Есть люди, которые хотят заниматься какой-то достаточно серьёзной и сложной деятельностью, но пока к этому не готовы. Говорят: «Мы хотим…». Прекрасно, что ты хочешь, мы будем помогать, учить, создавать курсы, оказывать содействие и через два года заявка будет адекватна возможностям, тому, что может человек. Но через два года… А пока что? Но не должно быть ситуаций, при которых возникнет хаос. Хотелось бы объясниться с людьми, которые все время говорят о деятельности. Нельзя одновременно хотеть взаимоисключающих вещей: демократии без берегов, в которой человек приходит в наше информационное пространство и начинает либо провоцировать, либо истерически охаивать то, что мы делаем, либо заниматься организацией конфликтов между людьми, либо просто мешать обсуждению. Вот такой демократии без берегов и… товарища Сталина. Это ничуть не лучше, чем то, что я уже обсуждал: антисоветски настроенная женщина вдруг начинает цитировать песню: «Если смерти — то мгновенной…», — в которой говорится о том, как комсомольцы уходили на гражданскую войну.
Это и есть травма сознания. Понимаете? Которое не способно понять, чего оно хочет. Это сознание хочет кушать рыбу или делать нечто другое? Но оно хочет и скушать рыбку, и сделать нечто другое, а это невозможно. Это капризно-порушенное сознание. Оно должно само себя восстанавливать, оно должно понять, насколько оно адекватно тому, что оно требует.
И здесь я перехожу к целям деятельности. Цели деятельности носят характер излечения от очень тяжёлой болезни. Излечения от системных повреждений себя и других. Речь идёт о восстановлении мировоззрения. Понимаете? Нужно восстановить собственное мировоззрение и нужно восстановить его вокруг себя. Как говорят в таких случаях, и я это тоже говорил, цитировал: «Спаси себя, и вокруг тебя спасутся многие». На сегодняшний день речь идёт о том, что сознание, мировоззрение достаточно серьёзным образом повреждено. Что лежит в основе этого повреждения, как мне кажется? В основе этого повреждения лежит тяжёлый комплекс исторической неполноценности, который навязан людям. Им это было навязано. В результате катастрофы смысла, катастрофы идеального, которую организовали у нас в стране 20-ть с лишним лет назад представители нашей коммунистической номенклатуры.
Я не хочу по этому поводу считать виновными всю партию или даже всю её руководящую часть. Мы знаем, кто это делал конкретно. И мы тоже можем сказать (а не только диссиденты, поющие соответствующую песню): мы поимённо вспомним тех, кто это делал. Это была неслыханная катастрофа, неслыханная в человеческой истории. Её вполне можно сравнить с духовным, интеллектуальным, ментальным Чернобылем, с тем, что произошло сейчас в Японии, или с бомбардировками Хиросимы и Нагасаки. Люди после неё оказались либо поражены осколками этого взрыва, либо поражены его излучением в разной степени, в разной мере.
Мы не решим ни одну политическую задачу, если мы не восстановим норму, не восстановим критерии. Один из важнейших, например, критериев, который мы должны восстановить, — это честь. Люди очень часто (и я буду говорить об этом дальше) говорят на языке бесчестья. Есть ещё масса вещей, которые надо восстанавливать.
Я могу привести пример. Есть такие тяжёлые заболевания, связанные с тем, что именно человек помнит и что забывает, и как устроен его механизм памяти, что происходит особенно в старости. И вот один из исследователей таких заболеваний, встречаясь с людьми, страдающими этими заболеваниями, пожимал им руку и, одновременно, колол иголкой до боли так, что они вскрикивали. Через какое-то время он опять с ними встречался. Они с ним здоровались, они его не помнили, но руку они ему не подавали. Они боялись руку подать.
То есть память о том, что происходило с этой иголкой, у них была, а воспоминания не было. Они забывали к этому времени то, что он колол их этой иголкой. Они помнили его, забывали, что он колол их иголкой, но у них оставался некий страх. Они не давали руку.
Вот то же самое происходит сейчас с существенной частью наших сограждан. Они иногда, частично что-то вспоминают. Они как в петле ходят вокруг собственного исторического прошлого, они уходят куда-то в сторону в потребительскую жизнь. Потом они возвращаются назад. Потом они опять блуждают где-то. Потом они опять каким-то образом возвращаются, снова начинают блуждать… Вот такие вот петли, при которых время от времени они пересекают нужную нам точку — точку исторического воспоминания, исторической ответственности, исторической адекватности, точку, в которой расположены их ценности.
Они её пересекают время от времени. Они ещё не ушли из неё куда-то, не ясно куда, так, что их оттуда не вернёшь. Но они её пересекают время от времени. А нам нужно, чтобы вот эти петли, петли эти бесконечные, вот такие вот, самопересекающиеся, превратились хотя бы во вращения, желательно по спирали, которая будет всё более и более возвращать людей в нужную точку. Возвращать им чувство собственного достоинства и исторической перспективы, восстанавливать в них ощущение идеального, служения, чести. И войны. Я вспоминаю Цоя, который всё время пел песни о войне, как о войне абсолютной. «Земля. Небо. Между Землёй и Небом — Война!», и так далее.
Когда-то, лет 20–30-ть назад, это ощущение ещё войны существовало. Я вспоминаю Высоцкого, который всё время тосковал о войне: «А в подвалах и полуподвалах ребятишкам хотелось под танки». Сейчас исчез военный дух. Исчезла готовность сражаться за свои идеалы, за свою честь, за любимое, потому что исчезли сами эти идеалы, понятие о чести, о любимом. Если это всё восстановится, мы решим все политические задачи. Но если это не восстановится, — мы ничего не решим. Поэтому наша цель — борьба с регрессом в себе и других, восстановление вот этой самой нормы в том, что касается чести, идеального, служения, любви, счастья, ощущения полноты отличия этого безумия «иметь» и счастья «быть». Вот, если мы все эти задачи не тривиальные, не политические, а гораздо более сложные, решим, мы дальше решим и все задачи политические. Да, это надо делать параллельно. Да, нельзя всё это делать вне конкретного действия. Так мы и действуем. Но в русле этих целей, этих задач. Пока что никто их перед собою не ставил. Никто, понимаете?
И тут я возвращаюсь к разнице между программой «Суть времени», одну из которых вы сейчас смотрите, и программой «Суд времени», которая шла по федеральному телевидению. В программе «Суд времени» мы пытались восстанавливать повреждения, связанные с отдельными молекулами ткани исторического сознания. Вот, смотрите, вот тут вам лгут по поводу пакта «Молотова — Риббентропа», а тут вам лгут по поводу Стаханова, а тут вам лгут по поводу Сталина, тут вам лгут по поводу ГКЧП! Вот тут, тут и тут, в каждом отдельном кирпичике, в каждой молекуле, из которых состоит ваше историческое самосознание.
В программе «Суть времени» мы сейчас говорим о другом. О том, что из всего этого складывается представление об исторической судьбе, об историческом пути. Потому что, когда сначала громят одни молекулы, одни кирпичики этого сознания, потом другие и третьи, то потом человек вдруг говорит: «Боже мой, а если так плохо было и тут, и тут, и со Сталиным, и с Александром Невским, то что же такое мы — эти русские? Что такое эта историческая судьба? Да проклятые мы! Да катись она куда подальше — эта судьба и всё прочее!» И тогда он уже фактически не человек. Это и есть тот навязываемый комплекс исторической неполноценности, после которого человек становится полуживотным. Если внутрь него удалось поместить этот комплекс исторической неполноценности, это отвращение к своей исторической судьбе, — всё, конец. Он жить уже не будет полноценной жизнью: нет идентичности, нет достоинства, нет чести. Это раб, илот, как говорили спартанцы. Он будет или находиться в состоянии суицида или кинется в оргии потребления, пьянства, наркомании… Или застынет в ступоре. Поэтому я говорю «волонтёры», поэтому я произношу это слово — спасайте людей от этого!..
Программа, которую мы сейчас осуществляем — «Суть времени» — посвящена именно исторической судьбе, как целому: исторической судьбе России и её миссии, её историческому пути, её перспективам в 21-м веке. Исчезло ли всё это? Было ли всё это безумием, неправотой, длившимся тысячелетия кошмаром, от которого надо как можно скорее проснуться или это было чем-то другим?
Ключевым здесь является понятие: альтернативная модель развития. Что такое русская альтернативная модель глобального развития? С чем её можно сравнить? Как понять её смысл и её назначение в 21-м веке? Как, не впадая ни в самоунижение, ни в идиотский пароксизм такой апологетики, как понять, в чём на самом деле природа этого феномена? Почему он невероятно важен сегодня? Почему в этом есть историческая правота и всё остальное? Как всё это понять?
