была перемолота машиной.
А если человек давно пересек границу – и просто там живет? Большое имя, не может не писать, пишет отчаянно прекрасно? Да, конечно, находится в ожидании перемен к лучшему в бывшей Российской империи? Ждет, когда можно будет вернуться? Надеется на это.
Что значит, если? Абсолютный запрет. Во всяком случае, запрет всего, что написано после 1917 г.
А что это за люди? Их много есть у нас. Иван Бунин. Гослит: «Изъять все произведения, вышедшие после 1917 года». Объяснить? «Политически инертен, но сочувствует политической платформе кадетов и принадлежит к группе наиболее враждебных нам эмигрантов». [25]
Аркадий Аверченко, Марк Алданов, Тэффи (гриф «Художественная литература. Белогвардейская»), Евгений Замятин («роман „Мы“ – злобный памфлет на Советское государство»), Алексей Ремизов («черносотенная и мистическая поэма о России», «националистические миниатюры с реакционным направлением»), Саша Черный… список длинный, как дорога в Париж. [26]
Чем прогневал цензоров Чехов? А не нужно писать письма с непристойностями и неприличностями! 500 купюр в письмах Чехова в собрании сочинений! [27] За что режем Лермонтова? За юношеские стихи! «Переиздание „Собрания сочинений» может быть разрешено при условии изъятия порнографических стихотворений и пересмотра его писем». [28] Чем провинился Маяковский? Инструкция 1930 г. для библиотек: «изъять всё, написанное Маяковским для детей – как непонятное, идеологически неприемлемое и возбуждающее педагогические отрицательные эмоции». «Кем быть?» – оставить, оно – правильное. «Что такое хорошо…» – изъять! Не нужно нам прославлять «благовоспитанных мальчиков» – детей нэпманов! [29]
Чудесная книга Маршака «Сказки, песни, загадки» с иллюстрациями Лебедева. Издательство «Academia», 1935 г. Запрещена! Автор редакционной статьи в «Правде» 1 марта 1936 г. под названием «О художниках-пачкунах» возмущен «…мрачным разгулом уродливой фантазии Лебедева… Вот книга, которую перелистываешь с отвращением, как патологоанатомический атлас. Здесь собраны все виды детского уродства, какие только могут родиться в воображении компрачикоса. Словно прошел по всей книге мрачный, свирепый компрачикос… А сделав свое грязное дело, с удовольствием расписался: Рисунки художника В. Лебедева». [30]
Усталость, боль на сердце охватывают, когда читаешь всё это. Кого мы еще потеряли? Какие рукописи так и не нашлись? Какие пьесы никогда не будут сыграны?
Эти вопросы можно задавать бесконечно, развертывая списки утраченного и понимая, что каждый день, каждый век – это поиск обществом «золотой середины» между свободой и контролем, что каждый день, каждый век оно пытается стряхнуть с себя крайности как болезнь общественного сознания. Тяжелыми были уроки двух последних веков. Из анекдотов в трагедии – самые короткие пути.
Что делать? Когда много драм – пытаться смеяться. Когда сложно – делать «хорошее лицо». А себе что сказать? А вот что:
Оправдаться есть возможность,
Да не спросят – вот беда!
Осторожность! Осторожность!
Осторожность, господа!
Спасибо г-ну Некрасову за подсказку!
Ничто не вечно. Можно ли сейчас прожить по законам о женщинах 1890-х [31]
Только не при нас. Через 100 лет – все то же. Ничто не изменишь. Уже веками.
Есть огромная группа людей, которые отрицают саму возможность изменений. Вы – мечтатель. Вы – Томмазо Кампанелла. У Вас – розовые очки. И так далее.
А кто сказал, что всё – неизменно? Что можно проснуться через сто лет и увидишь, что с людьми – одно и то же? Всего лишь 125 лет тому назад женщинам не полагалось чинов, орденов и, что хуже всего, разряда по шитью на мундир (по высочайше утвержденному мнению Госсовета от 23 февраля 1898 г.). При разводе они отлучаются от церкви на семь лет. Карьера только: а) телеграфисткой, б) аптекаршей, врачихой, повивальной бабкой, зубодером, в) письмоводителем, счетоводом, г) конторщицей, контролером, д) надзирательницей, воспитателем и учителем (Устав о службе гражданской, том III, ст. 157). Или служить при телефонах (Устав почтовый, том XII, часть первая). Будучи повивальной бабкой, должны быть благонравны, скромны и трезвы (Госсовет, 23 февраля 1898 г.).
В телеграфистки принимаются только вдовы и девицы. Число женщин-телеграфистов не может превышать 50 % в Москве и Петербурге, а за их пределами – 25 % (Устав почтовый, том XII, часть первая). Форма – пальто из драдедама черного цвета с белыми пуговицами, с желтою по бортам и обшлагам выпушкою.
Адвокатесса? На это есть специальный Указ Правительствующего Сената от 2.02.1876. «К вопросу о женской адвокатуре». Полный запрет. «Приведенное Высочайшее повеление вызвано было попыткой одной русской женщины, г-жи Е.О. Козьминой, практически освоившейся с юридическими вопросами в канцелярии А.О. Кони… применить свои познания на поприще адвокатуры». С успехом выдержала экзамены, подала жалобы, почти прорвалась через Сенат, но затем «последовало вышеприведенное Высочайшее решение». Полный запрет. Даже волостным писарем быть нельзя, потому что женщины не научены «административной работе».
Но могут быть продавцами винных лавок (Высочайшее повеление от 19 апреля 1896 г.). И есть прогресс. «Женщина за последний десяток лет бесспорно одержала над жизнью громадную победу. Она опростилась, сузила требования и, несмотря ни на какие препятствия, идет вперед. Слабые не выносят борьбы, им на смену идут другие, более смелые, более энергичные и горизонт все расчищается» (Лухманова. Недочеты современной женщины. 1904).
Между тем через 13 лет женщина первый раз стала министром. Коллонтай, нарком государственного призрения, 1917 г. Она писала так: «Уже брезжит свет, уже намечаются новые женские типы – так называемых “холостых женщин”, для которых сокровища жизни не исчерпываются любовью. В области любовных переживаний они не позволяют жизненным волнам управлять их челноком; у руля опытный кормчий – их закаленная в жизненной борьбе воля. Пусть не скоро еще станут эти женщины явлением обычным… дорога найдена, вдали заманчиво светлеет широко раскрытая заповедная дверь» (Коллонтай. Новая мораль и рабочий класс. 1919).
Она была хорошим прогнозистом. Может меняться все. Мы меняемся, общество меняется, то, что было «нельзя», вдруг становится самым обычным, и наоборот. Главное, не потерять нашей ценности. Ценность личности, ценность человека – как смысл всего, что делается в обществе.
Пока же мы с женой решили прожить один месяц по брачному закону 1857 г. Для начала брак наш оказался недействительным, хотя он не был четвертым (такие браки запрещены, ст. 21 Свод законов Российской империи 1857 г., том 10–1), и нам нет еще 80 лет (браки запрещены, ст. 4), и родители наш брак дозволили (иное запрещено, ст. 6). Но брак наш был без письменного разрешения начальства (в госслужбе запрещен, ст. 9), с нехристианином, хотя и не язычником (запрещен, ст. 37, 85), к тому же не в церкви (запрещен, ст. 31).
– Что ж, – сказали мы себе, – все это суета сует. Должны же быть
