Менеджеры корпораций пользуются своим положением и возможностями по управлению финансами таким образом, чтобы максимизировать свои собственные выгоды за счет партнеров и акционеров [Watts, Zimmerman, 1986]. Они пользуются асимметрией информации между инсайдерами и аутсайдерами и манипулируют данными финансовой отчетности таким образом, чтобы это способствовало их благополучию, получению привилегий и финансирования на выгодных условиях [Sun, Rath, 2008]. Инвесторы и акционеры в итоге вводятся в заблуждение из-за недостоверности сообщаемой отчетной информации. Если благополучие менеджеров привязано к тем или иным показателям отчетности, то они будут склонны манипулировать ею так, чтобы продемонстрировать, что ситуация лучше, чем есть на самом деле. Любопытна политическая гипотеза оппортунистического поведения управленцев, которая предполагает такие манипуляции менеджеров, которые бы позволили не привлекать лишнего внимания к компании со стороны общества и государства [Deegan, 2009]. Тем не менее недостатком т. н. «новой институциональной школы», к которой принадлежат упомянутые работы, является сужение отмеченных выше взглядов на оппортунизм до поведения только наемных менеджеров.
Конфликт инженерной и денежной логики в корпорации
Родоначальники институционализма считали основными носителями интересов краткосрочной наживы собственников, которых в первую очередь интересуют дивиденды и наибольшая прибыльность портфеля ценных бумаг. Т. Веблен и Д. Коммонс отмечали конфликт производственной (инженерной) и предпринимательской (денежной) логики в корпорации [Веблен, 2007; Коммонс, 2011; Биншток, 2006, с.126–153]. Он возникает в результате противоречия интересов долгосрочного развития предприятия и извлечения сиюминутной выгоды из него. Г. Минз и А. Берл в труде «Современная корпорация и частная собственность» (1932) выявили такое явление в крупных западных компаниях, как отделение прав собственности от функций управления [Berle, Means, 2009]. Дальнейшие исследования Д. Бернхейма выявившие усиление власти менеджеров, дали основания говорить о «революции управляющих» [Orwell, 1955]. В некоторой мере это воспроизводит Марксово деление капитала на капитал-собственность и капитал-функцию [Маркс, Энгельс, т. 25, ч. 1, с. 406–429]. Активное развитие фондового рынка способствовало тому, что акционер все больше сосредотачивался на формировании оптимального портфеля инвестиций и увеличении краткосрочной прибыли. В то же время менеджеры корпораций, желавшие продвижения по службе, привилегий, высокого статуса и окладов, ориентировались на долгосрочный рост и усиление монопольной власти над рынком. Долгосрочное развитие корпорации обеспечивается масштабными капиталовложениями, и на эти цели направлялась большая часть прибыли после уплаты дивидендов [Дзарасов, 2009, с. 22–30].
Финансисты заинтересованы в частой изменчивости ситуации на рынке, что стимулирует рост их доходов [Веблен, 2007, c. 30]. Сегодня можно отчетливо видеть, как в результате финансовой глобализации капитализма происходит обострение этого негативного явления. Благоприятные условия производительной активности формируются не бизнесменами, а теми, кто непосредственно занят в производстве — изобретателями, инженерами, специалистами и др. [там же, с. 34–35]. В то время как мотивация бизнесмена заключается в усилении своей власти над бизнесом и перераспределении доходов рентабельных фирм с целью извлечения наибольшей личной выгоды, а не общественной пользы [там же, с. 34–54,71]. В труде Д. Бернхейма «Революция управляющих» отмечается, что властные полномочия менеджеров в США все больше расширялись [Orwell, 1955]. Крупный бизнес в послевоенный «золотой век» американского капитализма описывается посткейнсианской моделью мегакорпорации А. Эйхнера (см. ниже), которая также связывает долгосрочный рост и благополучие менеджеров с инвестициями. Однако после 1980-х гг. с ростом финанциализации капитала наблюдалось такое явление, как «контрреволюция акционеров», когда вновь начали преобладать интересы собственников [Дзарасов, 2013].
В трудах российских экономистов также часто поднимается проблема антагонизма интересов управленцев и собственников [Дзарасов, Новоженов, 2009; Клейнер, 2011 и др.]. Клейнер выделяет 4 группы сил в корпорации: собственники, менеджеры, владельцы знаний (специалисты) и рабочие [Клейнер, 2011 и др.]. В российских условиях последние оказываются под двойным гнетом, так как собственник обладает практически неограниченными правами и успешно сочетает их с безответственным отношением к предприятию. Часто доминирующие группы неформально контролируют активы и стремятся хищнически выводить их, что усиливает конфликт [Дзарасов, Новоженов, 2009].
Рентоориентированное поведение
Деятельность экономических агентов, направленную на получение выгод не в результате нормальной экономической продуктивной деятельности, а путем различных манипуляций, в частности законодательными, экономическими и пр. условиями, иногда называют термином рентоориентированное поведение (rent-seeking behaviour). Как явление рентоориентированное поведение было описано в 1967 году в работе Г. Таллока при анализе потерь благосостояния от тарифов и монополий, а сам термин «rent seeking» ввела Э. Крюгер [см. Таллок, 1967; Таллок, 2011; Krueger, 1974]. Неоклассики и неоинституционалисты при изучении изъятия ренты рассматривают присвоение излишков ресурсов сверх нормальной прибыли. Они утверждают, что рента как таковая не существует в нормально функционирующей рыночной экономике, так как рыночные механизмы вытесняют любой избыточный доход [Латков, 2008]. Рентные доходы возникают только в условиях ограничения конкуренции под воздействием государственной бюрократии и монополистов. Однако эта точка зрения оспаривается. Посткейнсианцы и марксисты делают акцент на неравномерном распределении ресурсов по силе капитала и степени господства корпорации на рынке. По М. Калецкому, именно степенью монополизма на рынке (или силой капитала) определяется величина присваиваемой прибыли [Дзарасов, Новоженов, 2009, с. 23–24]. Особенно остро эта проблема стоит в отношениях центра-периферии. Чем слабее противостояние господствующим транснациональным группировкам капитала со стороны профсоюзов, государства, отечественного производителя, тем сильнее их потери. Есть немало примеров успешного государственного воздействия на экономику, которое позволяло эффективно решать важные задачи. Одновременно можно наблюдать высокую степень оппортунизма в странах с рыночной экономикой, где происходит не вытеснение неких излишков, а перераспределение доходов по силе капитала.
На микроэкономическом (вернее «наноэкономическом») уровне, рассматривающем экономику физических лиц, также реализуется принцип присвоения ренты по силе капитала (степени господства над финансовыми потоками) [Дзарасов, 2009; Клейнер, 2004]. В современном контексте рентоориентированное поведение обычно связывается с использованием механизмов внеэкономического принуждения, монопольного положения, властных и иных полномочий для цели личного обогащения сверх нормального уровня. В результате такой непроизводительной экономической деятельности растрачиваются ценные ресурсы, которые могли бы в иных обстоятельствах служить производству дополнительных благ и услуг [Полищук, 1996, c. 7]. То есть рента также трактуется как разница между альтернативной стоимостью использования ресурса и фактически получаемым доходом его владельца [Латков, 2008].
При хозяйственном поведении агентов происходит создание дополнительной стоимости, что способствует росту благосостояния общества. Рентоориентированное поведение же нацелено на перераспределение в чью-либо пользу уже созданного. Это влечет значительные потери для общества. С одной стороны рентоориентированный агент будет вкладывать средства в обслуживание изъятия ренты [Дзарасов, Новоженов, 2009]. С другой — контрагенты и государство будут вынуждены тратить средства на оценку рисков, предотвращение потерь и защиту от них вместо производства новой стоимости. В рентоориентированной экономике нет стимулов к снижению издержек, внедрению высоких технологий и долгосрочных инвестиций, поскольку РОП, как правило, краткосрочно ориентировано. Инвестиции могут распределяться не по критериям эффективности, а исходя из необходимости поддержать «свои» фирмы. В такой экономике высоки риски капиталовложений, ведь права собственности становятся условными. Важную роль начинают играть неформальные отношения и покровительство со стороны органов власти (см. далее). Рентоориентированное поведение имеет негативный мультипликативный эффект, когда извлечение ренты одними агентами создает стимулы для аналогичного поведения других во все возрастающем масштабе, что повышает масштабы общественных потерь. Например, по данным Global Financial Integrity, при 1 % прироста теневой экономики рост незаконного движения капитала составляет 7 % [Kar, Freitas, 2013].
