промедление с сообщением важной информации можно было бы объяснить неосведомленностью о преступлении, но ведь они были осведомлены! Уилльям Холлис уже в воскресенье посетил морг, в котором тело Мэри Фэйхан было выставлено на всеобщее обозрение, и опознал убитую. И почему же он не поспешил в полицию со своим рассказом?
Немаловажным казалось и то, что рассказы свидетелей разнились в деталях. Холлис говорил о «почти пустом вагоне» и буквально 2–3 пассажирах, он ни единым словом не упомянул о девочке, которая ехала в трамвае и которая по мнению Мэттьюса могла быть знакомой Мэри.
Что всё это могло означать?
Ситуация складывалась совершенно идиотская. Два уважаемых джентльмена настаивали на абсолютной точности своих показаний, но детективы полиции сильно сомневались в их правоте. Не только из-за того, что о поездке в трамвае с Мэри Фэйхан рассказывал Джонни Эппс, но и потому, что о появлении в собственном кабинете девочки в интервале от 12:05 до 12:10 говорил Лео Франк. Кто-то явно врал, не так ли?
Сержант полиции Атланты Доббс оставил некоторый след в расследовании убийства Мэри Фэйхан. Он выезжал на место обнаружения тела убитой девочки, впоследствии давал по этому поводу свидетельские показания во время следствия коронера. А сын сержанта через несколько дней после обнаружения тела убитой девочки принёс сенсационное известие о том, что та приехала к зданию фабрики совсем не в то время, как полагало следствие.
Сержант Доббс категорически заявил, что верит сыну, а стало быть, тень на плетень наводит именно Эппс. Конечно, репутация добропорядочного полицейского дорогого стоит, но…
Ситуацию до некоторой степени запутывало — или так только могло казаться — то обстоятельство, что в прошлом вагоновожатого Мэттьюса имел место очень нехороший инцидент, бросавший на этого человека чёрную тень. Дело заключалось в том, что в 1911 году Мэттьюс убил человека, причём умышленно и довольно нетривиально. В вагоне, которым он управлял, произошёл конфликт и вагоновожатый вмешался, потребовав, чтобы зачинщик покинул трамвай. Мужчина выходить из трамвая не хотел, настаивая на том, что проезд им оплачен и он должен доехать до нужного ему места. Мэттьюс был твёрд и заявил, что трамвай с дебоширом двигаться не будет. После довольно эмоциональных препирательств мужчина вышел из трамвая, но… встал на путях, сказав, что без него никто никуда не поедет. Мэттьюс предупредил, что намерен пустить трамвай вперёд и предложил дебоширу освободить проезд, но в ответ услышал лишь насмешки и оскорбления. Выведенный из себя поведением скандалиста, Мэттьюс снял вагон с тормоза и сбил оскорблявшего его мужчину, в результате чего тот погиб.
После всего случившегося Мэттьюса взяли под стражу и судили, но суд присяжных встал на сторону вагоновожатого и вчистую его оправдал.
Тем не менее, весной 1913 г. детективы были склонны считать, что у Мэттьюса имеются проблемы с самоконтролем и вагоновожатый плохо управляет вспышками собственного гнева. Но если подобное предположение и было справедливым, из него вовсе не следовало, что Мэттьюс выдумал историю с поездкой в его трамвае Мэри Фэйхан.
В конце концов солиситор Дорси постановил считать показания Мэттьюса и Холлиса не соответствующими действительности. Их содержание было засекречено и держалось в полной тайне на протяжении 3 месяцев, фамилии же свидетелей было запрещено упоминать в какой-либо связи с проводимым расследованием. Впоследствии история эта стала известна и в своём месте мы ещё скажем несколько слов о том, как это произошло.
Фрагмент показаний вагоновожатого Мэттьюса с его рассказом о поездке Мэри Фэйхан около полудня 26 апреля в трамвае, которым управлял свидетель.
На протяжении понедельника и вторника — то есть 28 и 29 апреля — полиция Атланты проводила опросы большого числа лиц, потенциально способных стать свидетелями и сообщить ценную для расследования информацию. Это были ещё не официальные допросы, а предварительный сбор сведений. Счёт опрошенных шёл на многие сотни — это были родственники и знакомые жертвы и уже задержанных подозреваемых, кроме того, поголовно были опрошены все работники фабрики. Чуть ниже мы особо остановимся на самых важных показаниях, сейчас же лишь необходимо заметить, что 30 апреля начало работать коронерское жюри, для дачи показаний которому в первый день явилось более 100 человек, опрошенных ранее и вызванных для того, чтобы свидетельствовать под присягой.
Но говоря о событиях 29 апреля следует, пожалуй, сообщить о том, что именно в тот день Эмили Карсон (E. M. Carson), вдова, уже 3 года работавшая на фабрике вместе с дочерью, рассказала полицейским о том, как уборщик и разнорабочий Джеймс Конли (James Conley) сказал ей несколькими часами ранее, что «полиция его никогда не возьмёт». Женщина не поняла этой фразы, но в целом охарактеризовала Конли весьма негативно.
К тому времени полиция уже знала, что Конли видели некоторые свидетели, посещавшие фабрику утром и днём 26 апреля. Свидетели видели его сидевшим на стуле [или одном из многочисленных ящиков] 1-го этажа у лифта. Тот держал в руках газету, словно читая, хотя некоторые из работников фабрики сомневались в том, что Конли умеет читать. Возможно его «чтение» сводилось к рассматриванию картинок, которых в прессе той поры было довольно много. В то время Джеймс Конли не рассматривался полицией в качестве подозреваемого, поскольку он не умел писать — а убийца Мэри Фэйхан, напомним, подбросил к трупу записки! — но хвастовство «дневного сторожа» перед миссис Карсон не прошло мимо внимания детективов.
Важнейшим событием среды 30 апреля, как было сказано выше, явилось начало работы коронерского жюри, которому предстояло рассмотреть вопрос о причине и обстоятельствах смерти Мэри Фэйхан. Заседание, начавшееся в 09:00 в здании Департамента полиции под председательством Донахью (Donehoo), коронера округа Фултон, продолжалось до 15:15. В последующие дни продолжительность заседаний также составляла около 6–6,5 часов с единственным перерывом длиной четверть часа.
Ввиду огромного количества свидетелей, которых надлежало допросить, дабы составить представление об отношениях внутри рабочего коллектива карандашной фабрики, работа коронерского жюри растянулась более чем на неделю. Причём Донахью с самого начала заявил, что спешки в работе жюри не допустит и лично будет принимать участие в его работе. О заседаниях жюри можно написать отдельную книгу и нет смысла в деталях пересказывать содержание многих десятков допросов, но о некоторых важных аспектах, затронутых в ходе коронерского расследования, упомянуть следует.
Американские газеты XIX — начала XX веков неплохо иллюстрировались. В них было много рекламы, фотографий (правда, посредственного качества) и забавных
