Тут японцы приехали. Один старый, другой молодой. Оба японцы. Прошли на пьяную кухню. Там молодой японец остолбенел.
Старый японец сказал:
– У русских так принято. Если большое дело, то надо сильно выпить и чтобы были разгульные девицы.
Тут тёща ещё выпила и стала понимать по-японски. Говорит:
– Кто разгульная? Я разгульная?! Сам ты сукин сын.
Японец начал кланяться, чтобы замять скандал. Олигарх тоже стал кланяться. А хорошо кланяться умеют только японцы. Олигарх с третьего раза лбом ударился об пол – чуть волком не стал. Но не стал, только посерел очень.
Жена видит – он серый сидит, вызвала «скорую помощь».
«Помощь» приехала, и врачи заподозрили, что японцы – это японцы, но бомж сказал им:
– Здесь все свои, только двое выпили больше, чем могли.
«Помощь» промыла японцам желудки и увезла их в Склифосовского. Там у японцев нервы не выдержали: они принялись требовать, чтобы им вернули острова.
Но наши сказали:
– Вы в Склифосовского, а не в Кащенко.
Чуть не дошло до войны. Там, глядишь, другие страны ввязались бы. Чего не ввязаться-то?
А всё из-за бомжей. Нужно нам что-то делать с нищетой в стране.
Анатолий ТРУШКИН
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Клуб 12 стульев
Наглядный пример
КОНКУРС
Мы с Вовкой играли в песочнице. У меня был заводной КамАЗ, у него – джип. Вначале мы сделали дорогу, потом Вовка сказал, что для машин нужно построить гараж. И мы стали насыпать совочками кучи песка и в них сделали два въезда.
Когда наши гаражи почти были готовы, к нам подошёл пузатый дяденька и ухмыльнулся:
– Да кто ж так строит!
– А как надо? – спросили мы.
– Сейчас я вам покажу!
Он махнул рукой, к нему подъехал трактор «Беларусь» и принялся ковшом копать яму. Дяденька пояснил, что это под фундамент и чтобы мы близко не подходили.
Потом откуда-то взялся подъёмный кран и уложил в канаву большущие продолговатые штуковины.
Позже приехал КамАЗ, как у меня, только оранжевый. Там было много кирпича.
– А теперь, ребята, можно и строить. Вот этот совочек называется мастерок. Берём им раствор, кладём на него кирпич, теперь другой, третий…
Когда на другое утро мы проснулись и пошли играть во двор, то увидели на месте песочницы готовый гараж. Он получился очень хороший. Нам с Вовкой ни за что бы такой не построить…
А рядом стоял джип – как у моего друга Вовки, только настоящий, а в нём сидел пузатый дяденька…
Леонид СОКОЛОВ, УФА
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Клуб 12 стульев
Застольная беседа
ПЕРЕСМЕШНИК
В1993 году состоялся праздник «Булгакиада на Патриарших». Организато-рам удалось привлечь многих спонсоров, которые мечтали воздать должное своему кумиру. Была даже выпущена газета «Мастер». Её редакция предложила мне написать цикл пародий – взять сценку из какого-нибудь булгаковского произведения и представить, как её написали некоторые современные прозаики. Я остановился на «Собачьем сердце» – повести о том, как добрый пёс Шарик по воле профессора Преображенского и его ассистента Борменталя превращается в Полиграфа Полиграфовича Шарикова – порочного человека с ничтожным кругозором. Кругозор ничтожен, зато претензии… Помните, например, сцену за обедом, когда профессор спросил, что Шариков читает.
«– Эту… как её… переписку Энгельса с этим… как его, дьявола... с Каутским.
Борменталь остановил на полдороге вилку с куском белого мяса, а Филипп Филиппович расплескал вино. Шариков в это время изловчился и проглотил водку.
Филипп Филиппович локти положил на стол, вгляделся в Шарикова и спросил:
– Позвольте узнать, что вы можете сказать по поводу прочитанного?
Шариков пожал плечами.
– Да не согласен я.
– С кем? С Энгельсом или с Каутским?
– С обоими, – ответил Шариков».
В том цикле были четыре пародии. Но постепенно он увеличивается – в литературе всегда появляются новые популярные авторы, хочется представить, как описали бы эту сценку они.
ВСЛАСТЬ ТЬМЫ
(Дмитрий Глуховский)
Они втроём сидели на станции «Преображенская». Ели шашлык из кротятины, отпивали маленькими глоточками самогон.
Подкрепившись, Шариков достал из кармана блокнот и, светя себе мощным прожектором, сделанным из патронной гильзы, уткнулся в схему линий метрополитена.
– Чё ты там всё время вынюхиваешь, пёс шелудивый? – прицепился к нему Филипп Филиппович.
– Ищу, как доехать оптимальным образом до Полиса. Можно сделать пересадку на «Проспекте Энгельса», можно на «Площади Каутского».
– А-а-а, – смекнул Борменталь, опустошая рюмку. – Ищёт выгоду. Сейчас повсюду взимают за переход пошлину.
– Ну и какой маршрут, по-твоему, дешевле? – заорал на Шарикова Филипп Филиппович.
– Оба дороже, – залепетал Полиграф, смущённо харкнув пристававшему профессору на пенсне.
ПОД ЖГУЧИМ СОЛНЦЕМ
(Дина Рубина)
С лоснящимися от пота лицами они втроём сидели на вилле богатого посёлка за циклопическим столом, уставленным тарелками с тушёными бычьими хвостами, пирогами с тыквой, оливковыми маслами, паштетами, перцами, сельдереями и соусниками к этому добру. Благородный рыцарь Борменталь в шортах и майке то и дело отлучался к барбекю, откуда возвращался с ломтями говяжьего бифштекса.
Разлив по бокалам коньяк, немного выпивки никому не помешает, голый по пояс профессор Преображенскер ехидно спросил:
– Что ты сейчас читаешь, Полиграф?
Держа в руках бокал с тёмной маслянистой жидкостью, Шарикман ответил:
– Переписку Энгельса и Каутского.
Он вылакал весь коньяк и закусил его ломтиком мацы.
– На каком языке? – продолжал допытываться дородный, с богатым подбородком профессор.
– На иврите. В оригинале.
– Ну и что скажешь?
– Плохой почерк.
– У кого: у Фридриха или у Карла? – уточнил подошедший Борменталь.
– У обоих. Царапают как курица лапой. Ни черта не поймёшь.
– Ну-ну, – усмехнулся Иван Арнольдович, отводя глаза и делая вид, что оглядывает заросший оливами и маслинами двор. Ведь только он знал, что Шарикману достались не подлинники писем Энгельса и Каутского, а искусно сделанные профессором переводы, которые тот реализовал через Швондера на блошином рынке.
«ЗДРАВСТВУЙ, ФРИДРИХ!»
(Евгений Гришковец)
Они втроём ошивались в театре-школе современной пьесы и перед началом спектакля решили выпить. Это было непростое решение. Но они приняли его единогласно. Насчёт выпить Преображенский и Борменталь – большие любители. Шариков же – ещё из прошлой жизни – профессионал. Поэтому он пил не закусывая. Все конкретно получили от выпивки эстетическое удовольствие. Тем более что сопровождали её интеллектуальным трёпом.
Преображенский и Борменталь работали в ветеринарной клинике. Шариков был их последним проектом – «Превращение дворняжки в человека». После метаморфозы они держали под контролем его становление личности. Особенно их интересовал рейтинг его увлечений.
После выпивки самым креативным увлечением Шарикова оказалось чтение. Если он не пил, не ел, не пел, не спал, не зевал, не курил, не разговаривал с барышнями по телефону, не отбивал чечётку, не клеил обои, не сплетничал, то читал.
– Что вы сейчас реально читаете? – конкретно поинтересовался профессор.
– Ну этих… двоих… – Шариков отхлебнул из бутылки, – с немецкими фамилиями.
– Наверное, переписку Каутского с Энгельсом, – смекнул Борменталь. – Вам нравится?
Шариков замялся с ответом. Дело в том, что у него была одна особенность – он читал очень медленно. За последний месяц он успел прочитать из переписки только два слова: «Здравствуй, Фридрих!» Но признаваться в супермедлительности не хотелось, поскольку начнутся нравоучения, от которых удавиться можно. Поэтому он ответил уклончиво:
