Правда, уже 25 сентября 1940 г. Тербовен выступил по норвежскому радио с изложением новой политики немецких властей в Норвегии, в соответствии с которой король был объявлен лишенным престола, запрещались все политические партии, кроме партии Квислинга, парламент и Административный совет распускались; газеты, издававшиеся политическими партиями, были закрыты. С одобрения оккупантов сторонники норвежского «фюрера» В. Квислинга заняли официальные руководящие посты в управлении и общественных организациях.
Поскольку имя «Квислинг» стало ПОНЯТИЕМ, то уделим ему пару слов.
2. Из России — с любовью (и даже с двумя)
Квислинг не был самым радикальным национал-социалистом (с ударением на «национал»). В королевстве были нацлидеры и покруче (в смысле радикализма), но немцы сделали ставку именно на него, чтобы не раздражать невозмутимых норвежцев совсем уж безбашенными и откровенными отморозками. Он родился в 1887 году в семье пастора — крупнейшего демонолога Норвегии, автора «классического» труда «Души ангелов». Выходец из древнего норвежского рода, Квислинг-младший получил военное образование и дослужился до майора. В апреле-декабре 1918-го служил военным атташе в Петрограде. Вместе с Фритьофом Нансеном он работал в Советском Союзе во время голода в 1920-е годы. В 1931-33-м занимал должность военного министра (от Аграрной партии). Однако всерьез его на этом посту никто не воспринимал, что повергало Квислинга в немалую печаль. Для него «придерживали» некоторое время престижную должность в норвежском генштабе, но и там что-то не срослось. Норвежской элите, ориентировавшейся на Англию, этот германофил был попросту не нужен, что обрекало амбициозного политика играть роль сущего отщепенца (маргинала). Это было для него тем более обидно, что сам он, безо всякого сомнения, относился к числу элитариев.
В 1930 году Квислинг выпустил книгу «Россия и мы», в которой заявил о себе как лютый антисоветчик. 17 мая 1933 года, в день Конституции Норвегии, при помощи своих немецких товарищей Квислинг основал партию «Национальное согласие» (норв. Nasjonal Samling), получив членский билет партии под № 1. Сам Квислинг занимал в партии должность вождя (норв. Fłrer — фёрер). Политический успех партии был относительным: на выборах 1933 года, через три месяца после основания партии, она набрала около 28 тысяч голосов. На следующих выборах 1936 года фашистская партия, которая пропагандировала прогерманскую и антисемитскую политику, набрала около 50 тысяч голосов.
Квислинг был дважды женат и оба раза на русских женщинах, что характеризовало его как последовательного и верного единожды избранным принципам политика и человека. Правду сказать, во время пребывания в России он обзавелся не одной, а двумя женами, став двоеженцем. Жен он привозил из поездок в Россию. Первую — 17-летнюю Александру Воронину — из первой поездки, а Марию Пасечникову — из второй. Дело кончилось тем, что Александру сплавили во Францию.
Мария Пасечникова дожила до глубокой старости, оставаясь верной идеям своего мужа и германского фюрера, портреты которых висели у нее на стенке вплоть до самой ее кончины, последовавшей в 1980 году; она тоже не могла поступаться своими принципами и оставила свои мемуары.
После возвращения из СССР Квислинг едва не закрутил роман с «коммунизмом», сблизившись зимой 1925 года (на непродолжительное время) с руководством Норвежской рабочей (НРП), входившей, кстати, до 1923 года в Коминтерн, и Коммунистической партий, предложив им создать свои вооруженные отряды. Неясно было, впрочем, в какой мере данное предложение было выражением его политических убеждений, тем более что впоследствии Квислинг упорно отрицал, что был сторонником в той или иной форме марксистской революции в Норвегии.
В дальнейшем Квислинг громогласно и на всех углах провозглашал, что главным противником Норвегии являются коммунизм и СССР. Или наоборот: СССР и коммунизм.
В целом же весьма расплывчатые идеи лидера норвежских нацистов можно было бы характеризовать в качестве социально-консервативных и националистических. Социалистическими они были, скорее, по видимости. Сам же лидер оставался, в сущности, приверженцем идеи корпоративного государства, власть в котором формировалась бы «сверху вниз».
Наибольшую поддержку его идеям оказали крестьяне, разорявшиеся в условиях проводимой властями проанглийской экономической политики, а также радикальная националистически настроенная интеллигенция.
Впрочем, единого представления о национализме в норвежском обществе не существовало, и, по мнению ряда норвежских историков, следовало бы говорить о двух его направлениях: собственно норвежско-националистическом и прогермански-нацистском. Следует отметить, что начало Второй мировой войны вообще ознаменовалось в Норвегии резким всплеском национализма.
В целом же можно сказать, что это был лидер из «европейского захолустья», каковым считали свою страну норвежцы, и таких как он «фюреров» водилось в тогдашней Европе немало.
Во время немецкой оккупации Квислинг пытался в рамках возможного вести собственную игру «независимого фюрера норвежской нации» и часто бежал даже впереди германского паровоза, однако в целом «своя игра» у него по объективным причинам не задалась и задаться не могла.
9 мая 1945 г. министр-президент «всея Норвегии» сдался, не оказав сопротивления, новым властям, вызвав к себе на дом полицию, которой до того дня командовал. И действительно, не самому же ему было идти в участок и не такси же ради такого дела вызывать! Вскоре он был обвинен в государственной измене и принял почетную смерть от пороха и свинца в крепости Акерсхаус.
В тюрьме Квислинг объявил себя мучеником за «великую Норвегию от моря до моря». Неясно, правда, от какого и до какого: то ли от Баренцева до Северного, то ли от Гренландского до моря Амундсена. В перерывах между заседаниями суда составил свое генеалогическое древо, в котором возводил свою родословную к хозяину Валгаллы богу Одину (Вотану) — покровителю военной аристократии и повелителю валькирий. Кажется, это был первый европейский руководитель со столь знатной родословной.
3. Сопротивленцы активные и пассивные
Норвегию, как это ни странно, можно формально отнести к странам-по-бедительницам во Второй мировой войне, поскольку король Хокон Седьмой вместе со своим правительством в эмиграции присоединился после новогоднего застолья — 1.01.1942 г. — к антигитлеровской коалиции, т. е. будущим победителям. А разве присоединившийся в самый разгар драки к победителю не есть ПОБЕДИТЕЛЬ? Хотя бы и чисто юридически?
Итак, Норвегия «раскололась» на Норвегию de jure и Норвегию de facto.
Норвегию de jure представлял благородный король Хокон Седьмой со своим правительством, а Норвегию de facto — рейхскомиссар Й. Тербовен и В. Квислинг со своей администрацией. А посему норвежское сопротивление приходится поневоле рассматривать в двух его ипостасях.
Итак, Норвегия de facto оказалась оккупированной. Как воспринимали норвежцы оккупацию и как противились они ей?
Были те, кто если и не приветствовал оккупацию открыто, то усматривал в ней некую политическую благотворность для страны. Были и такие, кто остро чувствовал неизмеримое превосходство «сумрачного германского гения» над «духом торгашества» и посему приветствовал приход немцев как носителей идей «освобождения». К их числу относился выдающийся норвежский писатель К. Гамсун, выступивший по радио с речью, в которой призвал соотечественников поддержать правительство Квислинга.
После войны Гамсуна судили за коллаборационизм, но из-за преклонного возраста сочли слабоумным и отправили в дом для умалишенных, оштрафовав заодно на четыре пятых его состояния. Ан и впрямь: зачем сумасшедшему деньги? До сих пор в Норвегии (стране, буквально утыканной памятниками всем и вся) нет ни одного памятника Гамсуну — человеку, прославившему свою страну в начале двадцатого века, но запятнавшему себя по чисто культурологическим соображениям коллаборационизмом.
Что же до политиков и политических партий, то о них ясно выразился норвежский писатель С. Хёль, отмечавший, что приход немцев горячо приветствовали правые, видевшие в Гитлере защиту от самого страшного пугала — большевизма, и крестьянская партия, воссылавшая хвалу Господу за Гитлера.
Было, было. Правда, теперь вспоминать об этом дурной тон и почти что криминал. А сразу же после окончания войны начался процесс активного вытеснения из памяти этих неприятных обстоятельств, в результате чего Норвегия предстала в роли страны-страдалицы, оказывавшей в едином порыве героическое внутреннее и внешнее сопротивление оккупантам.
И, наконец, главное. Отсутствие воли к сопротивлению, наглядно продемонстрированное норвежской армией, да и всем норвежским обществом, отсутствие желания противостоять агрессору было лучшим свидетельством тому, что «новый порядок» не рассматривался в качестве чего-то совершенно неприемлемого для норвежцев. И они были в этом отношении не одиноки: отсутствие желания противостоять национал-социалистской Германии наглядно показала и «остальная Европа»: Франция, Бельгия, Голландия, Чехословакия и уж тем более Австрия.
