Зал замер. Что это? Таким российского министра здесь еще никогда не видели. В Москве— коммунистический переворот?
— Второе, — невозмутимо продолжал «друг Анд- рюша». — Пространство бывшего СССР не может рассматриваться как зона полного применения норм СБСЕ. Мы будем твердо настаивать, чтобы бывшие республики СССР незамедлительно вступили в новую федерацию или конфедерацию, и об этом пойдет жесткий разговор...
Дипломаты повскакивали со своих мест. Невероятно!
— Третье, — твердо говорил российский министр. — Все, кто рассчитывает, что можно не считаться с этими особенностями и интересами, что Россию ожидает судьба Советского Союза, не должны забывать, что речь идет о государстве, способном постоять за себя и своих друзей...
Никто ничего не понимал. Срочно объявили перерыв. От «мистера да» ждали разъяснений. Он дал их госсекретарю США Лоуренсу Иглбергеру, уединившись с ним в одной из комнат.
В зале заседаний они появились вдвоем — улыбающиеся, довольные.
— Леди и джентльмены,— обратился Козырев к коллегам, — хочу заверить, что ни президент Ельцин, который остается руководителем и гарантом российской внутренней и внешней политики, ни я, как министр иностранных дел, никогда не согласимся на то, что я зачитал в своем предыдущем выступлении.
Вздох облегчения пронесся по залу.
— Хочу поблагодарить за возможность применить такой ораторский прием. Зачитанный мною текст — достаточно точная компиляция из требований далеко не самой крайней оппозиции в России. Это лишь прием: показать опасность другого развития событий.
И «мистер да» приступил к зачтению правильной речи. «Великая Россия» — всего лишь шутка, успокоил всех министр.
ТОВАРИЩ НЕ ПОНЯЛ
Декабрь 1992 года. VII съезд народных депутатов. На пост главы правительства вместо Егора Гайдара президент предлагает Виктора Черномырдина.
Это был пик рыночной эйфории, переходящей в истерию. Если раньше все дороги вели к коммунизму, то в девяносто втором — к рынку! В верности ему клялись все: от кадетов и монархистов до коммунистов. Рынок был своеобразным символом демократии.
Естественно, что и новому главе правительства в числе первых был задан вопрос:
— Вы за рынок?
— Я за рынок, но не за базар. Наша страна не должна превращаться в страну лавочников, — с ходу ответил Виктор Степанович.
МЫ КАК В РЕСТОРАНЕ
Депутаты Госдумы России рассматривали проект Договора об общественном согласии.
— Мы сейчас как в ресторане: кто ест яства, а кто моет посуду, — заявил лидер ЛДПР Владимир Жириновский.
Представитель ПРЕС Вячеслав Никонов, кстати, внук Молотова, не согласился с лидером ЛДПР:
— Речь в Договоре об общественном согласии идет не о еде, а о правилах поведения за столом. Надо договариваться не бить по голове официанта, не сморкаться в скатерть и так далее.
ЧТО ТАКОЕ СОГЛАСИЕ
В Госдуме очень много умных людей, не говоря уже об образованных.
Сижу перед телевизором. На экране— российский канал. Выступает землячка российского президента депутат Екатерина Лахова:
— Согласие между представительной властью и правительством будет тем моментом, на который можно нанизать процесс, в который бы все вступили...
Жгуче завидую всем, кто умеет просто говорить о сложном!
ПРОПИВАЛ АВАНС, А ЗАРПЛАТУ — В СЕМЬЮ
Эдуард Лимонов — известный романист, политический деятель. В 1993 году дал ряд метких портретных характеристик руководителям России и их окружению. С его оценками многие не согласятся, они спорные, но писательский взгляд точен и убийствен.
О Горбачеве:
— Горбачев плохо говорит по-русски. С деревянными такими истовыми интонациями, с какими в советских фильмах говорили «честные ребята». Франтоват. Шляпка-пирожок на лысине. Маленький человек, попавший в главы великой державы. Акакий Акакиевич.
О Ельцине:
— Ельцин по сути своей тоже похож на всем знакомый (иной, чем горбачевский) тип «честного мужика», соседа, пропивающего только аванс, а зарплату — в семью. Потому и выбрали.
О Боннэр:
— Мадам Сахарова, женщина, похожая на кладбищенскую ворону. Восточная неряшливая дама с папиросой, с которой падает пепел. Кухонный диктатор. На кухне в нечистом халате принимает депутатов, ругает, наставляет их, отдает приказы. Профессиональная вдова, пережившая «фитиля» («эпохи трепетный фитиль» назвал ее покойного мужа поэт Вознесенский). От долгого общения с милицией, диссидентами, отказниками и более всех — с зэками в ней что-то от зэчки. Печать зоны.
О политиках:
— Политики нет. «Бояре» бегают из лагеря в лагерь, как во времена лжедмитриев, успевая за сезон сменить «политические убеждения» полдюжины раз. Все время в бегах: от КПСС к Горбачеву, от Горбачева к Ельцину, от Ельцина куда? Национализм входит в моду, скоро будем ждать наплыва «бояр» во Фронт национального спасения? Бородатые, в пышных шапках, самые что ни на есть лукавые бояре, как в XVI веке. Поневоле поймешь царя Ивана Васильевича Грозного, окружившего себя опричниками...
ОБЪЯСНИЛ, ЧТО ЗНАЧИТ ЛЕЧЬ НА РЕЛЬСЫ
В дни подготовки к апрельскому референдуму 1993 года наконец-то был открыт секрет знаменитого ельцинского обещания лечь на рельсы. Словоохотливый вице-премьер Владимир Шумейко объяснил населению, что Борис Николаевич использовал обычный риторический прием, как это делали до него многие политики.
Нашлись любознательные россияне, не поленились заглянуть в словарь иностранных слов. Риторика там объясняется как теория и искусство красноречия, а также как насыщенная, красивая, но малосодержательная речь.
Попадают ли в список риторических абсолютно все указы и обещания президента или только отдельные? Как их распознать?
Ничего, поживем, узнаем, иронизировали газетеры. Должен же кто-то разъяснить, что хотел сказать Шумейко.
ЗА МЕНЯ ОСТАЮСЬ Я
Апрель 1993 года. Перед отлетом в Ванкувер Борис Ельцин дает у трапа самолета прощальное интервью.
— Кто остается за вас?— спрашивает корреспондент.
— Я сам.— Ответ веселый, бодрый.— Телефон и в машине, и в самолете есть. Я ручку управления не отдаю. Как и кнопку.
Президент улыбается. Успокоил народ.
Одна из московских газет, комментируя этот ответ, написала: стало быть, президент никому не доверяет. Даже своим. По телефону управлять страной? Ведь когда в Ванкувере день, в Москве ночь.
ОН УЖЕ НА «ТЫ»
Из ванкуверской хроники.
— После первой двухчасовой встречи с глазу на глаз взаимопонимание достигнуто, президенты перешли на «ты», — восхищенно ворковали телеведущие.
Всего два часа, и уже на «ты»? Можно только догадываться, чья была инициатива. Клинтон-то ведь младше возрастом.
А теперь представьте: в Токио встречается «семерка», Клинтон со всеми на «вы», и только с российским президентом на «ты»...
ДЕЛАЕТ УСИЛИЯ В СТОРОНУ
Из выступления пресс-секретаря президента В. Костикова на собрании интеллигенции в Центральном Доме литераторов:
— Было бы, наверное, наивно требовать от президента, чтобы он в одночасье, а я думаю, что этого вообще нельзя сделать, стал таким человеком, как
Сахаров. Или таким человеком, как Пастернак, или как Цветаева. (Смех, аплодисменты)... Но президент делает усилия в этом направлении (смех, аплодисменты)... я имею в виду— в сторону Сахарова. Президент понимает ущербность этой ситуации, делает усилия в направлении движения к интеллигенции, хотя каждый шаг, надо быть откровенным, дается ему непросто. Ему легче разговаривать в толпе с рабочими, с бывшими партийцами, директорами заводов. Ему труднее находить общий язык с интеллигенцией. Я думаю, что это обстоятельство нужно понимать и быть снисходительными...
ЧТО НАША ЖИЗНЬ? ИГРА
Уход Полторанина, Бурбулиса, Попова, Мурашева, Старовойтовой, Шелова-Коведяева, закат политической карьеры Афанасьева, Станкевича, Румянцева — свидетельство несостоятельности демократов-политиков на поприще государственной деятельности. К такому грустному выводу пришел в начале 1993 года высокопоставленный чиновник Николай Гульбинский, которого демократия вознесла после августа 1991 года в незнакомые и непонятные кабинеты и коридоры власти в Белом доме и Кремле.
— Что характерно для демократов? — спрашивает он. — Игровое восприятие жизни. «Пофигизм» полицмейстера Мурашева, записки Шелова-Коведяева чиновникам МИДа на салфетках с банкетного стола, «неправильное», а потом «правильное» выступление Козырева в Стокгольме — все это явления одного порядка. Мир — театр, и демократы увлеченно играют роль государственных людей.
По мнению прозревшего Гульбинского, в целом эта игра проиграна. «Мальчики в розовых штанишках» покидают политическую сцену. Наверное, говорит он, будет и в самом деле лучше, если они из политики уйдут.
