но все же дождя долго гулять мы не сможем. Прекращаться он не собирался. Это стало сразу понятно, когда я заметил надвигающуюся со стороны центра на нас огромную перистую черную тучу. Она захватила мое внимание, в то время как Виктор уже вовсю производил свой ритуал. Я, не отрываясь, наблюдал за тем, как пышная вата, облитая чернилами, спокойно плыла по небу под звуки шмыгающего носа Виктора. Капли дождя непривычно стучали по моей голове, делясь и разнося брызги во все стороны. Я положил руки на плечи мальчика и закрыл глаза. Мое сердце забилось быстрее.
Каждый новый день, проведенный с Виктором, вселял в меня надежду. Надежду на то, что у меня, как и у каждого из нас, есть сердце. И я не про физическую составляющую того насоса с клапанами внутри нас. Оно также является источником любви и жизни, помимо его привычной функции. Говорят, нужно выбирать сердцем и человека, и место, и все остальное. А как быть, когда приходится выбирать между человеком и местом? Что в приоритете? И разве можно вообще выбрать что-то?
Я стоял и думал об утреннем разговоре с Алексом. Он был прав от начала и до конца. Это была моя идея контракта со швейцарцами. Я начал подготовку, я был инициатором промежуточной встречи тогда, полгода назад, и это моя команда билась днями и ночами на протяжении шести месяцев над проектом, чтобы я как владелец огромной корпорации не ударил в грязь лицом на двухчасовых (может, трехчасовых) переговорах. Своим поведением я подставлял и предавал не только своих сотрудников, но и представителей из Женевы. Десятки человек потратили свое время на меня впустую. Их ожидания и надежды не подтвердились. Имел ли я право так поступать с ними? В меня закрался червь сомнения.
Все мы имеем право выбора. Но где гарантия, что сделанный выбор правильный и мы не будем терзать себя позднее за него? Это относится к ситуации, когда приходится выбирать между двумя равноправными вещами. Можно лишь попытаться найти компромисс. Но так или иначе, даже он не будет удовлетворять всем условиям задачи. Люди всегда стоят перед выбором, начиная от имени своему ребенку и заканчивая выбором места на кладбище. Та тропа, которую мы выбираем, и есть одна цельная дорога судьбы. И поэтому, какой бы тяжелый выбор в жизни мы ни сделали, нужно верить, что он правильный, ибо он совершенный.
– Ты не замерз? – спросил я Виктора, почувствовав его шевеления.
– Нет. На улице хорошо! – отозвался он тихим детским голоском.
– Так что ты хочешь на день рождения? Какой подарок?
– Я не знаю, – Виктор приподнял плечи, а затем сморщился, надув губы.
– Ну же что-то ты желаешь? Есть какое-то желание?
– Это есть… Я хочу на тот остров из книги. В путешествие!
– Ну… к сожалению, я не смогу исполнить это желание. Оно… как бы тебе сказать… слишком серьезное, – я пытался правильно сформулировать предложение, но так и не смог.
– Почему? Хотя я и не рассчитывал сейчас… Думал, когда вырасту, тогда и поеду туда. Наверное, там красиво… – Виктор задумался.
Его губы, как мне показалось, начали бессвязно шевелиться.
– Сейчас ты болен. Тебе нужно лечиться, – вымолвил я и посмотрел на мальчика.
Он поверил мне. Об этом говорили наивный детский взгляд и улыбка, которая одобрительно повисла на его лице.
– Тогда вот мое желание! – пролепетал с ниспадающей улыбкой Виктор. – Я хочу, чтобы ты выполнил мое желание. Чтобы ты отправился в то место.
– Я? Что мне там делать?
– Как что? Наслаждаться природой и сравнивать.
– Что сравнивать?
– Ну как что? Похоже настоящее место на место в книге или нет…
– Ах, вот что. Я не уверен, но… хорошо. Я постараюсь.
– Не-ет! Пообещай мне! Пообещай! – кричал Виктор.
Он делал это так громко, что его было слышно даже в доме. Люди стали любопытно выглядывать в окна и наблюдать за нами.
– Хорошо, – вздохнул я. – Обещаю! Я сделаю это, но только ради тебя! Слышишь?
– Ура! А когда там побудешь, приезжай ко мне. Покажешь фотки. Только не забудь снимать! Хорошо? Я буду самым счастливым! А потом… ну, попозже мы вместе там побываем, да?
– Как скажешь! Обязательно побываем! – я почувствовал, как по моей щеке стекает большая капля. Это был не дождь.
Виктор неспешно, но самостоятельно встал и обнял меня. Со стороны это казалось странно, потому что его роста хватало, только чтобы обнять мои ноги, но все же он их обнимал. Прижавшись головой к моему бедру, мальчик медленно покачивался из стороны в сторону. Моросивший дождь сменился мелкими крупинками снега. Он устилал нас своими снежинками, пытаясь сохранить их, но они сразу таяли, оставляя на нашей коже мелкие ручейки воды. Мы стояли молча. Стояли обнявшись. В тот момент я почувствовал облегчение, перемешанное со страхом. Этот коктейль обжигал мое горло, мои внутренности и пьянил меня. Моя интуиция подсказывала мне, что эти настоящие объятия последние в моей жизни. Она меня никогда не подводила раньше. Но я мечтал, желал и молил Бога, чтобы она хоть раз ошиблась.
Погода испортилась окончательно, и мы поторопились вернуться в дом. До обеда у нас оставалось еще достаточно времени, и Виктор решил провести его с пользой.
– Так, давай садись вот сюда, – мальчик указал на место возле окна.
Я послушно взял стул и, поставив его у окна, сел на него. Он, взяв со стола альбомный лист и три карандаша, сел в кресло прямо передо мной. Об увлечении Виктора мне было известно. Он любил рисовать все и вся. Подтверждением тому служили десятки рисунков, разложенных на столе, тумбочке, подоконнике, поверх книг на полках и даже свернутые листы в углах кровати. В основном на них были изображены природа и дома. Конечно, говорить о качестве не стоило, ведь мальчик только-только начинал осваивать это искусство, но задатки, несомненно, присутствовали.
– Получается? – спросил я, наблюдая за тем, как Виктор пыхтит над листом бумаги.
– Да… – отвлеченно ответил он.
Его лицо было напряжено. Нижняя скула чуть сдвинулась в сторону, рот был приоткрыт, а кончик языка высовывался наружу. Эта картина меня умиляла. Я сидел, не двигаясь, стараясь даже дышать через раз, чтобы не сбить юного художника. Единственное, что у меня не получалось, так это оставаться серьезным. Моя улыбка не сходила с лица, вопреки всем просьбам Виктора сделать умное выражение. Выступая в роли натурщика и смотря на то, как трудится мальчик, я почему-то вспомнил изречение Пабло Пикассо: «Каждый ребенок – художник. Трудность в том, чтобы остаться художником, выйдя из детского возраста». В этот момент улыбка с моего лица пропала.
– Ну… Улыбайся! Ты чего?! Я уже начал тебя улыбающимся рисовать, – завозмущался Виктор.
– Да-да. Хорошо! Я отвлекся.
В дверь постучали, а затем ее открыла одна из медсестер. Она
