для демонстрации того, как на рубеже XVI–XVII веков конфессиональные институты сражались за власть над паствой. Во всех перечисленных случаях паства «православная» — но это староверы, а не нынешние православные!
Результат всемирной религиозной разборки обозначился в середине XVII века: победа «контрреформации», т. е. образование современного католицизма на юге и юго-западе Европы, а также на территории современных Польши и Литвы, господство умеренного протестантизма на севере и северо-западе, победа современного православия в Московии и на юго-востоке Европы и полное господство мусульманства на юге.
До этого времени люди, при надобности, свободно переходили из конфессии в конфессию. Поэтому и идея религиозной унии и возврата к единой религии им вовсе не была чужда, поскольку это бы сделало повседневную жизнь в бытовом смысле удобнее и проще. (Кстати, сегодня именно относительная простота ислама дает ему большое преимущество для привлечения новообращенных.)
Не удивительно, что и большинство просвещенных людей начала XVII века поддерживали идею унии, как, например, составитель первого учебника славянской грамматики Мелетий Смотрицкий. Это было связано с тем, что наступление XVII века ознаменовало собой начало бурного развития настоящей, а не схоластической, науки и настоятельно требовало изменения характера и содержания образования.
Первыми, кто это понял и поставил образовательно-пропагандистскую деятельность на массовую основу, оказались иезуиты, воинствующие проповедники папизма. «Орден воинствующих» — «Общество Иисуса», т. е. иезуитов, был создан офицером Иниго (Игнатием) Лойолой как своего рода папский «идеологический спецназ» в 1534 году. В России к иезуитам до реформ относились со спокойной иронией: их «воинствующий» основатель Иниго попал в русский фольклор как незадачливый Аника-воин!
Однако иезуиты быстро стали мощнейшей пропагандистской и диверсионной организацией папоцезаризма, действуя по принципам «цель оправдывает средства» и «что угодно папе, то угодно и Богу». Впоследствии в большинстве «гуманистических» стран Европы их орден был запрещен. Известно примечательное высказывание Ленина о том, что если бы у него была дюжина революционеров класса первых иезуитов, то мировая революция свершилась бы незамедлительно — так высоко оценивал профессиональные качества иезуитов основатель «воинствующего атеизма», профессиональный революционер номер 1.
Организованные иезуитами в конце XVI века колледжи, по признанию даже ярых их противников, были в то время образцовыми. Именитые родители хотели, чтобы их дети учились именно там. Не удивительно, что воспитанники иезуитских колледжей из разных стран — «новые христиане» — в большинстве своем были ориентированы на римскую церковь, что и является одной из причин того, что только институт римско-католической церкви сохранил наднациональный статус. В 1623 г. патриарх Филарет даже издал специальный указ, осуждающий такую «латинизацию» молодежи. Тем не менее несколько позже, уже при Софье, иезуитский колледж был открыт и в Москве и просуществовал до переворота 1689 года.
О возникшем брожении внутри московской церкви ГДР (стр. 121) сообщает, что в 1636 г. девять нижегородских приходских священников во главе с Иваном Нероновым подали новому патриарху Иосифу челобитную «о мятежи церковном и лжи христианства», обличая леность и нерадение поповское, неуставный порядок богослужения, пение «поскору» и «голосов в пять, в шесть и более», бесчинство среди молящихся, «бесовские игрища» и т. д. Челобитчики требовали патриаршего указа о «церковном исправлении» и «бессудстве христианства», чтобы «в скудости веры до конца не погибнути».
Обратим внимание на то, что здесь официальная история Дома Романовых расходится с официальной историей патриаршества, поскольку, по ней, патриарх Иосиф был избран по жребию только в 1642 г., а в 1636 году патриархом был еще Иоасаф (I), умерший в 1640 г. («К 400-летию Патриаршества на Руси». Изд. Отд Моск. Патр., 1989 г., далее ПАТР). Ни официозное издание царской России, ни издательство Патриархата, с их тщательнейшей цензурой, нельзя заподозрить в опечатке или путанице имен Иосиф и Иоасаф.
Здесь все гораздо серьезней, ибо Иоасаф был назначен мудрым Филаретом своим преемником совсем неспроста. Этот священник занимал далеко не второе место в церковной иерархии (по ней за патриархом в то время следовали митрополиты: Новгородский, Ростовский и Сарско-Подонский) — он даже никогда не был митрополитом. До 1634 г. Иоасаф был архиепископом Псковским и Великолукским, т. е. был пастырем населения Псковской республики (принципата), независимой тогда от Московии (кроме военного времени, см. следующую главу).
Иисус пред судом Пилата, изображенный в виде молодого римлянина и без нимба. Часть Латеранского саркофага, традиционно датируется V веком
Избрание Иоасафа должно было способствовать поглощению Пскова Московией. Интересно, что Иоасаф после избрания патриархом именовал себя не «Великий Государь», как Филарет, а «Великий Господин» (это республиканский титул, ср. «Господин Великий Новгород») и отказался благословить какие-либо действия против сюзерена Московии — Османской империи, связанные с азовским конфликтом 1638 году. Более того, имя этого патриарха не значилось в церковных актах, исходивших лично от Михаила Федоровича (ПАТР). Иными словами, светская власть этого Иоасафа главой церкви не считала!
Тем не менее церковная историография утверждает, что Иоасаф немедленно отреагировал на обращение «снизу» о наведении порядка в церкви, издал специальный распорядок для священников — «Память» и произвел большую работу по сличению и исправлению богослужебных книг, к которой привлек ученых иноков и белое духовенство «житием воздержательных и крепкоположительных, грамоте гораздых» (ПАТР).
Св. Преподобный Сергий Радонежский, осеняющий двуперстием (с оклада Евангелия, традиционно датируемого концом XIV века)
И его преемник, патриарх Иосиф, в 1642–1652 гг. был не меньшим «ревнителем православия», участвуя в прениях о вере с лютеранами и ведя с ними экуменический (!) диалог (ПАТР). Правда, при этом от был несусветным стяжателем, т. е. безбожно крал из подведомственной ему церковной казны: после смерти Иосифа Алексей Михайлович, делая опись его имущества, нашел у него деньгами 13 400 рублей, много серебряных сосудов и дорогих вещей, которые не были записаны — их Иосиф «ведал наизусть» (!). Видя возвышение Никона, он боялся отставки и, по его же признанию, «денег приготовил себе на дорогу» (!) (ИРЛ, стр. 258).
Если последовательно проследить традиционную историогафию РПЦ от 1652 назад до 1441 г., когда русская церковь якобы «отвергла Флорентийскую унию Восточной церкви с папством, фактически отделилась от тогдашних униатов-греков и стала автокефальной», то все без исключения ее главные иерархи строго блюли чистоту веры и соблюдение обрядов. В 1589 г. при поставлении первого Московского патриарха Иова ни о каких различиях между московской и остальной Восточной церковью и речи не было — иначе как бы вообще другие патриархи согласились на повышение Московского митрополита до своего ранга? Когда же позже, уже в романовское время, заезжие греческие иерархи и делали замечания по каким-либо «несущественным отклонениям», тут же вносились необходимые исправления, как, например, при Филарете.
