Вот почему в Китае запрещено издавать «Диких лебедей». Запрещено также упоминать книгу, как и имя ее автора, в средствах массовой информации. Хотя за прошедшие годы китайские журналисты не раз брали у меня интервью и писали статьи о «Диких лебедях», ни один материал не вышел: редакторы боятся нарушить запрет. По этому поводу существует даже особая сверхсекретная директива Министерства иностранных дел — ситуация для печатного издания необычная, если неисключительная. Это отпугивает и в то же время привлекает читателей. В результате множество людей, даже государственных цензоров, отыскали книгу и прочли ее.
Жизнь в сегодняшнем Китае неизмеримо лучше той, что была у моих соотечественников в прошлом веке, чему я неустанно радуюсь. Однако, хотя нация получила толику личной свободы, до настоящей свободы еще далеко. За печатным словом следят гораздо пристальнее, чем до прихода коммунистов к власти. Еще до того, как в 1994 году на «Диких лебедей» был наложен запрет, один китайский издатель сделал купюры — изъял прежде всего фрагменты о Мао — и отнес книгу в цензуру. Поскольку таких купюр оказалось немного, я согласилась издать ее при условии, что на соответствующей странице будет указано: «Ниже опущено столько — то иероглифов». Так делалось до прихода коммунистов. Однако нынешние власти не дали на это согласия. И все же пиратский текст с купюрами в конце концов вышел. Даже пираты не осмелились опубликовать полную версию!
Как говорят, есть еще одно контрафактное издание — полное. Видимо, это фотокопия книги на китайском языке, вышедшей в свет на Тайване или в Гонконге, вопреки его вхождению в состав КНР в 1997 году. Немало экземпляров попало в Китай (таможня редко обыскивает багаж пассажиров). Я и сама беспрепятственно ввозила экземпляры, но из отправленных по почте не дошел ни один. Замечательный китайский кинорежиссер, которым я восхищаюсь, хотел снять по книге фильм, но не получил разрешения, к тому же его предупредили, что, если он попробует снять картину за границей, другим его фильмам и всей съемочной группе грозят в Китае большие неприятности. Из — за удавки, накинутой на книгу режимом, лишь сравнительно немногие в Китае слышали о ней.
Однако «Дикие лебеди» достаточно известны в стране, поскольку пути сообщения с внешним миром открыты. Некоторые ловкие мошенники даже эксплуатируют эту известность. Один такой мелкий самозванец работает в моем родном городе Чэнду. Как сообщалось в местной газете 6 мая 2000 года, он крутился возле центральных гостиниц и основных достопримечательностей и, хорошо говоря по — английски, а также немного на французском, немецком и японском, знакомился с иностранными туристами и рассказывал им, что он якобы мой хороший друг. Затем проходимец отводил их в рестораны, где им выставляли немалые счета, а он получал от заведения свой процент.
Были и трогательные жесты. Однажды, после того как мы с Джоном поужинали в пекинском ресторане, муж попросил счет и вдруг услышал, что он уже оплачен молодым человеком, заявившим: «Я узнал о своей собственной стране из книги вашей жены».
Хотя «Дикие лебеди» запрещены, людей не преследуют за чтение или обсуждение книги в частном кругу. Я разъезжаю по Китаю свободно и не замечаю за собой слежки. Очевидно, во мне, в отличие от моего творения, угрозы не видят: я не устраиваю митингов, не выступаю с речами и не веду подпольной работы. Поскольку путь в СМИ для меня закрыт, я лицо частное, а не публичное. Ныне режим точнее, чем раньше, выбирает объекты для преследований. Метят в то, что считают по — настоящему опасным, в то, что может получить общественный резонанс и стать знаменем организованной оппозиции. Это много лучше, чем во времена Мао, когда пострадали миллионы безвинных людей. Но это также означает, что монополия на власть по — прежнему существует и что один миллиард триста миллионов китайцев продолжают зависеть от горстки тайно избираемых правителей. Мир также может лишь надеяться, что ему повезет и лидеры ведущей ядерной державы не окажутся злодеями.
«Дикие лебеди» обострили мою любовь к Китаю. Я расколдовала свое прошлое и больше не хочу «все забыть». Если я долго там не бываю, мной овладевает тревога. Эта земля, древняя, но кипящая энергией юности, пережившая столько трагедий, но смотрящая вперед с упрямым оптимизмом, — у меня в крови. Я приезжаю туда один — два раза в год и всегда возвращаюсь в Лондон выжатая как лимон. Радость и восторг утомляют, так же как гнев и возмущение, а я их испытываю здесь на каждом шагу. Цель этих путешествий — собрать материалы для биографии Мао, которую мы с Джоном пишем вместе последние десять лет и надеемся опубликовать в 2004 году. (Книга вышла в свет в 2005 году в Великобритании, а два года спустя — в России. Здесь и далее примеч. пер.)
Я решила писать о Мао, потому что этот человек всегда завораживал меня. Он довлел над моей жизнью в Китае и разрушил судьбы моих соотечественников, четверти населения Земли. Он был таким же тираном, как Гитлер и Сталин, и принес человечеству столько же вреда, сколько они. И тем не менее свет знает о нем на удивление мало. Обоих европейских деспотов обличили во всем мире, а Мао удалось совершить небывалый подвиг: имя его оказалось лишь слегка задето — едва заметно по сравнению с тяжестью его преступлений, хотя он уже почти тридцать лет как умер. Мы с Джоном с наслаждением распутывали клубок мифов о нем.
Китайский режим, как и ожидалось, поставил на моем пути множество препятствий, но лишь немногие из них не получилось преодолеть, а большинство только добавили нам удовольствия, превратив нас в пару детективов. Некоторым важным для нас людям в Пекине поступило предупреждение, что со мной не следует разговаривать. Однако, кажется, не столь категорическое, как запрет писать обо мне или печатать «Диких лебедей». Скорее, его сформулировали в духе «думай, что говоришь». Поэтому, в то время как некоторые решили не встречаться со мной, большинство согласились на беседу. Людям теснят грудь воспоминания, а в китайцах глубоко укоренено чувство долга перед историей. Само предупреждение сослужило добрую службу: оно стало чем — то вроде рекламы, придающей биографии престиж и гарантирующей, что она не будет следовать партийной линии. Для некоторых это послужило убедительным доводом, чтобы отворить уста. Наконец, дорогу мне проложили «Дикие лебеди». Большинство людей, с которыми я встречаюсь, читали книгу или слышали о ней и, судя по всему, считают ее честной. Надеюсь, они верят, что и биография Мао окажется правдивой.
«Дикие лебеди» также открыли доступ к государственным деятелям и нетронутым источникам информации по всему земному шару. В ходе этих разысканий я вновь и вновь понимаю, какое счастье иметь соавтором Джона, ибо он не только говорит на многих языках, но и представляет собой ходячую энциклопедию по международной политике, частью которой был Мао. Прошедшие десять лет стали для нас сказочным временем: в поисках сведений о Мао мы с Джоном путешествовали по всему свету и работали, день за днем, год за годом, полные решимости потратить столько времени, сколько нужно, чтобы, не срезая углов, написать книгу, которой сможем гордиться.
Каждый день у себя дома в Лондоне, в Ноттинг — хилле, я сажусь писать. Джон внизу, в кабинете; слышен скрип двери — это он идет за чашкой чая. Мне становится радостно: я предвкушаю наш разговор за обедом, обмен мнениями, обсуждение исторических находок. За окном справа растет огромный платан, закрывающий небо своими могучими ветвями. Он удивительно прекрасен в дни, когда накрапывает дождик, а солнце лишь изредка улыбается сквозь облака. Под деревом черный фонарный столб — как в любом фильме о Лондоне. По улице проплывают двухэтажные красные автобусы. Спешат под зонтиками прохожие. Обычная лондонская картина. И все же мне никогда не надоедает смотреть на нее, как никогда не наскучивает писать. Конечно, бывают минуты, когда я в отчаянии говорю себе и друзьям: «С меня довольно!» Но я на седьмом небе от счастья.
Лондон, май 2003
Посвящается бабушке и отцу, которые не дожили до выхода этой книги
1. «Золотые лотосы длиной в три цуня»: Наложница генерала (1909–1933)
В пятнадцать лет моя бабушка стала наложницей генерала — в ту пору министра полиции в шатком правительстве Китая. На дворе стоял 1924 год, в стране царил хаос. Почти на всей территории страны, включая Маньчжурию, где жила бабушка, установилась власть генералов. Сватовство состоялось благодаря хлопотам ее отца — чиновника полиции из провинциального городка Исянь, находившегося на юго — западе Маньчжурии, примерно в полутораста километрах на север от Великой Китайской стены и в четырехстах километрах на северо — восток от Пекина.
Подобно большинству китайских городов, Исянь был построен как крепость. Его окружали возведенные в эпоху Тан (618–907 гг.) зубчатые стены толщиной в шесть и высотой в девять метров, с шестнадцатью караульными башнями, поставленными на равном расстоянии друг от друга, и такие широкие, что по ним можно было без труда проскакать верхом. В город вело четверо ворот (по четырем сторонам света), защищенных снаружи еще одними внешними воротами, а опоясывал все эти укрепления глубокий ров.
