Артема Боровика в американской армии шокировал плакат «Убей советского!» (или коммуниста – не помню). Без заряда ненависти нет солдата.
Иные страны набирали наемников, безжалостных к коренному населению. Отечество располагало казаками, ненавидящими москалей, и без угрызений совести полосовали всадники студентов и пролетариев на питерских мостовых.
Для того и везут парней далеко от дома. Потому и требуют республики, чтоб служили солдаты в родных местах[14].
Майор молодец. Он заряжающий. Зарядил в учебке и отправил, а двух-трех пригрел – отец родной – и внушил: знай мою доброту.
И не удивлюсь, если пригретые полюбили его. Искалеченные души способны искренне лизать бьющую руку.
«Дедовщина» сохраняет боевой дух. Чем иначе его добыть? Косноязычными рассказами о врагах социализьма? Вдохновляя пацанов идеями Ленина? После Афгана этот поезд ушел и не вернется.
Передовые умы – либералы, межрегионалы[15] – призывают к военной реформе. Мол, профессиональная армия нужна. И деньги подсчитали – кажись, наскребем.
Братья и сестры, зачем вам профессиональная армия? что будете с ней делать? какие задачи решать? Профессиональная армия – это мощная техника, авианосцы, ракеты, компьютеры. Против демонстрантов оно как-то слишком. В нестабильной, раздираемой конфликтами стране нам только мощной профессиональной армии не хватало! Может, мы только потому и живы, что наша армия – плоть от плоти нашего народа (советского). Такая же халтурщица и бракодел с раздутым до полной неподвижности генералитетом.
Да разве в деньгах и технике дело? Чтобы создать такую армию, о которой грезят наяву некоторые депутаты, не с сержантов надо начинать. И не с генералов. С яслей. С роддомов. С воспитательниц в яслях… Эх, да что говорить!
…На премьеру в Дом кино из орд. Лен. Забайкальского военного округа доставили и майора. Того самого «пятый, вперед!». Если и он «играл» – продать майора в Голливуд. Майор там самого Марлона Брандо затопчет.
Полковник-умница посылал к микрофону сержантов. А майор сидел стиснув зубы. Ни звука. Вот кто попал! Вот кто вляпался с этим кино по самое не могу.
Матери погибших готовы были растерзать мальчишек-сержантов. Что они сделали бы с майором – страшно подумать. Он и не лез вперед, хоронился за спинами. Даже мне – журналисту – побоялся отвечать.
– Грозят ли сержантам наказания? – спросил я полковника.
– Уверяю вас, никакие наказания их не ждут.
– Грозит ли что-либо майору?
– М-м-м… – Полковник избежал ответа.
Берегите майора, полковник. Теперь майор ученый, теперь он самый надежный майор в танковых войсках, и заряд его огромен. Он никогда не заговорит с прессой – разве что высунувшись по пояс из башни, через мегафон, направленный туда же, куда смотрит хобот орудия.
Мы стоим на площади. На нас смотрят глаза майора, глаза стволов и бельмо мегафона.
P.S. Написал в октябре 1990-го. Коротич не разрешил публикацию. Текст лежал, ждал случая. Когда Коротич уехал в Америку (в командировку), заметку поставили в номер. Он уже был в типографии, когда танки пошли на телецентр в Вильнюсе. Журнал с «Броней» вышел через три дня. Читатели были уверены, что написано «в связи с событиями». Тогда весь мир был шокирован: Горбачев – и танки?!
Хлебом не корми – дай сказать
Фрагменты
30 апреля 1991, «МК»
Не слишком приятно наблюдать проельцинские манифестации. Мол, уйдет Горби, придет Борис и… Да ни уя не выйдет, как сказал бы Веничка Ерофеев.
Горби, уходя, не заберет с собой ни убогую армию, ни преступный КГБ, ни восемнадцать миллионов аппаратчиков. Все они останутся Ельцину. Нам. А это двадцать – двадцать пять миллионов реально сильных. В случае «победы» Ельцин станет заложником тех же сил, кто сегодня делает шута из президента.
Один привел в Москву вооруженные силы, другой толкнул сотни тысяч безоружных людей на автоматы. Обошлось. Ну а если б из толпы «демократов» один провокатор или идиот саданул бы очередью по войскам?
Горбачев и Ельцин создали в Москве 28 марта обстановку, когда в минуту могли быть перекрыты все кровавые рекорды перестройки. Все Карабахи-Баку-Вильнюсы-Тбилиси вспоминались бы как порезанный пальчик.
Я не вижу принципиальной разницы между секретарем обкома и гауляйтером. Задачи те же: подавление всякого сопротивления, репрессии и выколачивание плана. Гауляйтеру (по-человечески) даже простительнее. Как-никак он имеет дело с врагами, с недочеловеками. А секретарь – свой, русский, народ-и-партия-единый. И на вчерашнего гауляйтера возлагать демократические упования… Ох.
Шесть лет творенья
20 августа 1991 (второй день путча ГКЧП), “L’Hebdo”
Эпоха Михаила Горбачева началась в апреле 85-го.
Тогда никто не верил ему. Ни в России, ни на Западе. Согласно легенде, только Маргарет Тэтчер сказала: «С этим можно иметь дело».
Я был уверен, что она ошибается. Первые шаги Горбачева показали – очередной аппаратчик. Но мы, конечно, радовались.
Мы устали от живых мертвецов. От маразматиков, даже «здрасьте» говорящих по бумажке. Устали терпеть позор и насмешки Запада. Всё, что производили в стране, – это ракеты и анекдоты. Достоинством Горбачева была молодость.
Мы радовались, что не стал генсеком ни Романов (Ленинград), ни Гришин (Москва) – твердолобые сталинисты. Достоинством Горбачева было отсутствие черной биографии. Он не боролся против культа Сталина, но зато не был замешан в свержении Хрущева.
Итак: молодость + отсутствие тяжких преступлений – вот и все поводы для радости.
До воцарения Горбачев ведал сельским хозяйством. Состояние нашего с/х исключало возможность радужных надежд на деловые качества нового генсека.
Увы, первые шаги Горбачева подтвердили все опасения. Горбачев ввел госприемку. Вместо того чтобы уволить плохого рабочего, добавили еще одного контролера. Контроль контроля. В стране появились десятки тысяч новых чиновников «контролеров в квадрате».
Неужели Горбачев не понимал, что этот процесс бесконечен?
Он объявил «ускорение» и «компьютеризацию»[16]. Всё это было до боли похоже на китайский «Большой скачок» с маленькими домнами возле каждой фанзы.
Он боролся с алкоголизмом. Запретил продавать водку везде, кроме специальных магазинов. Рабочий класс и крестьянство (и, увы, интеллигенция) выстроились по всей стране в трех-четырех-пятичасовые очереди.
Пить не перестали. Горбачев вдвое поднял цены на водку. Весь народ начал гнать самогон (даже столичные кинорежиссеры). Исчез сахар.
Короче говоря, Горбачев продолжал безумное партийное руководство. СССР продолжал жить по Оруэллу («1984»). Идеология определяла экономику.
Только в 1987-м – когда Горбачев объявил гласность и демократизацию – наши сердца повернулись к нему.
Он выпустил Сахарова. Он вывел войска из Афганистана. Он договорился с США. (Было очень приятно видеть, как наш руководитель политически обыгрывает президента Америки, а раньше было наоборот.)
Но чем дальше шла гласность, тем ожесточеннее становилось сопротивление аппарата. Слишком много сил и интересов бушевало в стране. И все чаще Горбачев избирал тактику выжидания, уклонялся от решений.
Кровавая резня армян в Сумгаите осталась безнаказанной. Очень скоро взорвался «атомный реактор» Карабаха, и теперь между Арменией и Азербайджаном – война.
Убийство женщин саперными лопатками в Тбилиси осталось безнаказанным. Последовала резня в Баку, где армия стреляла разрывными по мирным жителям, – и никто не был наказан.
Армия и КГБ убедились: Горбачев не решается привлечь их к суду, какое бы преступление они ни совершили.
Горбачев отпустил на свободу Восточную Европу. Берлинская стена уничтожена. Успехи внешние – огромны. Тем сильнее нарастала ненависть внутри. Аппарат и торговая мафия соединили усилия по искусственному созданию дефицита товаров и продовольствия.
Осенью 1990-го на складах Москвы лежало сорок миллиардов сигарет, эшелоны сигарет тайно отправляли в Баку. А в Москве они совершенно исчезли из магазинов, что привело к «табачному бунту» у Моссовета.
Аппарат и мафия разжигали недовольство народа. Армия в бешенстве покидала уютные квартиры в Венгрии, Чехословакии, Польше, ГДР. А на Родине этих офицеров и их жен и детей ждали грязные холодные бараки и пустые магазины.
Антирусские настроения в республиках нарастали стремительно. Русские беженцы из Вильнюса и Баку, Ташкента и Кишинева появились в Москве, где для них не было ни еды, ни жилья, ни работы – ничего.
Из страны бегут все, кто может. И бегут не самые худшие. Математики и музыканты – нужны везде. Аппаратчики – нигде.
Реформы Горбачева аппарат наконец осознал как смертельную угрозу. И – пошел в атаку.
