Сергей Лукьяненко - Как умирают Ёжики, или Смерть как животнотворное начало в идеологии некроромантизма

—  Нет, Ромка, у тебя не получится. 

—  Почему? 

—  Ну, ты же… не разбивался насовсем. 

—  Тогда я… тоже! 

—  Только посмей! 

—  Тогда… я знаю что! Здесь я буду расти, а ТАМ всегда оставаться таким, как сейчас! Как ты!

Он сказал очень серьёзно:

— Что ж, попробуй. Может, получится…

У меня получилось.

Мало того, я научился притворяться. Стал делать вид, что сплю в постели, а на самом деле убегал к Мельничному болоту, где безотказные чуки жгли посадочные костры.[32]

И туда же приземлялся Серёжка-самолёт.

Вот ведь какое дело: хотя он и грохнулся очень крепко, но всё же умел превращаться в крылатую машину, как и раньше. Я всего-то лишь крыло повредил, а летать после этого не мог. Серёжка же — пожалуйста!

Наверно, в Заоблачном городе, где он теперь жил, сделали ему ремонт. Не разовый, а капитальный…[33]

Кстати, Серёжка помирился со Стариком. И они вместе колдовали теперь над новой моделью совмещённых Безлюдных Пространств. Старик даже разрешил Серёжке прилетать в Заоблачный город прямо в виде самолёта, хотя это и нарушало какие-то правила…

Итак, я рос, делался взрослым, но по ночам, при встречах с Серёжкой оставался прежним Ромкой Смородкиным. Нас обоих это вполне устраивало. И мы летали всё дальше и дальше — в такие Пространства, где Гулкие барабаны Космоса гудели, как набат…

…Порой я и сам вздрагиваю: а вдруг НИЧЕГО этого нет? И Серёжки нет?

Для доказательства, что всё это правда, я ночью улетаю с Серёжкой в далёкую-далёкую степь, где всегда светит луна и причудливые камни — идолы и чудовища — чернеют среди высокой травы. Я рву там луговые цветы и с ними возвращаюсь домой.[34]

Ромашки, клевер и розовые свечки иван-чая, появившиеся в доме февральским застывшим утром — это разве не доказательство?..

…Вот и всё. Теперь вы сами видите, что слухи оказались пустыми. А слёзы — напрасными. „Сказка стала сильнее слёз“. Никто не разбился до смерти.

Никто. Честное слово…»  

Сентябрь, 1994

В. Крапивин, М., «Дет. Лит», 1968, «Та сторона, где ветер»: с. 134. — Я.С., С.С.

«Проводники отсюда» иначе называются «психопомпы» (см. об этом в «Тёмной половине» С.Кинга); это, например, воробьи (см. ниже хождение Ёжики) или потусторонние создания (Чиба). — Я.С., С.С.

Ничего не вспоминается? Например «стена плача» из «Ночи Большого прилива»? — Я.С., С.С.

И это — не первый «свет в конце тоннеля»! — Я.С., С.С.

Граница! — Я.С., С.С.

О, Моуди, Моуди! — Я.С., С.С.

Вообще монетка как ключ к проходу ТУДА — это ещё от медяков Харона… — Я.С., С.С.

Вспомним о «психопомпах». И зачем ВПК подчеркивает это незатейливое событие восклицательным знаком? — Я.С., С.С.

Sic! — Я.С., С.С.

Будет… — Я.С., С.С.

Ибо Луна есть Солнце мёртвых… — Я.С., С.С.

Ещё одна смерть-в-смерти — Я.С., С.С.

Представьте себе этот диалог! — Я.С., С.С.

Ох, а не умножить ли на 2?.. — Я.С., С.С.

Это началось у ВПК ещё с «Летчика для особых поручений» — помните, Зелёный Билет покупался за «все деньги, что есть в карманах» — в данном случае… три копейки. — Я.С., С.С.

Не какую-то книгу, а книгу о подземном мире, мире Плутона — Я.С., С.С.

Кузнечик имеет для ВПК особое значение. Кузнечики трещат в последней фразе «Заставы…» — в рае Ёжики; жёлтые монстры-кузнечики играют важную роль (в том числе роль перевозчиков) в «Дырчатой Луне» — Я.С., С.С.

Да-да… впадины… а о свечах — чуть ниже… — Я.С., С.С.

Плата за проезд — Я.С., С.С.

И ведь было. — Я.С., С.С.

Флот капитана Харона. — Я.С., С.С.

Возвращение к родителям — тоже символ смерти, так и девочку Ромка-самолёт везёт к ним… — Я.С., С.С.

Пусть кто-то говорит, что «там» ничего нет. Есть, есть… — Я.С., С.С.

Опять ассоциация полёта и смерти. — Я.С., С.С.

То же говорил и Бу Вильхельм Ульсон, Принц Страны Дальней… — Я.С., С.С.

Заклинанием повторяется — всё хорошо… там. — Я.С., С.С.

Вот спите вы, и… А сама сцена напоминает, во-первых, приход Мастера к Бездомному; а, во-вторых, прилёт вампира — не-мёртвые приходят на зов, прилетают на ночных крыльях, и входят с холодом могилы по позволению хозяина… — Я.С., С.С.

Серёжка отвечает, заметьте, лишь на первую часть вопроса. Он не снится: это-то и страшно… — Я.С., С.С.

Воистину, есть вещи, которых лучше не знать. — Я.С., С.С.

То-то и оно… — Я.С., С.С.

Вот как сделать, чтобы было всегда двенадцать… — Я.С., С.С.

То есть ночью, когда Ромка был мёртвым — Я.С., С.С.

Опять исцеление через смерть — Я.С., С.С.

Опять Солнце Мёртвых, да ещё и надгробия, идолы и чудовища! — Я.С., С.С.