Со своих счетов я перевел в три московских ресторана деньги, и всегда я, члены моей семьи и одна из любовниц могут там завтракать, обедать или ужинать – если месячная плата превысит расчетную, то в конце месяца я просто доплачиваю. Если жене или любовницам хочется поготовить что-нибудь этакое дома, то все продукты они покупают или на рынке, или за валюту – ведь ходить с нужным количеством денег на рынок для женщины большое удовольствие! О такой мелочи, как одежда и обстановка, я не говорю. Еще я имею два каменных дома под Москвой и один дом на побережье Черного моря в Краснодарском крае.
Отдыхаем мы за границей (в позапрошлом году – в Швеции, в прошлом – в Италии, в этом – в Испании), Но, кроме того, мы еще! обязательно отдыхаем по нескольку раз в году и в СССР, и будьте уверены, что с деньгами и в Совдепии это делать гораздо интереснее, ибо очень приятно видеть холуйство и готовность стелиться за деньги, чего не увидишь на Западе.
Ну что еще... Конечно, ни жена (бывший врач), ни любовницы не работают. Дочки занимаются, чем хотят – музыкой, лошадьми, теннисом, своими рок-группами или просто ничегонеделаньем, – я считаю, что пусть делают, что хотят. Могут даже не ходить в лицей или, наоборот, – стремиться в какой-нибудь мехмат или иняз.
Уехать из этой страны я могу хоть завтра. Но зачем? Там буду среди равных, а здесь я настоящий дворянин: не князь, конечно, но где-то на уровне барона или виконта. Идти среди нищих, голодных, злых, убогих – именно идти, а не ехать на «Вольво» – и знать, что ты можешь купить весь колбасный магазин, в котором они все давятся в очереди, – наслаждение огромное.
По понятным причинам фамилию свою не указываю. Прошу подписать так: «Средний советский бизнесмен. Москва».
От редакции. Анонимные письма газета не печатает. Но для этого мы сделали исключение, поскольку, как нам представляется, письмо дает любопытную информацию для размышления».
На той же странице той же газеты – еще одно письмо:
«Ничего не купить в магазинах – цены сумасшедшие. За хлебом – длинные очереди. Стоять приходится часами. И это после напряженной рабочей смены. А в коммерческих и частных магазинах витрины сверкают, прилавки завалены товарами, да не купить – цены не по кошельку простой работнице. Кстати, инженеру тоже. Изящные, великолепные платья, от которых глаза разбегаются, плащи и пальто тоже не для нас, а для избранных, для тех, чьи мужья умеют делать деньги, стали кооператорами, бизнесменами, входят в нарождающуюся элиту города.
Нет, не зависть меня обуревает, не к уравниловке меня тянет. Я ведь знаю, как «делали деньги» бизнесмены-нувориши, как сколачивали миллионы, наживаясь на труде ничего не подозревающего и не знающего рабочего.
А какие возводят себе коттеджи кооператоры и бизнесмены! Двухэтажные, на сотни квадратных метров, многокомнатные.
Пьянящая свобода, бесконтрольность, вседозволенность привалили для кучки богачей, сумевших уже сколотить солидный капитал, а для простого человека ныне – лишь осьмушка хлеба да бутылка кефира. Ради тех, кто должен скупить наши заводы, фабрики, магазины, жилье, нас призывают «затянуть потуже пояса», потерпеть, смириться с ночлежками и с миской баланды, которую обещают дать милосердные богачи нищим и пенсионерам.
А. Коровина, инженер-экономист».
Нам не очень по душе, даже очень не по душе автор первого письма (если он существует в природе, а мы не имеем дело с рядовой мистификацией, которые рождались и в редакционных кабинетах, скорее всего, выплеснулась на бумагу мечта об изячной жизни), но так и хочется воскликнуть: «Ну и что?! Где криминал?»
Человек живет в свое удовольствие – ему нравится иметь подобие гарема (лично мы не знаем ни одного бизнесмена, который трудился бы меньше шестнадцати часов в сутки фактически без выходных, семью видят чуть ли не по праздникам), эпатаж, швыряться деньгами – типичный а-ля подсовремененный замоскворецкий купчик, и опять-таки – ну и что же?! Деньги кто-то вкладывает в дела, этот – в удовольствия, это его законное право. Если же он шикует на полученное незаконно – отправляйте его на скамеечку за тем, что положено по Уголовному кодексу. Если у него все не украдено, а заработано, о чем же еще можно вести речь? Дальше – вопрос из области нравственности: стоит ли жене сообщать о любовницах?
Автор второго письма (а с нею, очевидно солидарна и редакция) руководствуется законом сообщающихся сосудов: если у богачей прибавляется, то у кого-то отнимается, чем выше уровень жизни богачей, тем ниже должен быть уровень жизни трудяг, у кого-то прибавляется доходов, у кого-то, соответственно, отнимается, богатые сталкиваются лбами с бедными, идет натравливание: «Поделись, отдай!» Все это по образцам семнадцатого года, ничего нового нет.
Но ведь заработал – это и значит, заслужил, а не отнял. Жизнь – не кусок пирога, заранее испеченный и подлежащий распределению и делению, чтоб на всех хватило, независимо от внесенного трудового пая. Блага создаются работой. Но у нас принято: кто-то трудится, а сосед думает, как бы присоединиться к куску пирога, как бы урвать кусок. Ему – по скудоумию? – в голову не приходит, что, отняв раз, два, три, он отобьет – навсегда – охоту зарабатывать, о пирогах придется лишь грезить, чем мы и занимались три четверти века,
У известного писателя В. Аксенова почти четверть века назад вышла повесть «Затоваренная бочкотара». Один из персонажей – старик Мочёнкин – всегда имел при себе сушечку. Собираются путешественники пообедать, устраивают складчину, вносит свой пай и старик Мочёнкин – сушечку. Во время трапезы бдит: как бы кто ненароком не съел его пай, который после обеда оказывался снова в его кармане. Сушечка кормила Мочёнкина несколько дней. Живуч старик Мочёнкин!
Что касается морального облика предпринимателя, якобы написавшего первое письмо (чтобы получать такие доходы, надо пахать, тут не до подметных писем), то и это мы уже проходили. По одному гуляке нам предлагали судить обо всем классе предпринимательства. Делал служитель культа шажок не туда – на читателя обрушивался ворох фельетонов с обобщением: вот оно, истинное лицо церкви. Сейчас грозный ультиматум: если не поделитесь нажитым со всеми поровну – вымажем в грязи! Опорочим! Натравим на вас пролетариев всех населенных пунктов!
Мы это слышим – и вспоминаем, как юмористы перевели призыв из «Коммунистического Манифеста» на украинский язык: «Голодранцы всих краив, гоп в едну кучу!»
Единение голодранцев один раз привело к октябрю семнадцатого. Голодранцами в народе называли тех, кто по собственной лени попадал в люди последнего сорта. Лекарство истории знает одно: не отнимать и не делить продукт чужого труда, сколь бы лакомым он ни был, а самому засучить рукава и – за работу.
Обезьяны умели только делить. Но и им надоела вечная нехватка – взялись за труд. Даже они поняли, что природа скупа к бездельникам. Приходите на пасеку, присмотритесь, с каким же презрением пчелы относятся к трутням!
« – Да, если богатство утешает, я должен быть утешен: я богат.
– Так богаты, дорогой барон, что ваше богатство подобно пирамидам; если бы хотели их разрушить, то не посмели бы; а если бы посмели, не смогли бы».
Такими репликами обменялись герои романа А. Дюма миллионер барон Данглар и граф Монте-Кристо. Бедный барон и не подозревал, сколько яду сокрыто в реплике графа, который из всех видов мести за перенесенные по вине Данглара страдания выбрал самый убийственный для банкира – показать иллюзорность миллионов. Стараньями графа Монте-Кристо барон попал к разбойникам, имея при себе чеки на пять миллионов франков. Сумму, особенно по тем временам, внушительную. В заточении он, что вполне естественно, проголодался и потребовал обед. Ему принесли цыпленка.
«Данглар взял в одну руку нож, в другую – вилку и приготовился резать птицу.
– Прошу прощения, ваше сиятельство, – сказал Пеппино, кладя руку на плечо банкиру. – Здесь принято платить вперед, может быть, гость останется недовольным.
Данглар дал луидор. С него потребовали еще:
– Так что, ваше сиятельство, должны мне теперь только четыре тысячи девятьсот девяносто девять луидоров.
«..Жак, сто тысяч франков за этого цыпленка?!» Бедному миллионеру пришлось раскошеливаться, с него брали по 25 тысяч франков даже за бутылку вина. Он объявил голодовку, но «его решимости хватило только на два дня, после чего он потребовал пищи и предложил за нее миллион. Ему додали великолепный ужин и взяли предложенный миллион».
МИЛЛИОН – ПОНЯТИЕ ОТНОСИТЕЛЬНОЕ
