Когда же об этом спрашивают женщин, то за этим вопросом на самом деле скрывается другой, более мрачный и более честный вопрос. Если слушать очень, очень внимательно – отключить все посторонние источники звука и прижать палец к губам, прося замолчать окружающих, – его можно расслышать.
Звучит он так: когда вы собираетесь все послать на фиг для того, чтобы завести ребенка?
Когда вы собираетесь выкинуть как минимум четыре года из карьеры – в том возрасте, когда привлекательность, творческие способности и амбиции большинства людей находятся на пике? Когда вы собираетесь бросить свое творчество, пожертвовать всеми возможностями, чтобы заботиться о беспомощном, нуждающемся в вас каждую минуту новорожденном? Когда вы собираетесь прекратить снимать фильмы, писать книги, заключать сделки? Когда в вашем резюме начнут появляться перерывы в работе? Когда вы останетесь на обочине, всеми забытая? Мы бы взяли себе попкорна и сели смотреть!
Спрашивая работающую женщину «Когда вы планируете завести ребенка?», ей в действительности задают вопрос: «Когда вы собираетесь уйти с работы?»
Заметьте, этот вопрос всегда звучит одинаково: «Когда вы собираетесь завести детей?» Но не «Хотите ли вы детей?».
Женщин так часто пугают ходом пресловутых биологических часов ( у вас осталось только два года, чтобы родить ребенка!), что им просто не удается вникнуть и понять, есть ли им какое-то дело до того, что когда-нибудь эта чертова штука со скрипом остановится. Женская репродуктивная способность видится такой ограниченной во времени, такой эфемерной, что женщины рискуют запаниковать и родить «на всякий случай» – как они в панике покупают за полцены на распродаже кашемировый кардиган на два размера меньше.
С одной стороны, они этого на самом деле не хотят, но, с другой, неизвестно, будет ли еще один шанс, так что лучше перестраховаться, чем потом сожалеть.
Какой матери не знакома эта мысль, приходящая порой в два часа ночи под влиянием джина: «Не то, чтобы я хочу, чтобы у меня не было Хлои и Джека. Но если бы я могла начать сначала, то не знаю, завела бы я вообщедетей»?
Но женщине очень трудно принять решение не иметь детей: общество с откровенной враждебностью реагирует на высказывания типа «Мой выбор – не иметь детей» или «Честно говоря, все это вызывает у меня отторжение». Мы называем таких женщин эгоистичными. В слове «бездетная» отчетливо слышится негативный подтекст, оттенки смысла, выражающие отсутствие и потерю. Женщины, не ставшие матерями, представляются нам поджарыми одинокими волками, которые рыщут и рыщут вокруг и так же опасны, как мальчики-подростки и мужчины. Мы внушаем женщинам, что история их жизни закончится в районе 30 лет, если они не «делают то, что должно» и не заводят детей.
Мужчины и женщины в равной мере погрязли в застарелом предубеждении, что женщина без детей так или иначе неполноценна. И питает это предубеждение не та самоочевидная «природная данность», что все живое предположительно должно воспроизводить себя и что ваша функция на земле – продолжить существование своей ДНК, но нечто более коварное и унизительное. Подразумевается, что женщина сама остается ребенком, пока не заведет собственных детей, что она может достичь статуса «зрелости», только произведя на свет кого-то более молодого. Что некоторые жизненные уроки может дать только материнство, причем уроки эти настолько уникальны, что любая другая попытка постижения этой мудрости и самореализации заведомо обречена на неудачу.
В принципе, я двумя руками за любую высокую оценку женского труда. Но в этом случае – позвольте! Убеждение, будто материнство – абсолютно необходимое преобразующее личность событие, которое совершенно ничто не может заменить, – это настоящий геморрой для женщин.
В частности, предполагается, что женщина может стать влиятельной общественной фигурой только в том случае, если у нее есть дети. Почему в Великобритании так культивируется образ «успешной молодой мамочки» или в США – «мамы-гризли» Сары Пэйлин? [39]Я подозреваю, это связано с тем, что женщины перестают себя ценить, когда начинается их реальноестарение: предполагается, что пик респектабельности и мудрости женщины приходится на те годы, когда она еще сохраняет способность рожать детей, заботиться о семье и в то же время успешно работать. Как только вам стукнет 55 лет, вас увольняют из ВВС и язвят по поводу ваших морщин. Вам отказано в старости, исполненной славы и выдающихся достижений, – как у Блейка Кэррингтона, но в женском варианте, – такой старости, которую вы могли бы ждать с оптимизмом. Расцвет вашейсоциальной значимости ограничивается временем репродуктивности. От неизбывного сексизма – и глупости – этого представления у меня перехватывает дыхание.
Обязывать всех женщин заводить детей по меньшей мере неразумно! Задумайтесь на минутку о положении дел в мире: младенцев и так уже рождается предостаточно, и нашей планете совершенно не нужно, чтобы все мы производили еще детей. Особенно детей в развитых странах, свирепо потребляющих нефть, лес, воду и бесконечно производящих выбросы углекислого газа и свалки. Младенцы из этих стран пожирают планету, как термиты. Если бы мы только задумались о реальных последствиях деторождения в западных странах, то бросались бы к дамам на улицах с криками: « Ради всего святого! Закупорьте дырку между ног! Хватит вливать в себя сперму!»
Будь мы в состоянии удержать эту мысль в сознании более десяти секунд, женщин навсегда перестали бы уязвлять этим идиотским «Так когда вы собираетесь произвести на свет еще одного человека?».
Ребенок не только приносит в мир полный набор проблем, порождаемых человечеством. Он также отнимает у мира полезного человека. Как минимум одного. Часто двух. Если у вас есть маленькие дети, вы годамибесполезны для дела борьбы за революционное переустройство и справедливость. Пока у меня не было детей, я, возможно, много болталась без дела, но была в курсе политических событий, вовсю подписывала петиции и боролась за утилизацию всех отходов, кроме батареек. Мне было дело буквально до всего, от компостной кучи до общественного транспорта. У меня не было ни счета в Barclays Bank, ни готовой к употреблению кенийской фасоли в холодильнике, что не мешало мне платить профсоюзные взносы и делать благотворительные пожертвования. Я регулярно звонила маме.
Через шесть недель маеты с коликами у новорожденной дочери я бы с радостью пристрелила последнюю панду в мире, если бы это помогло ребенку плакать на 60 секунд меньше. Мы заменили такие замечательно экологичные махровые пеленки («Если не мы будем пользоваться махровыми пеленками, то кто же!») на одноразовые памперсы. Мы жили на полуфабрикатах. Мы напрочь перестали сортировать отходы, кухня погрузилась в хаос. Профсоюзные взносы и пожертвования были забыты – нам нужны были деньги на памперсы. Если бы моя мать умерла, мне бы и дела не было – да я бы об этом, наверное, не узнала.
Я понятия не имела, что происходит за стенами дома – около года я не читала газет и не смотрела новости. Мир за пределами дома исчез. Во всяком случае этот мир – с Китаем, малярией и революциями. Теперь у меня была собственнаякарта мира, мягкая, из разноцветной фланели с аппликациями: на севере – Баламори [40], на западе – Понтипанди с Сэмом-пожарником, остальная часть планеты покрыта дерновыми холмами страны телепузиков и усеяна кроликами.
Каждый день я благодарила судьбу за то, что мы с мужем – всего лишь бесполезные гуманитарии и не вносим сколько– нибудь значимого вклада в мировое переустройство.
– Представь, если бы мы с тобой были крутыми учеными, работающими над созданием лекарства от рака, – мрачно говорила я после очередного аврала, в панике отправив-таки дрянную сырую работу с отчаянной мольбой: «Милый боженька, пусть редактор помилует нас!»
– И вот мы настолько вымотаны, что вынуждены бросить проект. Переключиться на что-то попроще, не такое важное, – продолжала я, грызя всухую гранулированный кофе, чтобы взбодриться. – Колики у Лиззи стали бы причиной гибели миллиардов людей. Миллиардов.
Посмотрим правде в глаза. Большинство женщин будут и дальше рожать детей. На планете не перестанут появляться новые люди, и вы не принесете миру никакой реальной пользы, родив ребенка. Фактически наоборот. Конечно, это не должно остановить вас, если вы его хотите. Если с ваших уст так и рвется ликующий крик: «О, да-да! И мой ребенок может вырасти Иисусом! Или Эйнштейном! Или Иисусом Эйнштейном!» – то вам не нужно больше никаких оснований, чтобы родить, если вы действительно хотитеребенка.
