Не может Инсор и иные с ним создать продукт для общенациональной дискуссии, ибо их специфическая повестка дня в главном не совпадает с повесткой дня обычного россиянина. Мечты о вступлении России в НАТО, о праве Запада беспрепятственно финансировать наши правозащитные организации, о стратегическом партнёрстве с США имеют малое отношение к болям российского человека, живущего в действительно увядающей России.
Обезлюдевает даже околомосковская Россия… Мёртвые деревни, бесконечные, заросшие бурьяном десятки миллионов гектаров земли, сельское население, убивающее православных священников и грабящее церкви своих предков, вечно пьяные мужики, не могущие работать на современных предприятиях, наркотики, убивающие молодых, беспредел преступного мира, ставящего под угрозу жизнь простого человека…
Дефект революционизма – не только в его политической пристрастности, но и в стремлении свести сложное к простому, найти ту панацею, которая сразу же чудесным образом изменит мир. Как известно, большевики, как и все марксисты, страдали экономическим детерминизмом, связывали общественный прогресс, духовное обновление с уничтожением мира частной собственности. И поэтому их врагами были все те, кто думал по-иному. Марксисты игнорировали фундаментальные сложности переделки психологии человека, мотивов его поведения.
Но и сегодня мы видим всё ту же методологию сведения сложного к простому. Только в данном случае экономический детерминизм сменяется политическим детерминизмом, убеждением, что ослабление роли государства в общественной жизни, прорывы в области электоральной демократии сами приведут к экономической модернизации, к расцвету инновационной активности людей.
В результате оказывается, что рассказ о будущем России является рассказом о путях полного и окончательного «демонтажа государства». Но при описании образа счастливого российского будущего не принимается во внимание специфика российской ментальности, к примеру, так и не преодолённый российский анархизм. Не принимается во внимание дефицит способности к самоорганизации. Не учитывается, что в России мы имеем дело с самыми различными культурами, от патриархальной, клановой культуры на Северном Кавказе до культуры вестернизированных мегаполисов… А негативные последствия 70-летнего коммунистического эксперимента, приведшего к подавлению у людей чувства ответственности за свою судьбу, к подавлению какой-либо инициативы!..
Не всегда сам по себе слом мегагосударства стимулирует дух самосовершенствования и саморазвития. Я был противником нынешней сверхпрезидентской республики и сейчас являюсь противником института «преемничества». Но я должен признать: нет ни одного доказательства, что наша так называемая авторитарная политическая система действительно сковывает научно-технический прогресс, создание инновационных технологий, что наши молодые люди в чём-то несвободны, что они какие-то «винтики»… Всё это демагогия. Мы страдаем не столько от авторитаризма, сколько от новой русской вольницы. От отсутствия чувства личной ответственности за свою судьбу, за судьбу своей страны.
Модернизацию Японии, Южной Кореи совершал не просто бизнес, а патриотический бизнес. Но для наших либералов патриотизм, даже классическая христианская мораль – это самая опасная архаика.
И ещё одна проблема, о которой нельзя забывать. Есть ли у нас элита, способная выстроить честную, прозрачную конкуренцию политических сил, способная смириться со своим возможным поражением? Чем объяснить, что политики, называющие себя демократами, оказавшиеся в 1993 году в меньшинстве в парламенте, спровоцировали малую кровавую гражданскую войну в пределах Москвы?
Люди, которые принимали участие в российской идейной борьбе последних двадцати лет, увидят в новом докладе Инсора лишь набор довольно старых, банальных, по-большевистски простых идей, выдвинутых идеологами демократической России ещё в конце 90-х. Когда же дошло до рассказа о том счастливом времени, когда в России дословно «государства будет мало», огромная Россия превратится в малое, скромное государство с малыми, сокращёнными территориями… Психоневролог смог бы обнаружить здесь лишь навязчивую идею разрушения государства и государственности, полного и окончательного вытеснения государства из экономики, из политики, из всего социального бытия.
Все идеи о желаемом будущем России превращаются в рассказ о шагах на пути победы над государством. Начинается этот путь с вытеснения государства из сферы экономики и резкого ограничения его распределительных функций, а кончается ликвидацией ФСБ и МВД…
Конечно, президент имеет право выбирать себе сотрудников для аналитической работы, имеет право оставаться учредителем и попечителем нынешнего Института современного развития. Но никакой аналитики в этих трудах нет. Сплошная идеология революционного толка, за которой стоит большевистская страсть к разрушению сложившейся политической системы, к разрушению основ нынешней политической стабильности.
Полагаю, что в нынешних условиях все эти призывы не только опасны, но и противоречат глубинным интересам России. А разговоры о «сломе сопротивления назревшим реформам» носят провокационный характер. К счастью, моральный и политический престиж наших либералов сегодня близок к статистической погрешности.
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Новейшая история
Самый опасный век
КНИЖНЫЙ РЯД
Карен Брутенц. Закат американской гегемонии. – М.: Международные отношения, 2010. – 512 с.
В своей новой фундаментальной по объёму работе автор анализирует исторические истоки американского мессианизма и гегемонизма, уходящих своими корнями ещё в ХIХ век. Но основное внимание уделяется периоду после холодной войны.
Само явление холодной войны автор связывает с установлением советского контроля над Центральной и Восточной Европой. А сущность её видит в геополитическом соперничестве США и Советского Союза. Политику обоих государств он определяет как «сверхдержавность». Это – ориентация на сверхвооружение, преувеличение роли военного фактора и военного превосходства в международных отношениях. Это – стремление обеспечить себе абсолютную безопасность, игнорируя при этом интересы других стран и их заботы, идеологическое мессианство, желание повсеместно насаждать своё мировоззрение, свой «образ жизни». Это – гегемонистский подход к международной жизни, готовность и даже склонность прибегать к силе, претензии на планетарный характер своих интересов и право военного вмешательства.
Политика господства всегда была главным источником войн и конфликтов, международной напряжённости, опасным возмутителем спокойствия во всём мире. Она приводила в действие «обратную отрицательную связь», или «защитную реакцию» стран, национальной безопасности которых угрожала политика господства. В результате сплачивались противодействующие ей силы и гегемонистская держава неизменно терпела поражение. Книга Брутенца и об этом.
Во имя утверждения своей гегемонии правящая элита США всегда искусно использовала слабости и ошибки других держав. В XX веке европейцы постоянно были заняты изнуряющими их междоусобицами, подрывавшими их жизненные силы, геополитический вес и роль Европы на мировой арене. Они испытали на себе три разрушительные мировые войны. В громадном выигрыше от этого оказались именно Соединённые Штаты. Фактически европейцы проиграли в ХХ веке Европу заокеанской державе. А с развалом Советского Союза эта участь постигла и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы. Не успели они освободиться от советской опеки, пишет автор, как на них был накинут американский «ошейник».
Из холодной войны США извлекли громадные политические, экономические и стратегические преимущества. Для Советского Союза она оказалась гибельной. По мнению автора, «именно сверхдержавные устремления в рамках геополитического соперничества с США, а не идеологический мессианизм гнали Советский Союз, истощая его силы, в арабский мир, на Ближний и Средний Восток, в Африку, в Центральную, Юго-Восточную и Южную Азию, даже за тридевять земель – в Карибский регион». На Советский Союз была взвалена непосильная задача – вести борьбу не только против США, но и против объединённого фронта западных держав, к тому же как в европейской зоне, так и в третьем мире.