А я перехожу дорогу от монастыря и взгляд мой упирается в вывеску «почта».
Телеграф. Телеграмму мне давать некому, в начале 21 века этот вид связи окончательно вытеснил мобильный телефон. Теперь телеграф служит лишь узконаправленным целям различных ведомств. Ну и еще туристам при подтверждении категорийного маршрута. А вот в начале века прошлого…
В 1904 году посредством телеграфной связи мир обежала новость, имевшая резонанс, впрочем, только в России. Несколько десятков нижних чинов из эскадры адмирала Рожественского, что шла через полземного шара к японским берегам приняли обет стать после войны монахами Соловецкого монастыря.
В войне с Японией к тому времени Россия увязла глубоко. И буксовала, и газовала на месте, разбрызгивая в стороны комья неудач и грязь сопровождавших их склок. В надсадно ревущем движке все глубже увязающей России не чувствовалось никаких героических ноток, а лишь характерное поскуливание изношенного механизма. Внутри страны утлую лодку политики во всю качала тогдашняя «молодая шпана» желавшая стереть с лица земли не только Россию, а вообще всё. До основанья! А затем…
В общем, России требовались герои, но героев не было. Те что были, вроде адмирала Макарова или художника Верещагина были конечно героями, но они были героями мертвыми. А требовались живые. И вот, таковые объявились в отправленной на заклание эскадре Рожественского. Правда о том, что они герои эти морячки не знали.
Шустрые матросики, пропилив полмира, вдоволь нагулявшись по портовым притонам и назубатившись с офицерами, авантюристы, но совсем не раннесоловецкого пошиба, а так — шпана и шантрапа, как отражение эпохи и нравов, они решили заранее забронировать себе царствие небесное на земле, а заодно и индульгенцию от трибуналов и судов. При любом исходе, при заранее гнилой ставке, хватаясь за соломинку, они хотели взять банк. И взяли его.
Они выжили. Отбыли положенное в японских лагерях и вернулись на родину, ничего хорошего не ожидая. Ибо проходимцев и провокаторов обычно не ждет ничего хорошего. Они уже и забыли о том своем, в горячке данном в присутствии вечно пьяненького корабельного попика, обете. А родина не забыла. Родина встретила их как героев. Практически единственных живых героев позорно проигранной войны.
Отгремели фанфары. Высохли слезы на румяных личиках воспитанниц Смольного. И под ногами цусимских «героев» вновь закачалась палуба. Цусимская братва отчалила навстречу Соловецкой братии.
Когда нетвердой походкой матросики сошли на соловецкую землю она заходила ходуном уже под ногами у встречающих.
В Соловецкий монастырь прибыли не несколько десятков послушников, овеянных ореолом героизма и исстрадавшихся в ратном подвиге и странничестве по дальним морям. И даже не несколько десятков монахов. В монастырь прибыло несколько десятков ИЕРОМОНАХОВ. То есть монахов, могущих совершать таинства.
Так, политическою волею на морячков ни с того ни с сего снизошла благодать Божия и они смогли вдруг крестить, отпевать, причащать. В общем совершать те действия, когда их посредством вершит свою волю Святой Дух.
Безграмотная шушера, прошланговавшая службу военную вдруг оказалась вовлечена в службу церковную. Естественно, кроме как косить и шланговать они ничего не умели, не желали уметь и не стремились. И они занялись тем, что умели. Они стали качать права.
Монастырь погряз в склоках. Жалобами оказались завалены все надзорные и исполнительные органы — как церковные, так и гражданские. Монашество пыталось бороться — но десятки луженых глоток, приученных молодецки орать в голос «здражлабла» вчистую перекрывали голоса привыкшие к исполнению торжественный церковных песнопений. «Героев забижают» звучало неизменно громче чем «Спаси Боже». И героев «забижать» не давали.
Письма, распоряжения, телеграммы. Зачастившие комиссии. В результате блатная нахрапистость взяла верх над тонкой интеллигентностью. Был смещен архимандрит Иоанникий. Братва одолела братию. Но, в отличие от 17-го века, когда государевой волею посланная братва в лице стрельцов взяла монастырь штурмом, в 20 веке государевою волею братва, превращенная в братию взяла монастырь подлостью.
Подлость была и в 17 веке, но она была лишь эпизодом, открывшим осаждавшим ворота твердыни. В 20 веке подлость стала системой, образом мысли и образцом поведения. Зло, которому Соловки ожесточенно сопротивлялись почти пятьсот лет новой истории захватило обитель без боя. И символично, что это зло приобрело вид опереточных жуликов — мелких, гадких, подлых, целиком ущербных.
И еще более символично то, что примерно в это же историческое время, плоть от плоти «монахов-матросиков», такой же карикатурный жулик, дезертир, бродяга и шваль Анатолий Железняков, более известный как «Матрос Железняк» произнес в Таврическом дворце свою знаменитую фразу.
«Караул устал и хочет спать. Прошу прекратить заседание». Именно этой фразой было низвергнуто в пропасть гражданской войны Государство Российское и прекратило существовать.
Из пучины хаоса вырастало, как проклятый остров, новое время. В нем не было места ни монастырской святости, ни сиятельной государственности. То было время вырожденцев, маньяков и хапуг. То было время кровавой пены и бесчисленных ужасов. Время предательств и неоплаченных счетов.
Авантюристам всех мастей ни к чему была таинственная земля. Она ни на что не могла вдохновить. Растерзанная, развращенная предательством, она уже никого не манила.
Подлость, открывшая ворота монастыря в 17 веке, полностью завладела им в веке 20-м. А отсюда уже и всей землей. Святые Герман, Зосима и Савватий, Митрополит Филипп, Патриарх Никон — все эти авантюрные и величайшие мужи мечтали, должно быть, как и все романтики глядя в Соловецкие дали, о покорении, улучшении и преображении мира. Уж точно они не желали ему зла. И уж точно не думали о том, что зло, предательство и подлость первой обрушит эту святыню. Отсюда начнет по миру свое победное шествие. Что сиятельная и блистательная романтичность основателей и их последователей, вечных скитальцев в поисках лучшей участи не для себя, а для мира, обернется пришествием по проторенной дорожке, бродяг, подлецов и рвачей.
И, как выражение этой подлости матрос Железняк предаст большевиков, выступит за роспуск Совнаркома и взорвет поезд Подвойского. А после, как ни в чем не бывало отречется от своих слов, опять признает Советскую власть и возглавит Культпросвет в Елани. А царской милостию ставшие иеромонахами матросики с восторгом примут Советскую власть, отрекутся от сана и станут первыми надзирателями нарождавшегося на Соловках ГУЛАГа.
* * *
— Так вы не пойдете на экскурсию по лагерным местам, — спрашивает меня женщина из Соловецкого турбюро. Но я уже иду к причалу Хета в надежде на нечаянный катер на большую землю. Там, на изувеченном Беломорканалом Выге, в невидимом отсюда краю полосует грозовыми молниями небо, зачем-то, как и пятьсот лет назад к себе маня и гоня прочь с Соловков. Зачем?
Затем чтобы потом, спустя время, где бы ты я ни был, и что бы не делал, подобно этим Выговским молниям нет-нет да и полосовало сердце грусть и тоска раздирала бы душу, как исподнюю рубаху вопросом — зачем вы маните меня Соловки?
2010
