Памятник недопониманию
С Владимиром Вельманом я встречаюсь в ресторане своей гостиницы.
— Да вы позавтракайте спокойно, а потом поговорим, — предлагает он. Владимир Вельман — один из самых известных в Эстонии русских политиков. Он идет четвертым номером в списке Центристской партии Эдгара Сависаара, которая ориентируется в основном на русских избирателей. Она входила в прошлую коалицию и, возможно, останется в будущей.
— Эстонцы многого не понимают. Они, например, никогда не пьют на кладбищах. А русские — наоборот. У нас принято. Их раздражает красный флаг. А девятого мая прошлого года как раз около памятника стычка произошла между русскими с красными флагами и эстонцами с эстонским. Это была наша ошибка. Таллиннские власти дали разрешение на два пикета: и эстонцам, и русским. Конечно, не надо было этого делать. И пошло-поехало. С одной стороны, эти ребята из Конституционной партии, у которых нет другой идеи, кроме защиты русскости, стали раздувать шумиху. А с другой — премьер взъелся. Закусил удила — и вперед.
— А если памятник перенести в другое место, сразу все успокоятся?
— Да ведь даже многие военные ветераны говорят: если это место в городе настолько раздражающее, давайте найдем более достойное. На военном кладбище, например. Но возникает еще один конфликт. Помимо ветеранов, есть еще и военные пенсионеры, которые хотят надеть на себя шинель ветеранов.
— Ага. После выборов, значит, памятник точно перенесут?
— Ну, нет, — мнется Владимир Вельман, — памятник находится в собственности города. А в горсобрании у нашей партии большинство. А пока у нас большинство, памятник останется на месте.
— Но ведь часть депутатов вашей партии голосовала за закон, позволяющий перенести памятник.
— Нет, наши депутаты голосовали за закон, требующий переноса военных захоронений на кладбища. А против второго закона, требующего перенести памятник, мы протестовали. На него как раз президент вето наложил.
— Но ведь под памятником как раз и есть военное захоронение.
— Ну, никто не знает, есть ли там люди и где точно. Это еще выяснить нужно. А в законах эти странные вещи были. Например, запретили увековечивать память оккупантов — а в Нарве как раз хотят памятник Петру Первому поставить. Теперь не смогут.
— А Петр Первый — первый русский оккупант?
— Ну, не первый. Первый был Иван Грозный.
Ночью я иду к памятнику. «Ночной дозор» снял с него свою охрану несколько дней назад. Однако по обе стороны от памятника стоят две пары молодых людей. Курят. Подозрительно косятся на меня. Подхожу к одной из них.
— А вы не из «Ночного дозора?»
— Из бывшего, — говорит девушка Лена. — Сначала мы сюда приходили, но потом, когда некоторые личности стали использовать памятник, чтобы в парламент пролезть, и названием «Ночной дозор» прикрылись, мы перестали ходить.
— А для вас, — спрашиваю, — важно, чтобы он оставался здесь?
— Ну, важно, — говорит мальчик Ваня. — Если его будут переносить, мы еще раз выйдем. Но многим все равно. Знакомые часто говорят: когда уже наконец вся эта возня закончится? Всем уже надоел этот скандал. Большинство эстонцев вообще не понимают, из-за чего спор.
— А солдат-то, кстати, эстонец, — смеется Лена. — Его эстонский скульптор лепил с эстонца. Мы их по лицам уже отличаем.
Пока мы разговариваем, на площади появляется пожарная машина. Следом «Скорая». Следом две полицейские. К нам подходит бородатый человек с тросточкой.
— Я бы на вашем месте ушел. Видите то ведро? Оно тут уже три часа стоит. Я видел, что сверху — яблоки. Но под ними? — мужичок с загадочным видом уходит.
Из машин выбегают люди. Они натягивают вокруг площади полиэтиленовую ленту и просят нас перейти на другую сторону дороги.
— О! Эстики развлекаются, — смеется Лена. — Бомбу ищут. У нас такие приколы часто.
Из пожарной машины выезжает робот-минер и едет к загадочному ведру.
— В общем, у нас тут весело! — продолжает Лена. — Что у вас там все с ума сходят? Никакого фашизма. Никого не убивают, не бьют. Вот только такие приколы случаются.
Робот минут пять возится с ведром. Вытаскивает из него пакет. Бомбы в нем не оказывается.
— Что там? — спрашиваю я и прошу Ваню с Леной перевести полицейскому мой вопрос.
— Дерьмо, — по-русски отвечает полицейский.
«Коммерсантъ», 05.03.2007
Эстония пошла по правящему пути
6 марта 2007 года
Вчера в Эстонии подвели итоги парламентских выборов. Победила правящая Реформистская партия, русские партии набрали 1 %. Это значит, что получивший скандальную известность Бронзовый солдат будет скоро демонтирован, а отношения с Россией станут еще хуже, если это возможно.
«Защитники памятника тоже хотят кушать»
Мы с премьером Андрусом Ансипом чокаемся шампанским. Ресторан гостиницы Radisson гудит: партия реформистов празднует победу. У нее первое место и 31 место в парламенте из 101.
— Ну что, — спрашиваю, — Бронзовый солдат помог вам выиграть выборы?
— Для меня этот вопрос никак не связан с выборами, — премьер пытается перекричать песню We Are the Champions, которую поют его однопартийцы. — Люди проголосовали за нас, за центристов и за правых, это значит, что они удовлетворены жизнью здесь и сейчас. Они хотят реформ и думают об экономике.
— Но памятник теперь точно уберете?
— Памятники должны объединять людей, а не разъединять. А этот памятник раскалывает общество. Нужно перенести захоронение и памятник на кладбище.
В другом конце ресторана сидит грустный Сергей Иванов. Он был депутатом от партии реформ в прежнем парламенте, а в новый не прошел, хотя его партия и победила. Повинуясь партийной дисциплине, он не стал голосовать против закона, требующего срочного переноса памятника. А оппоненты заказали предвыборный ролик: «Запомните эти лица. Именно из-за этих предателей принят закон о сносе памятника». Сергей Иванов получил только 257 голосов.
— Этим памятником меня убили. Меня даже в списке поставили на 35-е место. Непроходное. Партия стала бороться за голоса эстонских избирателей, а меня сдали.
— А теперь-то что будет? — спрашиваю.
— Ансип пообещал снять памятник. Выиграл. Теперь ему деваться некуда.
— Остановить это может только Буш, — включается в разговор человек, сидящий рядом.
— Буш? — переспрашиваю я.
— А как же. Он начал. Без него бы не рискнули. Страшно же быть впереди планеты всей.
Татьяна Муравьева — тоже депутат-реформист и тоже не голосовала против переноса памятника. Но в парламент все-таки прошла, хотя и ее на местном «Первом канале» клеймили как предательницу.
— А я всегда говорила, что защитники памятника тоже хотят кушать! — говорит она и протягивает мне новый бокал. — Я ведь экономист! Плехановку закончила. Столько сделала для людей! Меня не могли не выбрать. Зачем устроили из-за этого памятника предвыборную пляску? Что, у нас других проблем нет? Или у вас, в России? У вас все так хорошо живут, что вы начали чужие проблемы решать? Что-то я не заметила, чтобы русские в ответ на призыв Путина возвращаться в Россию ринулись уезжать из Эстонии.
До выборов многие русские в Таллинне убеждали меня, что вовсе не страдают от национализма и проблема памятника надуманна.
— Я считаю, что памятник нужно перенести только для того, чтобы никто больше не смог использовать его в политических целях, — говорила мне в пятницу Катя Родина, журналистка русскоязычной газеты «День за днем». — Знаешь, когда Россия вдруг начинает заявлять, что будет нас защищать, нам страшно становится. Мы ведь ей нужны только для того, чтобы отбиться от обвинений в нарушении прав человека. Когда европейцы начинают Россию критиковать, она вспоминает о нас. И говорит: «Посмотрите на вашу Прибалтику, у вас там вообще фашизм». А где ты у нас видел фашизм? У нас и не бьют никого, и не дерутся, и девочек таджикских тем более не убивают.
«Подумайте о внуках, которых мы будем топить как котят»
Праздник у реформистов продолжается. Молодой идеолог партии Райн Розиманнус обнимает и целует юную блондинку.
— Это Кейт Пентус, глава аппарата премьер-министра, — представляет он мне ее и расплывается в улыбке. — Я с ней живу.
Кейт получила 7049 голосов, это восьмой результат среди всех кандидатов по стране.
В ресторан к победителям приезжает бывший премьер Март Лаар. Его партия «Союз Отечества — Республика» заняла третье место — у них 19 мандатов.
— Хочет в коалицию к нам, — шепчет мне Райн.
Я направляюсь к Марту Лаару.
— Как думаете, — спрашиваю, — удастся вам создать коалицию с реформистами?
