мыслей, в которые я погрузился, потеряв счёт времени.
Яркая вспышка и грохот ударили неожиданно. Лёжа на спине, я смотрел на горящую кабину КамАЗа и развороченный кузов грузовика, в котором только что ехал, и из которого меня выбросило взрывной волной. Кто-то перебегал, ища укрытие, кто-то стрелял. Рядом ухали взрывы, толчки от которых я отчётливо ощущал от земли спиной, но сквозь звон в ушах и боль в голове слышал очень отдалённо. Что-то тёплое и липкое стало заливать левый глаз. Руки не слушались и ощущались так, будто я отлежал их во сне в неудобной позе. Не в состоянии шевельнуть руками, чтобы стереть с лица стекающую кровь, я увидел склонившегося над моим лицом Шума. Он что-то кричал и хватал меня за лямки разгрузки, пытаясь приподнять и оттащить в сторону. Ничего из того, что он пытался мне выкрикнуть, я не услышал, и мне оставалось лишь тупо смотреть на его беззвучно открывающийся рот и моргать глазами. Рядом кто-то упал. В свете вспышки от очередного взрыва, мне удалось рассмотреть в упавшем мёртвого Папая. Следующая вспышка и удар по всему телу подбросили меня, взметнув в воздух, как крошку со стола.
Когда сомкнётся лес над головой
и за спиной стеной деревья станут, ты — дома. Не бродяга, не изгой.
© Максим Огнев
Слабые звуки отдалённо доносились и напоминали пробуждение после мощной попойки. С трудом приоткрыв глаза, я увидел тусклый свет встроенных в потолочную панель лампочек, расположенных в два ряда. Попытка пошевелиться пронеслась волной дикой боли по всему телу так, что я еле сдержался, чтобы не вскрикнуть. Закрыв глаза, я попытался выровнять дыхание и снова приоткрыл их, стараясь определить, где я нахожусь, и что вокруг меня происходит. Мерный гул в заложенных ушах мог указывать на то, что я нахожусь на борту самолёта. И ещё какой-то тихий писк, будто отсчитывающий секунды. Но какого чёрта я тут делаю?
Осторожно наклонив голову, я попытался рассмотреть себя, полулежащего в кресле, но, почему-то, пристёгнутого к нему тремя ремнями вместо обычного одного. Боль в теле и голове не давала сосредоточиться, а синтетические ремни безопасности, застёгнутые на груди, животе и ногах сбивали с толку.
«Руки и ноги на месте, это уже хорошо. Чёрт, почему так больно всему телу?»
Едва коснувшись затылком подголовника, я отключился, проваливаясь в бездну бессознательного состояния.
Будто подскочив на какой-то кочке, меня сильно тряхнуло, вызвав новую волну боли и вырывая меня из вязкого, как сгущенное молоко, сна. Хотя, какая кочка может быть в полёте? Те же два ряда тусклых лампочек и гул в ушах всё ещё не до конца объясняли мне моё местоположение, а мерный писк немного раздражал. Но телу стало немного свободнее. Превозмогая боль, я снова немного наклонил голову, чтобы осмотреться. Чувствовался лёгкий запах какого-то средства для дезинфекции. Чуть скосив взгляд в сторону, я увидел спящего в кресле рядом со мной Шума. Этот засранец даже во сне немного улыбался. Посмотрев на кресла впереди, я отметил, что свободного места между рядами было намного больше, чем в обычных салонах самолётов.
«В бизнес-класс усадили или спецрейс какой-то. Наверное, домой летим…»
Странно, но я решительно ничего не помнил. Ни как попал в самолёт, ни базы отряда, на которой должен был закрывать командировку, ни того, что происходило после обстрела нашей колонны. Ничего.
Проходящие по проходам силуэты людей, по всей логике вещей, должны были быть стюардами. Но из-за боли в глазах я не мог их нормально открыть, чтобы толком всё рассмотреть. Во рту и глотке сильно пересохло, очень хотелось пить. Но, открыв рот, чтобы попросить воды и какую-нибудь обезболивающую таблетку, я лишь беззвучно хрипел, что только усиливало боль в груди. Наверное, услышав мои хрипы, ко мне приблизилась девушка, лицо которой я даже не мог разглядеть. В глаза бросилось только очертание овала её лица и белой шапочки.
«Почему форма белая? Это нововведение авиакомпаний или конторы?»
Когда девушка немного наклонилась надо мной, я почувствовал её молодое дыхание и лёгкий запах духов. Ничего не говоря, она положила пальцы рук мне на шею, ощупывая горло.
«Ты меня ещё задуши здесь! — только и оставалось в мыслях говорить мне, задыхаясь от хрипа и боли. — Дай мне воды, сука!»
Её холодные пальцы, несколько секунд трогающие моё горло, легли мне на лоб, немного придавливая, чтобы я опустил голову назад.
— Тяжёлое стабильное, без динамики, — куда-то вглубь салона сказала девушка.
Новая вспышка боли заставила меня сжать зубы, и я снова провалился в сон.
— Давайте, скорее! — взволнованно кричал голос, похожий на тот, который был у девушки перед тем, как я отключился.
Я открыл глаза и посмотрел по сторонам, потирая лицо. Боль в теле немного ушла, и даже голова соображала яснее. Осмотревшись, я встал с кресла. Салон самолёта был пуст, только я один стоял у своего посадочного места. Двигаясь к выходу, я почти не чувствовал ватных ног, поэтому не спешил и старался передвигаться максимально осторожно.
«Может во время сна мне действительно вкололи какой-то обезбол?»
У выхода не стоял экипаж самолёта, как это было обычно, всегда и везде. Странно.
Выглянув из салона на улицу, я увидел абсолютно безлюдную территорию, такой же трап и совершенно пустой перронный автобус у него. Поёжившись на зимнем воздухе, я спустился с трапа и шагнул в салон транспорта, который должен подвезти меня к терминалу от взлётно-посадочной полосы, судорожно пытаясь вспомнить, был ли у меня с собой багаж.
«Что это за аэропорт вообще? Краснодар? Или это пересадка? Может быть все уже вышли, а я один остался в салоне, не услышав сообщение о посадке? Но тогда меня Шум должен был разбудить. Кстати, где он?»
— Куда едем, командир? — стараясь держаться молодцом, слабым голосом спросил я водителя автобуса.
— Готовимся к интубации, седация, готовим набор для постановки ЦВК [43]! — вместо ответа раздалось из динамиков в салоне.
«Почему в автобусе тоже стоит запах средства для дезинфекции?»
Обычно я не сажусь в общественном транспорте, самодовольно считая, что сидеть там, где стоят пожилые люди и женщины с детьми, могут только беременные, инвалиды и педики. Но так как в этот раз салон был абсолютно пуст, я без зазрения совести уселся на сиденье у окна. Когда я улетал, была глубокая ночь, и я не успел рассмотреть окрестности. Сейчас же, проезжая мимо замёрзшего пейзажа, я невольно вглядывался в него. Февральский ветер гнул голые ветки деревьев
