от шопинга положительные эмоции вызываются допамином, химическим веществом, связанным с ощущением удовольствия. Его выброс происходит в тот момент, когда мы переживаем что-то новое, волнующее. Причем, как оказалось, уровень допамина связан скорее с предвкушением чего-то приятного, нежели с самим моментом получения желаемого. Именно поэтому столь многим людям особое удовольствие доставляет изучение витрин, каталогов и поиск распродаж.
И конечно же, нужно уметь расслабляться. Регулярные сеансы в солярии и поездки в солнечные страны, баня или сауна – основные меры, позволяющие сохранить хорошее настроение. Еще Гиппократ говорил: «Если ты никак не можешь найти времени для отдыха, тебе очень скоро придется найти время для лечения».
Тема интеграции иммигрантов в новое общество стара, как мир. Ее обсуждают на бюргерских кухнях и политических трибунах, она доминирует на интернетовских сайтах и в статьях социологов, психологов, публицистов. О ней не сказали своего слова разве что газеты, пишущие исключительно об инопланетянах. Видать, и впрямь вопрос наболевший. Понимая всю необъятность и неподатливость темы, попытаюсь внести свою скромную лепту в ее обсуждение.
Для начала давайте разберемся с определениями. Ассимиляция – это вариант аккультурации, при котором иммигрант полностью идентифицирует себя с новой культурой и отрицает культуру этноса, к которому принадлежит. Интеграция характеризуется идентификацией, как со старой, так и с новой культурами. Это- способность реагировать на события жизни страны проживания, и как следствие, входить в контакт с новой жизнью. Сепарация — это сохранение этнических особенностей и отрицание представителями этнического меньшинства культуры большинства.
Какие из перечисленных вариантов наиболее характерны для иммигрантов из постсоветского пространства? Привожу ответы опрошенных мною земляков, относящиеся к разным поведенческим моделям.
– Да мы вообще не общаемся с нашими. Зачем нам это нужно? Мы приехали сюда 12 лет назад по контракту и остались жить в Германии. Муж преподает микробиологию в университете. Я работаю в университетской библиотеке. Сын учится в гимназии, демонстрирует успехи в теннисе. Мы с трудом нашли квартиру в доме, где совершенно нет иностранцев, общаемся исключительно с аборигенами нашего уровня. У нас есть хорошие друзья – две семейные пары преподавателей. Вместе с ними ездим на отдых в разные страны. Сын тоже дружит только с местными мальчиками. Почему? Да потому что они не ходят на дебильные русские дискотеки, не дерутся, не курят травку, а занимаются спортом и думают о своем будущем. Мы с мужем тоже не тусуемся на примитивных вечерах, где собирается постсовковый люд и танцует под песни Васи Пряникова. Посмотрели бы вы на этот народец! Подобные контакты интеллигентного человека просто компрометируют.
– Наша семья имеет приятелей и среди местных, и среди наших. Практически в равных пропорциях. Газеты немецкие читаем, но больше любим русскоязычные. Они не такие скучные. Я работаю на немецкой фирме, супруга – в русском магазине. Отпуска проводим иногда в Омске, на родине. Иногда – на западно- европейских курортах. Дети, правда, ездить на родину не любят. Предпочитают каникулярное время с одноклассниками в спортивном лагере на берегу Рейна проводить. Дома мы говорим по-немецки, но русское телевидение у нас есть. Его больше жена с тещей смотрят, а дети предпочитают немецкие каналы и компьютерные игры. Интегрировались ли мы окончательно? Думаю, да. Во всяком случае, никакого дискомфорта в Германии не испытываем. Скорее, сталкиваемся с этим на родине, где все уже стало чужим и странным.
– А что нам те немцы? Мы сам по себе, они сами по себе. Кивнем головой в знак приветствия и все контакты. Никто никого не трогает. С языком у нас – большие проблемы. Приехали после пятидесяти, память уже неважная. Да он не особо и нужен нам этот немецкий. Телевидение у нас русское, пресса и книги тоже. Друзья-приятели – все из наших. Врачи русскоязычные. Для закупок в магазинах у нас словарного запаса хватает. Мир познаем с русскими бюро путешествий. Получаем социал. Не роскошествуем, но жить вполне можно. Считаем, что мы частично интегрировались. А что? Законов не нарушаем. С местными не конфронтируем. В немецкое общество мы, конечно, не влились, так не возвращаться же из-за этого обратно. Там нам было насного хуже.
Итак, рассмотрим первую поведенческую модель, которую психологи называют ассимиляцией. Люди с первого дня жизни в новой стране положили за правило: в доме – ни слова по-русски, с бывшими соотечественниками – никаких контактов, весь свой опыт жизни на родине перечеркивается как неудачный и начинается жизнь с чистого листа. Идет отказ от национальных традиций и обычаев. Все, что связано с родиной забывается, как страшный сон. Никаких русских книг и прессы! Не дай бог смотреть русское телевидение – не для того оттуда смылись. Дети постепенно забывают родной язык и уже не могут общаться с родственниками, оставшимися на родине. Стесняются перед приятелями приехавшей в гости бабушки: выглядит она совсем не по-немецки и говорит по-своему. С произведениями наших классиков молодая поросль знакомится в немецком переводе (хорошо, если знакомится вообще).
Самосознание этой группы меняется. Этнокультурные особенности исчезают даже из личной жизни. Ассимилянты изо всех сил стараются быть большими немцами, чем коренное население. Казалось бы, что в этом плохого? А вот что. Психологи считают ассимиляцию не просто карикатурой, а серьезной опасностью, ибо этническая, культурная идентичность, от которой так легко отказались «Иваны, не помнящие родства своего», является важнейшей частью ядра человеческой личности. В ней заключены базовые ценности, нормы, так называемая «этническая картина мира», которая формировалась у человека на протяжении всей его жизни. Это – незримый стержень, на который потом нанизывались другие, более зрелые представления, и если его выдернуть, есть опасность, что вся остальное просто посыплется, что чревато тяжелыми психическими расстройствами. Кроме того, в индивидуалистических культурах Запада ничто так не ценится, как человеческая уникальность, непохожесть на других, поэтому лишать себя тех отличий, которые дает этническая культура, означает обеднять свой мир и проигрывать в конкуренции уникальностей.
Обратимся ко второй модели, подразумевающей процесс сближения и объединения разобщенных групп в единое общество, все члены которого чувствуют себя достойно и полноценно. При котором представители меньшинств сохраняют свой родной язык, культурные особенности и национальное самосознание. Они вливаются в общество большинства, предпосылкой к чему является знание и уважение его культуры и государственного языка. Специалисты выделяют четыре следующих критерия интеграции: 1) наличие официальной работы, обеспечивающей достойное существование по принятым в немецком обществе стандартам; 2) знание немецкого языка; 3) включенность в социально-информационную сеть – потребность в использовании немецких СМИ; наличие неформальных контактов с немцами; 4) освоение местных бюрократических структур.
Одним словом, все те элементы, которые все мы рано или поздно осваиваем. Почти все, ибо есть еще одна, совсем немалая, группа иммигрантов, о которой Игорь Губерман написал:
С душой, раздвоенною, как копыто,
Обеим чужероден я отчизнам.
Это – ничто иное, как сепарация, «жизнь в капсуле». Общение с аборигенами у этой группы сведено до минимума. На них сепарант с опаской поглядывает из своей стайки. Не потому, что они ему так неприятны, а потому что он стыдится своей гремучей смеси швабского диалекта с целинным прононсом или полтавским суржиком, отсутствия завоёванных позиций и достойных целей. Трудности межличностного общения при построении коммуникативных связей мешают этой группе почувствовать свою психологическую общность с гражданами Германии. При социологическом опросе выяснилось, что лишь 28% иммигрантов способны идентифицировать себя с немецкой культурной группой, а 22% опрошенных принципиально не относят себя ни к какой культурной группе.
Если иммигрант не идентифицирует себя ни с культурой этнического большинства, ни с культурой этнического меньшинства, результатом является этнокультурная маргинализация. Пытаясь уйти от «русских корней» и «русской культуры», эти люди не в состоянии прийти к культуре немецкой. Подобное явление создает состояние внутренней напряженности, ощущение общественного небытия, которое они пытаются компенсировать за счет создания собственных «колоний» и поселений, где в привычном окружении они смогли бы чувствовать свою сопричастность хотя бы к этой малой группе. В рассказе «Георгий и управдом» Владимир Каминер описывает именно такую группу наших земляков: «…Окунаться в немецкую культуру они не хотят. Им куда приятнее вариться в собственной
