изобилие и обещание радости. А также право гордиться тем, что, обуздав природу, создали мощные плотины и дамбы – свидетельство физического и духовного величия.
Десяти лет хватило на усмирение враждебных сил и скрепление союза человека и его среды.
Эти строки я пишу из Нью-Йорка, куда за двадцать часов добрался из Парижа. В темно-синем океане я с высоты палубы иногда видел гигантский айсберг, свидетеля физических процессов и часть регулярного цикла.
Человек, природа, космос суть данность.
Однажды (сто лет назад) человек сменил тысячелетний темп пешего передвижения на беспредельные скорости. Всё было поставлено под сомнение. Границы контроля были прорваны, растянуты, почти стерты; но невозмутимое солнце своим циклом продолжало регулировать ритм наших работ. Сегодня оно нас обвиняет в беспорядке, в непредусмотрительности, пренебрежении, невнимании; худшее отсутствие чувства меры стало тому результатом, и беда.
В январе этого года я на пустом грузовом судне через штормовой океан за девятнадцать дней прибыл сюда, чтобы сделать кое-что вместе с Клодиусом [7]. Едва ступив на землю Манхэттена, мы, прошедшие годы скорби, раскаяния, ограничений и лишений, испытали страшный шок: мы лицом к лицу столкнулись с людьми, которые не в состоянии постичь пережитой опыт. Наш – печальный, – и собственный опыт непомерного изобилия. Выходит, привезенный нами товар не может быть принят в зачет перенесенной нами нужды; он может быть лишь плодотворным, ясным, толковым изобретением, посланником наших предложений на будущее – будущее умеренности машинного общества в поисках своего утраченного счастья. Да, утраченного, но оно может быть обретено, найдено нами в будущем, в ближайшем завтра. И вот что говорит география: две руки и два кулака мира, США и СССР; в его географическом и историческом сердце: Париж, столица вполне земной Франции, глаз (на карте) объединенной Европы. Теперь от этого третьего путешествия у меня появилось впечатление и уверенность, что земля круглая и сплошная (непрерывная), и всё стыкуется… Установится и возобладает сплоченность.
Так что мы, французы, у которых были соборы и Людовик Четырнадцатый, можем восхищаться едва зарождающимся чудесным творением американского народа. Почтительно снимаю шляпу. На каждом шагу, днем и ночью, в этом Нью-Йорке – волшебная развязка – я нахожу повод для размышления, для построения гипотез, для мечтаний о завтрашнем дне, невероятном, утешительном, счастливом. В мире есть надежда. Этот край нерешительных людей дает нам ее полными горстями.
Я являюсь членом комиссии, которой поручено найти в окрестностях Нью-Йорка место для постоянной резиденции Организации Объединенных Наций. Цель ООН в достижении согласия. В достижении согласия путем обеспечения эффективности (или результативности) в уважении к человеческой личности; более того, в возможности приносить людям радость жизни урбанизмом – слово, сегодня ставшее ключевым, решающим.
Никто пока еще не знает точно, что подобное утверждение можно принять, и еще менее, что оно представляет собой способ, с помощью которого люди машинной цивилизации, достигшей второго периода своего развития, поначалу проявив себя бандитами или безумцами, наведут порядок в своем доме.
Ле Корбюзье Нью-Йорк 21 мая 1946
К читателю
Мир в смятении, потому и книга полна смятения.
В летний полдень под неописуемо голубым небом Парижа я на полной скорости мчусь по набережным левого берега в сторону Эйфелевой башни. Мой глаз замечает вторую белую точку в лазури: новую колокольню церкви Шайо. Я притормаживаю, всматриваюсь в нее и мгновенно погружаюсь вглубь времен: да, соборы были белыми, совершенно белыми, ослепительными и юными – а не черными, грязными, старыми. Вся та эпоха была свежей и юной.
…И сегодня, ну да! Сегодняшний день тоже юн, свеж, нов. Сегодня мир опять начинается снова…
Я вернулся из США. Ну что же! На примере США я докажу, что настали новые времена, но дом стал непригоден для жизни. После еды не убрали со стола; после банкета гости разъехались, но остался беспорядок: застывшие соусы, объедки, пролитое вино, крошки и валяющиеся тут и там грязные приборы.
Соборы принадлежат Франции, а Манхэттен – Америке.
Какая прекрасная возможность посмотреть этот юный, будто двадцатилетний, город, подспудно сосредоточившись на небоскребах Господних. Это новое место мира, Нью-Йорк, исследованный с сердцем, полным средневековьем? Сегодня нам предстоит привести мир в порядок, прибраться среди развалин, так мы уже однажды поступили, с развалинами античности, когда соборы были белыми.
Однако прежде чем отворить окно в этот пейзаж времени, я попрошу вас глотнуть этого душного воздуха, в котором мы барахтаемся. Страницы, касающиеся США, будут в основном не повествованием, а постоянной фиксацией реакции человека, лишенного надежды на эпоху силы и гармонии. Словом, сегодня мы переворачиваем страницу мировой истории.
Часть первая
Атмосфера
I
Величие творений
Когда соборы были белыми
Я бы хотел подвергнуть испытанию совести и раскаяния тех, кто, со всей беспощадностью своей ненависти, своего страха, с убогостью своего сознания и отсутствием жизненной энергии, с пагубной настойчивостью стремится уничтожить или оспорить всё, что есть самого прекрасного в этой стране, во Франции, и в этой эпохе: изобретательность, усердие и созидательный дух, особенно в том, что связано с вопросами строительства, – в том, где сосуществуют рассудок и поэзия, где вступают в союз мудрость и предприимчивость.
Когда соборы были белыми, Европа наладила ремесла по властному запросу совершенно новой, невероятной, безумно смелой технологии, применение которой вело к неожиданным комбинациям форм – а именно к формам, дух которых пренебрегал наследием тысячелетних традиций, решительно бросая цивилизацию в неведомое будущее. Повсюду, где находилась белая раса, господствовал международный язык, способствуя обмену идеями и распространению культуры. С Запада на Восток и с Севера на Юг распространился международный стиль – стиль, который вызвал
