Объясняя пилотам задачу будущего дня, он часто отрывался от карты, обращая к ним своё сухое, с покрасневшими глазами утомлённое лицо.
– Прошу на отдых, товарищи, – объявил командир, когда закончил его заместитель, и тут же вышел вместе с ним.
Пилоты нехотя вставали с мест. Не расходясь, вели меж собой нескладный, невесёлый разговор.
– Ну, что носы повесили! – подойдя к ним, громко сказал замполит.
Все умолкли и насторожённо смотрели в его не по годам морщинистое лицо, с вниманием ожидая, что он скажет дальше. Пилоты любили своего замполита. Он немало полетал и сам, но по состоянию здоровья «списан на землю», как обычно говорят авиаторы. Его советы для них всегда были вескими, деловыми.
– Ай-я-яй! – качая головой, как бы стыдя их, продолжал он. – Зачем же преждевременно руки опускать? Мы ведь на море Каспии работаем, а здесь и не то бывает. Присядемте-ка на минутку. Случай один мне припомнился.
По комнате прокатился дробный стук табуреток, и стало тихо.
– Вот также зимой дело было, – начал рассказ замполит. – Я с разведки возвращался, а мысли работали вперёд, и план субботнего вечера уже созрел… А тут… Tax… Tax… Tax… – забарахлил мотор. Ну, заёрзал я на сиденье, а самолёт всё ниже и ниже к заснеженному льду. Облюбовал «полянку» и на ней примостился.
Повозились, мы с механиком на моторе. Наконец, он извлёк из карбюратора прохудившийся поплавок и, пожалев, что нечем запаять, сунул его в карман. «Летит! – Летит!» – вдруг, спрыгнув с самолёта и побежав по льдине, размахивая шлемом, закричал механик. Я туповат нa уши и не сразу услышал гул мотора, а как глянул, на душе так повеселело, будто там музыка играла. Вот самолёт поравнялся с нами и стал удаляться. Не заметил. Мы поняли, что заходящее солнце маскировало нас. Наступила ночь, звёздная, холодная. Я осветил фонариком термометр, столбик ртути опустился за тридцать. Отвели ужин: грызли застывшие консервы с галетами.
А стрелки часов еле-еле подползали к семи. Механик, скорчившись, уже лежал в хвостовом отсеке. Забрался и я. Чехлами задраили проход, но мороз находил лазейки, и через десяток минут на теле не ощущалось тёплого обмундирования. Хоть и холодно, а встать тяжело, так и лежал бы. «Нет, это кончится плохим», – подумал я и толкнул механика. – Вставай, Иван, вставай.
– Обожди, подремлем немного.
– Нет, вставай, вставай, – настаивал я.
Пробежались вокруг машины. Кровь по жилам так и заходила.
– Командир, у. нас же работа на самолёте есть, – неожиданно заявил механик. – Займёмся. А?..
– Давай, давай, Иван, – обрадовался я. И тут же уловил резкое шипенье: это он выпустил с покрышки воздух.
– Качай!
И я ритмично, сгибая и выпрямляя спину, заработал насосом. Так и прокоротали ночь. К утру потеплело, но занялась пурга. О прилёте самолёта не приходилось и думать.
– Пойдём на берег, – говорю я механику, – кто знает, сколько времени пакостная погода простоит, да и лёд здесь часто большие подвижки даёт.
Вышли. Самолёт быстро затерялся в крутящей белёсой мгле.
Килограммовый компас непомерно тянул мне руку. Но благо он, а то плутать бы нам. Временами вьюга ослабевала, и впереди туманно проглядывали громады.
– Ну, наконец-то берег, рыбозавод, – радовались мы, а это были ледовые бугры. Они всплывали то справа, то слева, маня к себе, но я твёрдо верил волшебной стрелке компаса. Идти становилось труднее, и мы чаще присаживались на отдых. Разгорячённый механик не мог утолить жажды, часто глотал снег.
– Ну, пойдём, Ваня, хватит, а то худо будет, – предупреждал я. – И он шёл, на ходу подхватывая комья снега.
Под вечер, пройдя более тридцати километров по торосистому заснеженному льду, в который по колено проваливались ноги в унтах, мы взобрались на высокие мостки рыбозавода. Натруженные ноги легко несли нас по гладкому настилу.
Немало были удивлены рабочие, увидев лётчиков без самолёта, точно мы с неба к ним свалились. Но вскоре они узнали, что произошло, и повели нас из конторки в тёплое помещение, где мы с механиком успели осушить двухлитровый графин воды.
Там мы разделись и развесили над горячей плитой промокшую от пота одежду. Утром получили нелестные сообщения. Карбюратор доставить нам не смогут: в Астрахани туман.
А механик уже запаял худой поплавок и всё порывался как-то добраться к самолёту. Да и оставлять его надолго там было опасно. Решили ехать. Уселись мы в розвальни, и рыбаки, лихо подгоняя коней, примчали нас к самолёту. Наладили мотор, и погода просветлела. Расчистили для взлёта полоску от снежных переносов и перегнали на берег самолёт.
Прошло три дня, как мы прожили на заводе, а из Астрахани всё по-прежнему не мог вылететь к нам самолёт.
Так вот, товарищи, к чему я вёл рассказ. Чтобы преодолеть трудности, мало одного отличного знания техники. Мало, – повторил он, вставая, – нужна ещё воля. Твёрдая большевистская воля, – и, окинув всех быстрым взглядом, добавил: – А мы кто? Разве мы не партийные и беспартийные большевики? А где это было, чтоб они перед трудностями отступали!? Да. нет таких крепостей, которых большевики не могли бы взять. – И, хлопнув по плечу нахмуренного Орлова, спросил: – А ну, скажи, кто это сказал?
Орлов на мгновение остановил на нём понимающий взор, ответил:
– Товарищ Сталин.
– Так то-то же, – и, видя оживление пилотов, он по– отцовски сказал:
– Ну, а сейчас, товарищи, пора и койки занимать. Пошли! – и, уходя последним, он щёлкнул выключателем.
В помещении, где расположились на ночлег пилоты, было тесно и тихо. Казалось, все спали.
– …А знаешь, Коленька, – вдруг зашептал Орлов, – что, если махнуть сюда, – поднимаясь с кровати. Орлов запалил спичку.
Рожков повернул лицо на бледно освещённую карту, по которой ноготь Орлова прочертил линию, уходящую далеко на юг.
– Без нас там уж были, – глухо пробасил он, также охваченный бессонницей.
– А мы ещё раз проверим, – сдвинув к переносице брови, настойчиво повторил тот.
– Дайте же спать! – прозвучал недовольный голос в противоположном углу.
Орлов промолчал и только пристально посмотрел сквозь тёмное окно, за которым тихо шумело море.
* * *
Орлов, словно вихрь, вылетел от командира. Сияющий и радостный, он искал во дворе Рожкова и, увидев его, призывно замахал рукой.
– Ну, Коленька, всё в порядке! Полетим, как вчера ночью решили.
Вскоре они покинули остров.
Под крылом мелькали знакомые морские пейзажи. То блестела прозрачная с серо-зелёными переливами вода, над которой вставали горбатые, белые ледяные бугры. Меж этих зубчатых хрустальных громад, направляясь на северо-восток, ползал ледокол, волоча за собой извилистый хвост чёрного дыма. То встречались полосы мелкобитого льда, ледяные поля, вода и снова поля.
Орлов внимательно разглядывал пестрящий под собой колорит, изредка кося взгляд в сторону самолёта Рожкова. Рожков в свою очередь, кроме всего, следил и за ним.
Находясь на значительном расстоянии, два лётчика просматривали широкую полосу и страховали один другого.
Вдруг самолёты, нарушая параллельность курса, стали сближаться. Оба экипажа одновременно заметили льдину с людьми. И вот они уж кружат над ней.
Орлов, как старший, должен садиться первым.
Он быстро прикидывает размер и прочность льдины, по которой врассыпную бежали рыбаки. Определив направление ветра, лётчик заходит на посадку. Орлов держится внешне спокойно, но выдаёт непослушное сердце, оно не меньше радо, чем рыбаки, и, стеснённое в его груди, готово выскочить.
– …Далеко, далеко же вас унесло, – здороваясь с рыбаками, тоном удивления сказал Орлов. Он пристально вглядывался в похожие друг на друга, заострённые и ещё больше почерневшие лица.
– Занесёт, – протяжно заговорил старший, почёсывая рыжую щетину на щеке, – верховый-то, как бес сорвался. Благо, ещё лошадка была. Кончили и её, – словно оправдывался он.
– Эх! – хватаясь за голову, сказал Орлов. – Так в самолётах же посылки. Выгружайте!
– Ну, как быть? – советовался Орлов, пока рыбаки увлекались посылками.
– Самый близкий берег – форт Шевченко, – стуча пальцем по планшету, сказал Рожков, – туда и надо вывозить.
– Да, пожалуй, так, – согласился с ним Орлов.
– Но как? Разве двумя машинами вывезем? Расстояние около шестидесяти километров, а рыбаков тридцать три. – И, глянув на часы, Рожков удивлённо вскрикнул: – Ой, да времени-то совсем мало остаётся!
– А вот так, – после недолгого раздумья отрывисто заговорил Орлов.– Снимем передние бензобаки, что лишнее выгрузим и будем брать побольше рыбаков. Одного – я посажу в нос, где бак стоял, другого – на сиденье механика и двух – на пассажирское место.
– Что!? Это же бред! – вскипел Ковылин. – Надрывать мотор! Да и мыслимо ли это?! Зачем такой риск?!
– Кстати, Миша, – продолжал свою мысль Орлов, – тебе рисковать не придётся. Назначаю тебя комендантом пловучего аэродрома. Надеюсь, порядок будет полный. А ты, Коленька, – обратился он к Рожкову, – забирай для начала двух и механика. Оставим Глебова в форте, он там будет принимать и обслуживать нас.
