Очень быстро стало ясно, что пост советское пространство нуждается в осмыслении более глубоком , чем то, которое у нас на тот момент было. У нас не оказалось никакой аналитики. Этому есть объяснение. В советские времена в Москве сосредотачивали академические мощности по изучению США и Канады, Европы, Азии, Африки, Латинской Америки. А почти все, кто занимался Украиной, её историей или экономикой, остались в Киеве, Казахстаном - в Алма-Ате, Азербайджаном - в Баку. После распада Советского Союза Москва оказалась без специалистов по странам СНГ - никто у нас заранее не готовился к тому, что союзные республики станут независимыми государствами.
Второе обстоятельство, которое меня здорово задело, - это, конечно, положение русских в ближнем зарубежье. К 1993 году начала проясняться реальная картина того, что произошло. Мы, наконец-то, услышали голоса нового русского зарубежья, которые до этого или не раздавались, или только пытались пробиться к нам.
Надо отдать должное Дмитрию Рогозину: не будучи тогда сколь-нибудь влиятельной политической фигурой, он почувствовал проблему и откликнулся на нее организацией первого Конгресса русских общин. На какой-то момент наши пути пересеклись.
Значительная часть моей работы в первой Госдуме как раз и была попыткой организовать каким-то образом нашу новую диаспору. Пытаясь продвинуть создание зарубежного округа для выборов депутата Государственной Думы - идея, которую я считаю актуальной и которая так и не была реализована до сих пор, - я добился создания Совета соотечественников при Государственной Думе. Зачем?
Я понял, что нам надо приучать русские общины к борьбе за свои права в новых условиях. Самое большее, что они могли тогда, - это кричать о своей боли. Кстати, это остаётся огромной проблемой до сих пор, потому что в массе своей русские в Советском Союзе всё-таки продолжали считать государство своим и полагались на государство. СССР не стало, а некоторые до сих пор продолжают надеяться на государство, не замечая, что их государство - уже совсем другое. Везде, за исключением России, в самой яркой форме стал развиваться проект национального государства: Грузия - для грузин, Украина - для украинцев.
Русские оказались статистами или даже помехой. И вот для того, чтобы русские могли научиться механизмам отстаивания в новых условиях своих прав, - был задуман проект создания округа. В условиях, когда нельзя реализовать себя в рамках Украины, активисты могли соревноваться за право быть депутатами Государственной думы, то есть они проходили ускоренный политический всеобуч. Когда этого не удалось добиться, мы придумали Совет соотечественников при Государственной думе, где не все соотечественники, но наиболее активная их часть выбирала своих представителей в Совет.
К сожалению, в 1995 году мы, "Конгресс русских общин", проиграли на выборах, а я ещё вдобавок - в своём родном Сочинском, Туапсинском округе. Хотя, как теперь мы знаем, "Конгресс русских общин" в 1995 году выборы не проигрывал. Голоса были украдены.
Не оказавшись в Думе, я размышлял, чем заняться дальше. И в апреле создал Институт стран СНГ. Или, как его тогда назвали, Институт диаспор и интеграции, поскольку видел огромные проблемы, которые возникают с научно-организационным обеспечением нашей работы с диаспорой и нашей работы со странами СНГ.
Мы этим и занимались все 90-е годы. Мы, выражая свою точку зрения, независимую от власти, постоянно сталкивались с проблемами. Власть при Ельцине и сменяющие друг друга правительства считали нас идейными противниками. В те времена даже была создана специальная Группа по борьбе с трудами Института стран СНГ - в связи с тем, что лидеры целого ряда государств: такие, как Кучма, Назарбаев, Шеварднадзе, - стали жаловаться Ельцину на саммитах СНГ на деятельность Института, а Ельцин и его правительство принялись бороться с нами.
Мы смогли каким-то образом просуществовать 90-е годы, когда были не в фаворе у действующей власти, говорили не то, что она хотела слышать. Говорили о неправильной политике в СНГ. О грубых ошибках в отношениях с Украиной, с Казахстаном.
Я до сих пор не могу простить ни нашему Министерству иностранных дел, ни власти российской, ни депутатам то, что они в 1998 году проголосовали за ратификацию Договора о дружбе, сотрудничестве и партнёрстве с Украиной, названного Большим договором. То, с чем нам приходится сталкиваться теперь, уходит своими корнями в это решение. Этот договор был написан под копирку с кучей других однотипных договоров. Он по содержанию не отличался от такого же договора с Узбекистаном, имел (и имеет) такие удивительные статьи, что русский язык на Украине и украинский язык в России развиваются на паритетной основе: сколько украинских школ в России - столько же должно быть русских школ на Украине.
В том договоре не было ни механизмов дружбы, ни условий партнёрства, ни гарантий сотрудничества. Мы считали: прежде, чем Россия подпишет этот договор, главным и единственным приобретением которого с украинской стороны было признание границ, имея на руках такую проблему, как проблема Крыма и Севастополя, и таким образом решая её в пользу Украины, мы должны были взять с Украины гарантии. Должны были добиться, чтобы Украина подписала в Крыму федеративный договор. Мы должны были добиться, чтобы Украина Севастополь отдала нам в аренду на длительный срок. Не бухты Севастополя - 5% его территории и акватории, как следует из Соглашения 1997 года, а весь город Севастополь. Ничего этого не было нашей властью проделано.
Тогда нам ничего не оставалось, кроме как выступить против ратификации этого договора. Мы проводили митинги. Были выступления в Думе. Коммунисты раскололись. Большая часть коммунистов добилась голосования Думы за ратификацию. Затем, несмотря на сопротивление части Совета Федерации, окружения Лужкова, Большой договор прошёл через Совет Федерации. Правда, России тогда удалось отстоять необходимость русификации своих Соглашений по флоту вместе с Договором украинским в Верховной Раде, чего они не хотели. Это было единственное приобретение.
Во всём остальном условия такой договорённости с Украиной привели, во-первых, к дальнейшему неблагоприятному сценарию российско-украинских отношений, поскольку сам по себе договор означал, что главная головная боль Украины снята. Её границы признаны, и теперь в рамках этих границ она может строить своё государство. Кучма, который подписал этот договор, радовался, не понимая, что с этого момента сделал своё дело. Он по инерции переизбрался в 1999 году, но уже через год американцы заставили его взять в качестве премьера Виктора Ющенко, а через два года началась кампания "Украина без Кучмы", которая потом привела к "оранжевой революции". Она бы привела и к досрочному прекращению полномочий, если бы в тот момент не сменилась власть в России, и Владимир Путин не вступил бы в борьбу за Украину, уже тогда понимая, что это означает.
Тогда не дали сорвать политический процесс на Украине, довели дело до выборов. Но на самих выборах, совершив целый ряд ошибок, пойдя на поводу у Кучмы с его кандидатом Януковичем, не разобравшись в той игре, которую он вёл, мы потерпели временное поражение. После этого, в 2005 году, мне было поручено плотнее заняться "русским вопросом" на Украине, восстановлением, по возможности, "Партии Регионов", что я, так или иначе, выполнил - помог "Партии Регионов" вернуться во власть в 2006 году.
После этого начинается другая история - история моих разочарований как в "Партии Регионов", так и в тех людях, которые курировали украинское направление в нашей политике. Я к этому времени уже ясно представлял себе, что Янукович - проблемная фигура, а "Партия Регионов" - далеко не однозначно пророссийская сила, что нужно прорваться к низам Украины, создавая народное массовое движение.
Попытками этого, созданием Народного фронта юго-востока Украины, я занимался с 2008 года. Эта идея здесь всем понравилась, но потом её осуществление было отдано в чужие руки.
В результате жёсткой позиции самого Януковича, он не дал нам возможности создать такую, если не альтернативу, на тех порах - просто организацию, которая могла бы поддержать его притязания, но при этом потребовать с него исполнения обещаний. В 2010 году, придя к власти, он уже был абсолютным монополистом в представлении юга и востока Украины. Нам на этом этапе приходилось с ним договариваться, и не всегда эти договорённости удавались. Как мы понимаем, после всего происшедшего он полтора года вёл Украину в Евросоюз и сам создал тот Майдан, который его сверг.
Владислав Шурыгин. Вы, наверное, самый "не пускаемый" на Украину российский политик?
Константин Затулин. Мне запрещали въезд при двух президентах. Первый, при ком запретили, - Леонид Кучма, которому я помогал стать президентом в 1994 году, будучи действующим председателем комитета Госдумы, поддерживал, насколько мог, его избирательную кампанию. Но после, вопреки своим обещаниям, Кучма дал карт-бланш на расправу с Крымом в 1995 году. Напомню, 17 марта 1995 года Верховная Рада Украины в присутствии президента Украины, отменила Конституцию Крыма, ликвидировала пост президента, сняла с этой должности Юрия Мешкова.
