И рассуждаем о жизни пращуров согласно своим собственным воззрениям, основанным на суконной экономической модели мироустройства. Марксистко-ленинская философия живет и побеждает…
К счастью, древние греки о сем не ведали и рискуя жизнью и здоровьем, строили свои полисы вдоль северных берегов Черемного моря, густо заселенным «варварскими» племенами скифов. Меньше всего торгуют с ними, больше всего воюют, сами ходят в набеги и страдают от них, теряя свои города (Ольбия и вовсе была покорена и стала скифской), по прежнему ввозят пшеницу из Египта, но продолжают «экспансию» и при этом… тщательно изучают своих опасных соседей. Причины их настойчивой любознательности начинают приоткрываться, если обратиться к древнегреческой мифологии. «Родоночальники» всей европейской и среднеземноморской культуры, сами рассказали нам о причинах столь пристального интереса к прохладным северным берегам Русского моря, и в частности, к скифам-сколотам. Вспомните о путешествии Язона (Ясона), о его плавании за Золотым Руном. Это мы еще в школе проходили, правда, нам так и не пояснили, что это было за Руно, зачем потребовалась чудная баранья шкура Язону. Да и мы тогда более прельщались приключениями и злоключениями экспедиции мифических аргонавтов, а причина их похода нас не особенно-то привлекала. Ну, руно, вероятно, с золотой шерстью, а поскольку таких не бывает, значит, сказка, и сочинена для того, чтобы рассказать нам об отважном мореходе и его товарищах…
Сказка – ложь, да в ней намек.
Овечью или баранью шкуру, покрытую сплошным пластом шерсти, только в славянских языках и наречиях называют руном, и мы помним выражение «тонкорунная овца», то есть с тонким, качественным волосом, слегка скатанным в густую пелену, годным для пряжи и ткацкого производства дорогого, мягкого сукна, так нужного в холодном климате. В русском языке нет случайных созвучий: руно и руны (вид письма) – однокроенные слова. И это обстоятельство напрямую указывает, что у сколотов Северного Причерноморья было руническое письмо, коим они записывали на овечьем пергаменте (скоре) свои добытые знания, свое слово. Причем, используя золотые чернила. Практика применения таких «чернил» известна: священный список Авесты, захваченный Великим Славянином Александром Македонским, был исполнен именно золотом, на пергаментах из двенадцати тысяч бычьих шкур. Представляете объем информации?
Технология письма золотом была сложна и кропотлива, пергамент прежде прорезался острейшим пером-жалом (отсюда и свидетельство, что писали на Руси «чертами и резами»), после чего в этот след вводились собственно «чернила» – скорее всего, амальгама. Ртуть испарялась, желтый металл прикипал к пергаменту, оставляя тончайший рисунок знаков.
Теперь откройте средневековую, рукописную книгу, желательно, дорогую, которые хранятся в Отделах редких книг и рукописей крупных библиотек. И сразу узнате культуру письма, вернее, отголоски, атавизмы древней культуры. Да, она будет написана уже кириллицей, но всмотритесь в причудливую вязь заглавий и буквиц, где использовано порой золото или киноварь, из которой добывают ртуть. Если подобной вязью, только рунической и золотом, исписать пергамент, то будет полное впечатление, что шкура покрыта золотой шерстью…
А для сравнения откройте книги аналогичного порядка, к примеру, греческие, германские, германизированные скандинавские и попробуйте сами порассуждать о древности письменных традиций.
Так что путешествие аргонавтов под предводительством Язона имело конкретную цель – заполучить слово, выкрасть у сколотов их священную добычу, получить знания и письменность, которых греки не имели, однако отлично знали, кто и где ими владеет. Золотым Руном в ту пору называлась Веста, позже в индийском варианте получившая название Веды.
Что же такое упомянутый священный список персидской Авесты, спросите вы?
Но это уже другой урок, а сейчас домашнее задание: предлагаю тщательно проработать миф о плавании аргонавтов, выписать имена всех двадцати девяти участников похода в столбик (тех, что упоминаются во всех списках) и посмотреть, что сложится из первых букв. Вам это ничто не напоминает?
Б О Г
УРОК ВТОРОЙ
Наши предки были потому сдержаны и не многословны, что обращались со словом бережно, относились к нему трепетно, и если озвучивали его вещий смысл, излагали на пергаменте или бумаге, то непременно уставным письмом. Полуустав и скоропись появились одновременно с увеличением нашей многословности, болтливости, что говорит о деградации сознания, когда утрачивается чувство времени, значимости и магии слова. Чем невыразительнее наши незрелые мысли, тем больше нам хочется сказать, а мысль, как и слово, требует тишины и неторопливости. На одном из уроков мы еще поговорим о значении письменности и о ее взаимосвязи с языком, о бесписьменной культуре, основанной на языковой памяти, но сейчас хочется отметить, что перевод слова в знаки, фиксация основного смысла не есть главный способ его сохранения. Поэтому наличие или отсутствие письменности у того или иного народа не может восприниматься как основной фактор уровня его культуры. Живость языка в его звучании, ибо это качество нельзя записать буквами – ну, разве что нотами.
Основным хранителем богатства красок, светотеней и оттенков слова являются не те редкие письменные источники, дошедшие до нас и много раз исправленные, переписанные в угоду «текущего момента» или вовсе зачастую спорные, а как ни странно, огромное количество наречий. Язык в них содержится, будто те яйца – каждое слово в своей корзине. И побить их все никогда и никому не удастся. В этом многообразии его сила, его великость и могущество. Ученые-языковеды долго считали количество слов в русском языке, называли цифры то в миллион, то в полтора, и наконец, сбившись со счета, сделали заключение, что количество это не исчислимо. И тоже опять из-за бесконечных интерпретаций и вариантов в наречиях.
Этимология слова наречие так же проста и понятна из-за говорящего корня речь: это содержание, наполнение сосуда, именуемого Даром Речи, это его составляющая, поэтому каждый говор, диалект нельзя рассматривать как отдельный язык. В обилии наречий заключается суть самосохранения славянского и, в том числе, русского языка. Что бы с ним не вытворяли, какими бы сумасшедшими заимствованиями и аббревиатурами не насыщали, руководствуясь текущим временем, модой, идеологией; какие бы мошеннические подмены не совершали, Дар Речи останется практически неуязвим. Несколько замутится его надстройка – общеупотребительный разговорный (который теперь еще стал и «литературным»!), но и она в скором времени отстоится, войдет в русло, как весенняя вода. А вода, как известно, угловатый камень в валун обкатает и потом перетрет в песок…
[продолжение урока]
Наречий множество, однако при этом язык один, который можно условно назвать общеславянским, и его разделение искусственно и преступно. Происходит это в угоду очередного «текущего политического момента», когда делят имущество, совместно нажитое барахло, далекое от Дара Божьего, когда в угоду политики и экономики пытаются разорвать узы братских народов, развести их по своим зонам влияния. В последние века благодаря этому дележу растащили на три дома даже одно, великорусское наречие, и в результате появились русский, украинский и белорусский языки. На самом деле это триединое наречие восточных славян, органично вписанное в сокровищницу Дара Речи, где хранятся нижегородское, польское, вологодское, чешское, македонское, вятское, словацкое, рязанское и прочие наречия. Присваивая какому-либо наречию статус отдельного языка, мы таким образом не только разобщаемся как единый этнос, но сами себя вводим в заблуждение, особенно касаемо общей истории славянства в раннем периоде. Что произойдет, если мы начнем выковыривать «свои» камни из фундамента, на котором выстроено наше общее здание?
Немецкая лингвистика и технологичная европейская мысль разодрали язык, вставив нам в уста и головы еще одно импортное словечко – диалекты. А еще подогрели наше самолюбие, бросив клич – кто главней? Мол, возитесь, тузите друг друга, выясняйте, чей язык лежит в основе! А всякий искусственно разодранный язык утрачивает объединительное, связующее начало, исконно заложенное в Дар Божий, мало того, резко снижает его образовательный потенциал. Вот мы и начинаем делить священную добычу, как шкуру неубитого медведя, споря, кто и у кого заимствовал. В славянском языке никогда не было, нет и быть не может «внутренних» заимствований; наречия проникают, переливаются друг в друга, взаимообразно подпитываются, и несмотря на разные корзинки, хранятся в едином сосуде Дара Речи, имея единую корневую основу.
