Ознакомительная версия.
ГАСПАРЯН: Да, конечно.
СКОРОХОДОВ: С одной стороны звуковая дорожка. Здесь с двух сторон звуковые дорожки. Закончится — в обратную сторону.
ГАСПАРЯН: На сколько раз хватало вот такой вот — назовем это «пластинкой»?
СКОРОХОДОВ: Нет, тонфильм был более долговечен, чем тонфолевые диски, которые, конечно, ну, говорят, ну максимум 10 раз. 20 — там уже ничего не оставалось. Так вот, Утесов, трудность-то в чем была? — композиторы тоже уехали из Москвы, массовая эвакуация началась, они работали. И, к счастью, стали писать песни те люди, которые, в общем, вроде бы этим не занимались. Ну, скажем, лирическая песня, которая всегда на всех фронтовых концертах имела огромный успех, стихотворение, по-моему, пол-армии нашей переписывало, «Жди меня, и я вернусь».
ГАСПАРЯН: «…только очень жди!». Симоновские знаменитые строки.
СКОРОХОДОВ: Да, каждый в этом стихотворении видел себя. Несколько вариантов было музыки, Блантер в том числе написал — неудачно. А вот молодой парень Горбенко написал музыку, и Утесов спел ее, песня осталась записанная только на кинопленку. С этой песней тоже интересная история. Дело в том, что уже в начале 1942 года много было заявок на радио, решили на Студии документального фильма сделать концерт фронту. То есть, пускай будет на полтора часа картина, в которой примут участие самые популярные исполнители, и не только. Александровский ансамбль, кстати, фильм начинался со «Священной войны»…
ГАСПАРЯН: Разумеется, если она в 6 утра каждый день, с чего же мог еще начинаться?!
СКОРОХОДОВ: Конечно, оркестр обязательно играл, и ансамбль превосходно это исполнил. Вторая песня была шуточная, «Вася-василек» Новикова, затем Царев читал знаменитые стихи «Убей немца!» — в то время это очень злободневно, — Игорь Ильинский, Карандаш, Шульженко с «Синим платочком» специально приезжала в Москву в марте 1942 года.
ГАСПАРЯН: Была же блокада, как я понимаю?
СКОРОХОДОВ: Да, да, ее привозили…
ГАСПАРЯН: По дороге смерти?
СКОРОХОДОВ: Нет, на самолете ее привезли и обратно отвезли: на один день приезжала. Утесов — то же самое — в начале года (картина была готова к сентябрю 1942 года) писали его на кинопленку, снимая в Театре Советской Армии, потому что Студия документальных фильмов была не приспособлена для таких съемок. Сцена гигантская, ну знаете Театр Советской Армии?!
ГАСПАРЯН: Да, конечно.
СКОРОХОДОВ: Ну безумно холодно! Так, что просили операторы: «Леонид Осипович, пожалуйста, не выходите из белого света, а то если, когда вы на темном фоне, то видно, как пар валит изо рта». Действительно, было очень холодно, все музыканты сидели, когда началась съемка, в теплых тулупах, шинелях, — что хотите. И Утесов записал тогда: «Ты одессит, Мишка!».
ГАСПАРЯН: «Ты одессит, а это значит…»
СКОРОХОДОВ: Да, да, эта песня написана Мишей Воловацем, его музыкантом, оркестр, это очень интересно. Затем вторую песню: «Будьте здоровы, живите богато!» с новым текстом: «…гоните проклятых фашистов от хаты!» и так далее. Вот и так были увлечены все создатели картины, что попросили его еще спеть, понимая, что не поместится. А может быть, мы другое сделаем. И он спел вот ту песню, что мы сейчас давали с музыкой Горбенко, и другую песню, которую недавно удалось нам обнаружить. Вот совершенно случайно режиссер, с которым мы сейчас работаем над документальным фильмом, Павел Рогозинский нашел в архиве песню очень молоденькой тогда — ну, я не знаю, сколько ей было, может быть, 18, а может быть, и меньше лет, — Юлечки Запольской. Она написала для Утесова песню, которая называется: «По перронам и вокзалам». Вы знаете, самое интересное, что вот мы столько сделали пластинок утесовских военных лет, он ведь писал, в то время очень много записывал на пластинки, когда начались снова записи, а этой песни никто не знал. Поэтому мне хотелось бы, чтоб мы хотя бы маленький кусочек дали. Кстати, лирическая песня.
ГАСПАРЯН: Как вообще отбирались песни для вот этих фронтовых концертов? По какому принципу? Должен быть, как я понимаю, некий процент героических песен, да? И какой-то процент лирических песен, несмотря на то, что война идет страшная, но ведь люди живые, со своим миром, со своими желаниями, со своими мечтами!
СКОРОХОДОВ: Вы совершенно правы! Вы знаете, более того, как рассказывали мне и Утесов, и Шульженко, главное место во всех фронтовых концертах занимали лирические песни. Не хотели слушать бойцы вот эту барабанную дробь и какие-то официальные фразы, потому что, в общем-то, не этого ждали люди. Они были в боях: им важнее было слушать песни о том, что их ждут любимые. Вы смотрите, вот «Синий платочек», почему такой успех? Кстати, эту песню — она ведь мужская — пел и муж Лидии Руслановой Михаил Гаркави. Ведь это мужчина поет: «Помню, как в памятный вечер падал платочек твой с плеч». Ясно, что ОН помнит, но первая спела Изабелла Юрьева, затем с мирным текстом спела Русланова, третьей спела Шульженко уже с военным текстом, и с военным текстом песня пошла, ее исполняли на каждом шагу, она считалась просто гимном! Вы знаете, это ведь не случайно. Это не басня. Иногда, помимо обычных лозунгов «В атаку!», поднимался командир и кричал «За синий платочек!». Это тоже удивительно, да, чтобы во время боя с таким призывом обращаться к бойцам. И это было понятно.
ГАСПАРЯН: Помимо лирических песен, что пользовалось особой популярностью на фронтовых концертах?
СКОРОХОДОВ: Помимо лирики очень большой спрос был на юмористические, сатирические песни. Люди хохотали, когда слушали, ну, «Барон фон дер Пшик».
ГАСПАРЯН: Что, это была психологическая разрядка или это была какая-то нервная реакция на те ужасы войны, которые люди видели, которые сами видели смерть, ну, в глаза, что называется. Почему вдруг был вот такой интерес именно к некоему юмористическому жанру?
СКОРОХОДОВ: Правильно.
ГАСПАРЯН: Хотя, казалось бы, ужас такой, кровь везде, смерть. Откуда это все?
СКОРОХОДОВ: А я вам задам вопрос тогда. А почему такой бурный взлет оперетты в это время случился? Почему «Поедем в Бороздин. Там всех свиней я господин…» пользовалась безумным успехом? Почему все эти графы, князья вдруг стали не только… Во фронтовых концертах обязательно опереточная пара присутствовала. И не говоря уже о том, что в тылу в оперетту ломились люди. Картину первый раз сделали об оперетте. «Актриса», где главная героиня была опереточная примадонна.
ГАСПАРЯН: Я попытаюсь дать этому объяснение. Мне кажется, что тем самым тыл хотел показать фронту, что в стране, несмотря на весь ужас положения, несмотря на то, что идет тяжелая кровопролитная война, самая страшная в истории страны, все равно тыл верит в победу, верит настолько, что работают театры. Это некий, наверное, такой моральный посыл, что все равно победа будет за нами. Что вот, видите, не только Сталин в Москве руководит всем, но и мирная и культурная жизнь продолжается. И вы можете это сами увидеть. И вот эту вот оперетту, ее привозят фронтовые бригады. Это как демонстрации. Если угодно, это можно назвать, наверное, неким психологическим оружием.
СКОРОХОДОВ: Да, да, без сомнения. Потому что, в общем, это давало возможность, ну, какому-то равновесию человеческому. И, кроме того, наверное, еще одна вещь. Очень хотелось видеть мирную жизнь.
ГАСПАРЯН: Конечно. Люди соскучились по этому.
СКОРОХОДОВ: Да, то, что было вокруг, а тут роскошные туалеты, голые ножки и прекрасные фигуры, голоса, все и прочее.
ГАСПАРЯН: Ну, если судить по воспоминаниям участников войны, то очень популярны на фронте были и частушки, в частности, «Сидит Гитлер на березе, а береза гнется, и сказал товарищ Сталин, сейчас он…».
СКОРОХОДОВ: Кстати, я вот недавно раскрыл подшивку «Крокодила» за годы войны — 1941-й, 1942-й. Стихотворение Александра Прокофьева «Страдания» опубликовано в «Крокодиле» № 9 за 1942 год. «То ли в Риме, то ль в Берлине Гитлер встретил Муссолини. Оба хмуры, оба биты. Где-то встретились бандиты. Гитлер мрачен. Гитлер страшен. У Бенито нос расквашен. И у Гитлера, о боже, в синяках и шишках рожа. В синяках и шишках точных наших подлинных восточных».
ГАСПАРЯН: Ну, судьба и Гитлера и Муссолини действительно была малозавидной. Но я предлагаю все-таки нам сейчас вернуться к сатирическим песням.
СКОРОХОДОВ: «Барон фон дер Пшик забыл про русский штык. А штык бить баронов не отвык. И бравый фон дер Пшиг попал на русский штык. Не русский, а немецкий вышел шпик. Мундир без хлястика. Разбита свастика. А ну-ка влазьте-ка на русский штык. Барон фон дер Пшик, ну где твой прежний шик, остался от барона только пшик». Причем, мелодия-то эта была взята, которая до войны уже исполнялась повсюду. «Для меня ты хороша». Но текст новый написал Анатолий Федровский. Вы знаете, мне даже неудобно говорить, но мы жили, рядом с нами Дом офицеров, там, на Даниловке. Мы туда бегали мальчишками, школьниками кино смотрели. И однажды после сеанса к нам вышел человек в военной форме. Ну, по-моему, уже не солдатской. И сказал, что, ребята, вот записывайтесь, у нас хор детский. Вот после сеанса можете подойти ко мне. Я поэт, композитор. Звать меня Анатолий. Фамилия Федровский. Я написал песню, которую вы, наверное, все знаете: «Барон фон дер Пшик». Это было так удивительно. Вдруг увидеть живого поэта, который написал такую замечательную, очень смешную песню.
Ознакомительная версия.
