class="a">[96] между собой. Apple, например, настаивала, чтобы конкуренты не переманивали у неё сотрудников. Согласие можно усмотреть даже в бухгалтерских книгах: Google платит Apple 1 млрд долларов ежегодно, чтобы те использовали его поисковую систему, а не какую-либо другую. Эрик Шмидт, будучи генеральным исполнительным директором Google, в то же время входил в совет директоров Apple. Подобно европейским державам XIX века, компании уважают сферы влияния друг друга и конкурируют только на их границах. Марк Андриссен, одно из первых лиц Кремниевой долины, говорит об тенденции в отношении монополий прямо: „В области высоких технологий рынок обычно устроен так, что победителю достается всё. На обычных рынках могут сосуществовать Pepsi и Coke. Здесь же в долгосрочной перспективе преобладает тенденция к выживанию только одной компании, или, лучше сказать, компании номер один”. Мы дошли до самой сути: Долина едина, потому что каждый в своей сфере — единственный. И так было всегда».
Как видите, не мне одному приходит в голову аналогия с монархиями, но и тем, кто занимается этим вопросом специально. И новые монархи, от которых вы не можете сбежать, чью территорию уже практически невозможно покинуть — ни сеть, ни операционные системы, ни даже, зачастую, конкретные социальные сети, — правят пожизненно, потому что, даже уходя с официальных постов, они продолжают оставаться царствующими особами.
Мы переживаем, когда какой-то политик слишком долго удерживается у власти, а в этот самый момент существуют мировые лидеры, которые не только не избраны, но зачастую даже не известны. Конечно, всем, кто хоть что-то в этом понимает, известен упомянутый Фоером Питер Тиль. И так ли беспочвенны были слухи о поддержке со стороны Facebook [97] кандидата в президенты Дональда Трампа, учитывая тот факт, что Питер Тиль владеет 5 млн акций компании и уже 17 лет находится в её совете директоров?
Впрочем, это всё невинные детали в сравнении с основным тезисом Франклина Фоера: Долина едина, и так было всегда. Но самое важное, наверное, даже — не всегда, а навсегда. В своей очень глубокой и серьёзной работе «Капитализм платформ» канадский философ Ник Срничек пишет:
«Главный посыл моей книги — в том, что на фоне длительного снижения уровня прибыльности в промышленности капитализм развернулся к данным, ища теперь в них источник экономического роста и жизнестойкости. В XXI в., на основе изменений в цифровых технологиях, данные стали играть ключевую роль в компаниях и их отношениях с работниками, клиентами и другими капиталистами. Появилась новая бизнес-модель — платформа, способная извлекать и контролировать огромное количество данных; и на этой волне мы наблюдаем подъём крупных монополистов. Сегодняшний капитализм в странах с высокими и средними доходами всё более им подчинён, и вся описываемая ниже динамика заставляет предположить, что тренд будет лишь усиливаться».
Важно понимать, что использование платформы — это вовсе не то же самое, что аренда места со столом и стулом на рынке, где частники продают свою сельскохозяйственную продукцию. Нет, это теперь это уже инфраструктура, причём всего рынка в целом, включая ваше собственное производство сельскохозяйственной продукции.
Глобализация, о которой так любят говорить, заключается не только в том, что ваш продукт производится на территории множества стран, разными национальными компаниями, и так же — веерным способом — дистрибутируется во всех концах планеты.
Глобализация — это нечто значительно большее, когда она соединяется с платформами и большими данными. Но такие вещи лучше рассказывать на примерах. И пример будет, как мне кажется, неожиданным. Знаете ли вы, что, летая на самолётах, вы с высокой долей вероятности летаете на Rolls-Royce?
Более сорока лет рынок реактивных двигателей, используемых в самолётах, держали три компании: GE, Pratt & Whitney и Rolls-Royce. Технология это сложная, себестоимость производства двигателя космическая, поэтому продавать двигатель — это, мягко говоря, не самая маржинальная история. Тогда как обслуживание двигателей, напротив, дело весьма доходное — примерно в семь раз.
И Rolls-Royce перешла на бизнес по сдаче своих двигателей в аренду. То есть вы не покупаете двигатель для своего самолёта, а арендуете его за какую-то цену у компании, которой этот двигатель как принадлежал, так и принадлежит. Причём сама же Rolls-Royce двигатель обслуживает, меняет запчасти — в общем, никаких с двигателями проблем.
В чём тут фокус, если не считать прибыли за аренду? Все двигатели Rolls-Royce оснащены множеством сенсоров, которые постоянно собирают данные — начиная с погодных условий, заканчивая расходом топлива. Вся эта несчётная информация собирается в Великобритании, в самой Rolls-Royce, где она анализируется по множеству параметров — износостойкость, функционирование отдельных деталей, нештатные ситуации, нагрузки, простои и т. д.
Все полученные данные тут же используются для улучшения качества следующих моделей, в результате чего Rolls-Royce быстрее конкурентов улучшает эффективность использования топлива, увеличивает срок службы двигателей, чем, по сути, не оставляет и без того немногочисленным конкурентам шансов — и чем больше самолётов переходит на Rolls-Royce, тем больше шансов именно у Rolls-Royce.
Теперь представьте, что конкуренты Rolls-Royce не выдерживают гонки и продаются лидеру. После этого компания-лидер становится монополистом, который знает всё о том, как куда какие самолёты летают, где какие люфты по времени возникают. Ещё шаг — и она превращается в самолётный Uber, потом подминает под себя аэропорты, не говоря уже о Boeing и Airbus.
Конечно, это в некоторой степени смелая фантазия [98], поскольку аэропорты, производители самолётов и т. д. — это вещь не только экономическая, но и политическая. Однако пока мы рассуждаем в логике, что мир неизменен, что границы государств меняться не будут, что им не придётся создавать некие более централизованные блоки и т. д.
Но в том-то всё и дело, что бизнесу все эти политические раздоры, все эти национальные суверенитеты и весь этот протекционизм — только расходы.
Капитализм платформ
Два крупных исследователя феномена платформ — ведущий научный сотрудник MIT, директор Инициативы Массачусетского технологического института цифровой экономики Эндрю Макафи и профессор Стэндфордского университета, руководитель Лаборатории цифровой экономики Эрик Бриньолфссон сформулировали несколько базовых принципов, определяющих сущность платформ, в своей монографии «Машина, платформа, толпа».
Во-первых, по мере распространения платформы в каком-либо секторе экономики она может получать значительную часть ценностей или даже все. Думаю, неплохим примером является известная каждому операционная система Microsoft — только если вы не пользуетесь устройствами, созданными непосредственно компанией Apple, вы пользуетесь Microsoft, кем бы ни был производитель этого «железа».
Во-вторых, платформы добиваются успеха, потому что они уменьшают информационную асимметрию, которая раньше мешала некоторым потенциально выгодным сделкам. Допустим, вы хотите купить подержанный автомобиль, но не знаете, насколько честен будет с вами продавец… Нет проблем: вы заходите на платформу Carfax,
