То же самое надо сказать об учебниках, если только для распространения их не призвано на помощь некоторое официальное давление. Не меньшее влияние, чем время, оказывает в этом отношении и изменяющаяся внутренняя политика. Еще недавно биография Екатерины Великой - Брикнера и история Александра I Шильдера были почти единственно доступными на русском языке, почтенными и исчерпывавшими "все, что можно", сочинениями об этих представителях верховной власти; но после 1905 года на русском языке появились мемуары Екатерины и Дашковой, монография Валишевского, и стал доступен второй том Бильбасова и многое недоговоренное Шильдером (хотя бы, например, относительно Павла I) и Брикнером явилось в новом фактическом и критическом освещении *.
* Подразумевается снятие в 1905 году запрета на информацию об убийстве императора Павла I.
То же самое можно сказать и о книгах из области политической экономии, государственного, уголовного и гражданского права.
Такие открытия, как Х-лучи и радий, не делают ли устарелыми прежние учебники физики и химии без основательной их переработки? И во что обращаются обширные и весьма в свое время распространенные сочинения по терапии и патологии Эйхгорста и Нимейера, ввиду современных исследований о заразном происхождении большинства болезней, о фагоцитах и лейкоцитах и вообще о роли микроорганизмов?
Писатель - говорят затем - есть такой же производитель ценности, как и всякий другой работник, например ремесленник. Почему же последний пользуется плодом своего труда постоянно, а первый срочно, да и то под угрозою дальнейших ограничений срока такого пользования? Не говоря уже о том, что здесь является смешение понятий о праве собственности с понятием о привилегии или монополии, нельзя не заметить, что ремесленное создание продуктов из сырых материалов не имеет ничего общего с художественным творчеством; если же оно, в некоторых случаях, является подспорьем или орудием такого творчества, то вытекающее из последнего право на произведение регулируется постановлениями об авторском праве на художественные произведения, конструкция которого иная, чем права на движимую вещь, являющуюся результатом ремесленного труда.
Ремесленник, продав свое изделие или передав его заказчику, теряет на него право собственности, тогда как между продажею сочинения и потерею авторского на него права существует, на что уже было указано выше, большая разница. Притом всякое ремесло и каждая профессиональная деятельность, приносящие заработок, кроме самых исключительных случаев, требуют постоянного трудового напряжения. Наоборот, никакого напряжения труда дальнейшее пользование авторским правом по отношению к однажды уже напечатанному сочинению не требует.
Если - говорят далее защитники долгого срока для авторского права - не предоставить автору уверенности, что его труд обеспечивает на много лет его и его семью, то он будет искать себе побочных заработков, уйдет на службу, займется адвокатурою и т. п. Но думать, что авторы, за исключением небольшой группы, считают себя обеспеченными длинными сроками авторского права, значит тешить себя иллюзиями. Автору нужно иметь очень высокое и горделивое мнение о своих талантах и о важности своих произведений, чтобы думать, что он воздвигает себе "памятник нерукотворный" *, и прозревать успех своих писаний, проходящих сквозь "веков завистливую даль" **. Поэтому, за исключением людей, имеющих "наследственное" или пользующихся несомненным успехом в настоящем, дающем безотлагательную возможность обеспечить себе безбедную жизнь в будущем, многие и многие из писателей весьма крупного калибра искали служебного заработка.
* Сокращенная цитата первого стиха стихотворения А. С. Пушкина "Я памятник воздвиг себе нерукотворный" (1836).
** Цитата из стихотворения А.С. Пушкина "К портрету Жуковского" (1818).
Гончаров, Тютчев, Полонский, Майков, С. Т. Аксаков, Лажечников служили в цензурном, Загоскин - в дворцовом ведомстве; об ученых писателях и говорить нечего: почти все они были на службе. И это не мешало им оставаться писателями. Человек с талантом найдет выход своим литературным дарованиям и при других деловых обязанностях; талант требует себе внешнего выражения властно, несмотря на разные житейские и материальные неблагоприятные условия.
Но тот, кто, вступая на сознательный житейский путь, тавит себе вопрос: "Пойти ли мне на службу или в адвокатуру, или же начать заниматься литературою?"-тот :мотрит на последнюю как на своего рода ведомство, и в этом ведомстве едва ли будет когда-либо играть видную эоль. Человек с истинным призванием к перу, - не ремесленник печатного слова, а писатель в настоящем смысле,- никогда себе такого вопроса не поставит, а скажет себе: На какое бы занятие меня насущная необходимость ни составила, я найду возможность и время работать и на том поприще, куда меня влечет "голос сокровенный".
Наиболее близки к литературной деятельности - преподавание и судебная работа в качестве прокурора или адвоката. Но и здесь надо отличать практического деятеля, исполняющего свои профессиональные обязанности, от автора учебника, собрания лекций или сборника судебных речей, которому все-таки предстоит подчиниться действию постановлений, ограничивающих срок пользования авторским правом. Поэтому указание на то, что сокращение этого срока заставит талантливых писателей уйти из литературы в область практической, не только более обеспечивающей, но и гораздо щедрее оплачиваемой деятельности, лишено. серьезного основания.
Гейне говорит про науку, что для одних она - богиня, для других - дойная корова. То же можно сказать и про литературу. Тому, кто смотрит на нее не как на поприще служения искусству и обществу, а как на дойную корову, и завистливо поглядывает по сторонам, ища взорами других, более тучных и доходных коров, тому можно со спокойным сердцем сказать: "Скатертью дорога!" Богиня от ухода таких слуг ничего не теряет и на них не обидится...
Писатель, создавший не мимолетные, поверхностные по содержанию произведения, а такие, прочность и глубина которых выдерживает в общем признании долгие годы, является не только "delegue intellectuel" своего народа. Он друг и утешитель образованного человека, он учитель и рук оводитель каждого идущего по пути самообразования. Поэтому не только желательно, но и необходимо, чтобы возможно большее число русских людей, обладающих скромными средствами и желающих расширить свой умственный и нравственный кругозор, в свободный час своей трудовой жизни могли протянуть руку к полочке, на которой тесными рядами, наряду с дешевыми изданиями Пушкина и Гоголя, стояли бы старые, испытанные друзья: Гончаров, Тургенев, Лев Толстой, Григорович, Островский, Некрасов, Чехов и другие.
Но мы знаем, что, при длинных сроках авторского права, Тургенев стоит 15 рублей. Толстой - 25 или 14 рублей и т. д., то сеть знаем, что они недоступны сельскому учителю, развитому рабочему, санитару, сестре милосердия, мелкому торговцу, большинству студентов и гимназистов и вообще множеству лиц, стоящих в сходных материальных условиях.
