Когда пилот узнал меня в идущем навстречу ему черном силуэте, он улыбнулся и помахал мне рукой. Он уже много раз возил меня на нашем самолете и всегда напоминал мне тех дружелюбных пилотов, которые везли нас с матерью к Саре много лет назад. При воспоминании о матери сердце мое дрогнуло; как бы мне хотелось оказаться вновь в ее объятиях!
Поднявшись на борт, я сказала пилоту, что мои планы изменились: мы летим в Дубай, так как один из наших детей там заболел, и Карим по телефону посоветовал мне лететь не в Джидду, а к детям. Если болезнь серьезна, сказала я, Карим тоже прилетит туда.
Я, не моргнув глазом, лгала пилоту. Сказала, что, скорее всего, младшая дочь просто соскучилась по дому и мое присутствие успокоит ее. Он сочуственно заметил, что дети отсутствуют уже три недели, а это слишком долго для малышки.
Не задавая больше вопросов, пилот изменил план полета. Он уже много лет работал на пас, и всегда считал пас счастливой парой. У него не было причин сомневаться в правдивости моих слов.
Когда мы прибыли в Дубай, я велела пилоту ждать в отеле «Шератон», в котором он обычно останавливался. На следующий день я обещала позвонить ему, чтобы поставить в известность о дальнейших планах, и добавила, что он может считать себя в кратковременном отпуске, так как Карим сказал, что в ближайшие несколько дней самолет ему не понадобится. У нас было три самолета, и один из них всегда находился в готовности, на случай, если Кариму понадобится куда-нибудь лететь.
Когда я неожиданно появилась перед детьми, они были в восторге. Директор английского летнего лагеря сочувственно покачал головой, когда я сказала ему, что бабушка серьезно больна и хочет повидать внуков. Я сообщила, что забираю детей в Эр-Рияд немедленно, и директор поспешил в офис, чтобы принести их документы.
Перед тем как попрощаться, я сказала, что не могу дозвониться до слуг, сопровождавших детей в Дубай, так как у них, по-видимому, выходной. Я попросила его позвонить им утром и сказать, что пилот, Джоэл, ждет их в отеле «Шератон». Они должны пойти туда и передать пилоту записку. С этими словами я передала ему конверт для пилота.
В письме, лежавшем там, я приносила пилоту извинения за то, что использовала его таким образом. Там же была и записка для Карима, где я писала, что пилот ни в чем не виноват. Я знала, что Карим будет крайне рассержен на Джоэла, но тот был его любимым пилотом, и я не сомневалась, что он не лишится своего места.
Мы с детьми сели в лимузин и отправились в аэропорт – прямой самолет на Лондон вылетал через час. Я готова была на все, только бы получить четыре места на этот рейс.
Впрочем, мне не пришлось снова прибегать ко лжи – самолет был почти пуст, так как в разгаре лета большинство летит к Заливу, а не от него. Дети были сонными и не задавали никаких вопросов, к тому же я сказала им, что в конце путешествия они будут очень удивлены.
Пока дети спали, я нервно листала какой-то журнал, не переставая обдумывать свои последующие действия. Вся моя дальнейшая жизнь будет зависеть от того, что произойдет в ближайшие несколько недель. Вдруг я почувствовала, что кто-то пристально смотрит в мою сторону. Меня охватил страх. Неужели мое бегство от Карим а уже раскрыто?
Я взглянула туда, откуда, как мне казалось, на меня смотрели. Женщина-арабка лет тридцати не сводила с меня глаз. На руках у нее спала девочка лет трех-четырех. Когда я поняла, что источником моего беспокойства является женщина, у меня отлегло от сердца. Ее взгляд настолько озадачил меня, что я встала со своего места, подошла к ней и спросила, не обидела ли я ее чем-нибудь.
Она прищурила глаза и презрительно бросила:
– Я была в аэропорту, когда ты приехала туда со своим выводком. Вы едва не растоптали нас с дочерью, когда мчались к кассе! – Она с ненавистью окинула меня взглядом и бросила. – Вы, саудовцы, считаете, что можете купить весь мир!
При этих словах силы оставили меня, и я разразилась рыданиями. Я гладила потрясенную женщину по плечу и просила у нее прощения.
Я говорила, что в моей жизни произошла страшная трагедия и что мне необходимо было успеть на этот рейс. Заливаясь слезами, я вернулась на свое место.
У женщины оказался отзывчивый характер, и она не смогла остаться равнодушной к моему состоянию. Она аккуратно положила ребенка на сиденье и подошла ко мне.
Я вся напряглась и отвернулась от нее, но она заглянула мне в глаза и сказала:
– Пожалуйста, простите, у меня тоже большое горе. Если я расскажу вам, что случилось в вашей стране с моей дочерью, вы поймете меня.
Я уже познала столько кошмара, сколько многие не узнают за всю жизнь, и мне не хотелось слушать очередную – печальную историю. Дрожащим голосом я смогла только произнести:
– Мне очень жаль.
Она, по-видимому, поняла, что я нахожусь па грани истерики, так как молча вернулась на свое место.
Однако ей, видимо, очень хотелось поделиться с кем-нибудь своим горем, так что в конце концов она все же рассказала мне свою историю. После ее рассказа я почувствовала еще большую горечь от того, что живу в стране, где патриархальные устои нашего общества представляют опасность для любой женщины, будь это даже ребенок.
Видад была родом из Ливана. Из-за непрекращающейся суровой гражданской войны, бушевавшей в этой некогда прекрасной стране, Саудовская Аравия и другие государства Персидского залива были наводнены ливанцами, согласными на любую работу. Мужу Видад повезло – он получил работу управляющего в одной из фирм в Эр-Рияде и вскоре заработал достаточно денег, чтобы привезти в Саудовскую Аравию жену с маленькой дочерью.
Видад была довольна своей жизнью в столице. Война в Ливане продолжалась, и женщина не испытывала пи малейшего желания вернуться туда, где смертельная опасность подстерегает человека на каждом шагу. Она беззаботно жила в стране, совсем не похожей на ту, которую ей пришлось оставить. Муж снял просторную виллу, купил мебель, и они зажили спокойно и счастливо. Больше всего Видад поражало то, что в нашей стране практически нет преступности. Наказания за преступления в нашей стране таковы, что мало кто из преступников рискует заниматься своим ремеслом в Саудовской Аравии; ворам у нас отрубают руки, а убийцам и насильникам – головы. Видад и в голову не могло прийти, что ее маленькая дочь может подвергнуться какой-то опасности.
Двумя месяцами раньше Видад пригласила своих подруг па скромную вечеринку. Так же, как и саудовкам, иностранкам совершенно нечем запять себя. Видад подала легкие закуски и прохладительные напитки, а затем они принялись играть в карты. Двое из ее подруг взяли с собой детей, и дочь Видад играла с ними в саду.
Проводив последнюю гостью, Видад помогла двум своим служанкам-индианкам убрать дом к приходу мужа. Тут зазвонил телефон, и Видад принялась болтать с подругой, забыв о времени. Когда она положила трубку, было уже совсем темно, и она крикнула слугам, чтобы те привели домой дочь.
Однако девочки нигде не оказалось. Поиски пи к чему не привели, и Видад принялась обзванивать подруг. Одна из них вспомнила, что видела, как девочка сидела на заборе с куклой в руках. Вернулся муж Видад, и они вместе стали искать девочку. Расспросили соседей, но никто из них не видел ребенка.
Прошло несколько недель. Видад с мужем были уверены, что девочку похитили и, скорее всего, со уже пет в живых. Видад потеряла вся-, кую надежду увидеть своего ребенка и-не находила себе места. Все опостылело ей, и бедная женщина вернулась в Ливан к родителям. Муж остался работать в Эр-Рияде, чтобы обеспечить семью.
Прошло десять дней после возвращения Видад в Бейрут, и однажды ночью раздался громкий стук в дверь ее дома. Напуганная уличными боями, она притворилась, что ее нет, и не отвечала па стук, пока не услышала голос соседки, кричащей, что у нее. есть известия от мужа Видад.
Как выяснилось, соседке только что позвонил муж Видад. Разговор был прерван, но муж успел передать для Видад невероятную новость. Ей необходимо было срочно сесть на пароход и как можно скорее прибыть в саудовское посольство на Кипре, где ее уже ждала виза для возвращения в Саудовскую Аравию. Оттуда Видад должна была срочно вылететь в Эр-Рияд. Ее дочь была жива!
На дорогу из Ливана до Кипра, а затем до Аравии ушло три долгих дня. В Эр-Рияде Видад узнала правду о своей пропавшей дочери.
Оправившись от потрясения, испытанного при виде дочери, стоящей у ворот виллы, муж Видад немедленно отвез девочку в клинику для обследования на предмет сексуального насилия. Результаты осмотра леденили кровь; доктор сказал, что ребенок не пережил сексуального насилия, но над ним была проведена серьезная операция. Дочь Видад использовали в качестве донора почки. Рубцы па теле девочки еще не зажили и гноились от инфекции.
Медицинский персонал больницы долго ломал голову над тем, как и где была проведена операция. Скорее всего, это было сделано за пределами Саудовской Аравии, так как в то время подобные операции в стране не проводились.
