Ознакомительная версия.
– Олег, не ругайся.
– Я ругался? Когда?
– Определение испанцев.
– Ну, мам, я не знаю, как иначе сказать. Нет синонима!
Он ставил «Лебединое озеро» в Испании – умную, старательную копию того, что видел в детстве.
– Я ведь умоляла: никакой еды.
– Мамочка, это не еда, а баловство – орешки, курага. Сердечникам нужна курага…
– Послушные дети нужны сердечникам больше, чем курага, – изрекла Анна Марковна.
– Слушаю и повинуюсь! – с усилием засмеялся Олег, чувствуя недоброе.
Анна Марковна отложила в сторону роман Улицкой, картинно поправила тонкой, мягкой шерсти цветастую шаль (июнь в Петербурге бывает неласков), дочкин подарок, дети любили красивые вещи, знали в них толк.
– Олег, милый мой… Вот и прозвенел мой первый звонок, и ты прекрасно понимаешь, о чём я говорю. Прежде, чем я окончательно распишусь в той повестке, которую мне обязательно вручат… не перебивай. Мне шестьдесят семь, я похоронила мужа, и я знаю, что я говорю. Всегда знаю. У меня есть мечта, которую ты можешь исполнить. Я не стану утверждать, что это легко и просто. Нет. Это никогда не было легко и просто. Но это исполнимо. Это в твоих силах. Ты, в конце концов, должен это сделать, если любишь меня.
Анна Марковна погладила сына по голове, жёсткой от геля для укладки волос, заглянула в светлые виноватые глаза с ресницами, окрашенными в салоне красоты.
– Прежде чем я умру, я хотела бы увидеть твою жену.
Это было невыносимо, как всегда. Всю дорогу Горькушка ныл, куксился, требовал то воды, то уборную, то почему-то гамбургер.
– Хочу кусочек нормального американского дерьма, – объяснил он. – Ты меня затрахал своей японской рыбой. Са-си-ми. Су-си. Совершенно неприличные звуки… Сам соси своё суси. – И с детской радостью расхохотался, довольный каламбуром.
Они были вместе уже семь лет. После некоторого, впрочем, лёгкого, распутства юности, Олег стал предпочитать постоянные, прочные связи. Танцовщик Игорь – Горькушка – был, если считать по меркам натуралов, его второй женой. Выглядел он как уменьшенная, улучшенная и слегка подкопчённая копия Олега. После гамбургера Горькушке стало плохо, и он замолк, борясь с тошнотой, став ещё более привлекательным, как всякий красавчик, который позволяет себе быть жалким и бледным. «Да, обязательно нужен лёгкий изъян, – подумал Олег, стараясь спасти свой “форд” на разбитой вдрызг 2-й Дачной улице посёлка Комарово. – Совершенство противно. Собственно, то, что мы считаем совершенством – то есть безошибочность, отсутствие погрешностей – видимо, в высшем смысле совершенством не является…»
– Комарово – прикольное местечко, но я его всегда боялся. Что-то мне там жмёт, знаешь. Может, из-за Эльги.
– Брось, пожалуйста. Эльга прекрасно к тебе относится.
– Эльга никак ко мне не относится. Меня просто нет. Слушай, она всегда была такая?
– Лет с четырнадцати. Косу отрастила, стала улыбаться этой своей улыбочкой… Типа «всё знаю, никому не скажу»…
– Между прочим, играет она так себе.
– Не согласен. Просто ей не надо браться не за свои вещи. Как и всем нам.
Деревянный дом Волькенштейнов выглядел именно так, как должен был выглядеть в 1963 году, нормальный советский профессорский дом – острый верх на память о модерне, терраса, веранда, летняя кухня. В прошлом году обновили краску, оставив привычное коричневое с белым, не тронули и забор-сетку: пусть не в духе времени, но не бежать же вдогонку за жлобами, обводя свои владения сплошной стеной. На участке не было никаких признаков русского невротического овощеводства – только цветы и сирень у забора. Сирень уже отцветала. Вечер был светел, из дома слышались звуки рояля, этого величайшего из воспитателей. «Все детство сам сидел, потом Эльга… – подумал Олег. – Моя чёрно-белая родина… Хотел бы обратно, куда-нибудь в семьдесят второй? Вообще да, да, конечно…»
Эльга встретила брата радушно, насколько это было возможно при её чувственном своеобразии, которое многим казалось бесстрастием, абсолютным холодом, насмешкой природы. Если в её игре всегда была страсть, даже ярость, то в личном общении человек не всегда понимал, видит ли и слышит ли его эта царственная молодая женщина, которой так шло её изобильное серебро – серебряные цепи на шее, браслеты, тяжёлые кольца на руках. Не спеша – а она не спешила никогда – Эльга принялась накрывать ужин в маленькой гостиной с круглым столом.
– Держи, сестрёнка! – и Олег бросил Эльге пёстрый шарф. – Привет от Испании!
– Спасибо, – и Эльга внимательно изучила шарф. – Шёлк. Очень хорошо, Олик. Ты водку пить будешь?
– Лучше виски.
– Да. А Игорь что будет?
– Ты у него спроси.
– Он куда-то делся. Он боится меня.
– Эх, тут бы ремонт! – вздохнул Олег, осматривая гостиную. – Цены бы дому не было!
– Даже без ремонта цены нет, – сказала Эльга. – Мы теперь с тобой на золоте сидим. Участок тридцать соток, ты что. Это полмиллиона верных.
– Правда?
– Черкасов свой за миллион продал. Банкиру из Москвы.
– А хватит на всех банкиров из Москвы?
– Конечно, хватит. У нас грибов в лесу меньше, чем у них банкиров.
Горькушка метался по дому, за столом не сидел – выпьет рюмку и бродит, насвистывает, танцуя. А брат с сестрой вели серьёзный разговор.
– И ты обещал жениться?
– А что мне было делать?
– Олик, но ты же её знаешь. Она привыкла, чтоб всё исполнялось, как она сказала. Вот она приказала мне завтра быть у неё – и только физическая смерть может мне помешать.
– Я знаю. У меня неделя на всё. Найди мне кого-нибудь.
– Девку найти? Понятно. Лучше провинциальную? Ага. А что ты ей предложишь?
– Содержание могу предложить, связи, если она из нашего мира. Но лучше не из нашего.
– А внешность?
Олег юмористически пожал плечами.
– Знаешь… – и Эльга стала задумчиво поедать фаршированный перец. Она много ела, но могла и совсем ничего не есть. Ела она с едва заметным удовольствием, но голодала уж точно без всяких страданий. – По-моему, я её нашла… То есть я не искала, но это она. Точно.
– Неужели? – вдруг нарисовался Горькушка. – А ты, мой милый, ничего мне сказать не хочешь? Не собираешься меня поставить в известность о своих жизненных планах, например?
– Обязательно поставлю. Пока ничего нет, никаких планов. Мать лежит в больнице и просит, чтоб я женился, вот и всё. Ты считаешь, я больную мамашу должен срочно просветить насчёт политкорректности? Мне легче жениться.
– Идиотская страна, – буркнул Горькушка. – Одно лицемерие кругом. Почему мы с тобой должны скрываться и врать?
Эльга пристально посмотрела на Горькушку, и ему опять захотелось не быть.
– Смешной мальчик. Ты думаешь, на свете есть очень много матерей, которые ликуют и пляшут от счастья, когда выясняется, что их дети… что, короче, внуков не будет? При чём тут страна? У тебя мама есть?
– В Пензе, – ответил Горькушка понуро.
– Давно не был в Пензе?
– Девять лет. Но я деньги посылаю!
Эльга усмехнулась и продолжила разговор с братом.
– Значит, такая худенькая, тёмненькая, симпатичная. Глаза большие. Абсолютно идиотское имя. Снежана. Знаешь, эти провинциальные мещанские фокусы… она сама из жопы мира какой-то. Живёт у Марины Зиновьевны, у моего педагога, помнишь? Ну вот, она её приютила на время – жалко очень стало.
– А что с ней такое?
– Приехала поступать в театральный, ну не поверишь – напал маньяк в подъезде, стал душить, поранил шею. Потеряла голос.
– Вообще не говорит? Да это находка! Немая жена!
– Немножко говорит, шёпотом. Лечится. Марина с ней у врача познакомилась. Я могу её завтра вечером привезти. Девятнадцать лет…
– Женишься, чтоб маму успокоить, а мама ещё сто лет проживёт. Вот и парься с этой Снежаной как дурак, – зло сказал Горькушка. – Потом мамаша детей потребует, надо будет детей откуда-то выкапывать. Занятий на всю жизнь.
После завтрака сидели на террасе вчетвером – Горькушка загорал в шезлонге, и с ресниц его стекало презрение к происходящему, Эльга вязала полосатый, синий с оранжевым, шарф, а Олег рассматривал Снежану, иногда обращая внимание и на соседскую полянку, где подтягивался на турнике юный Никита, внук драматурга Кириллова.
Снежана казалась милой домашней девочкой или была ею. Очень коротко стриженная, без косметики, в джинсовых шортах и белой майке, она трогала сердце, как это обычно делают небольшие парнокопытные – олени, косули, антилопы. Иногда она шептала, иногда писала ответы в блокноте, что всегда был под рукой.
– Может, всё-таки мы могли бы как-то вам помочь? – спрашивал Олег, ласково заглядывая в зелёные, искристые глаза возможной невесты. – Что врачи говорят? Голос восстановится?
Снежана кивнула и написала – «Скоро операция, обещают всё в порядке».
– Но этот год всё равно уже потерян… то есть для поступления, да? Что же вы будете делать? Домой, в родной Кременчуг?
Ознакомительная версия.
