Поехала в Хасавюрт — город дагестанский, но граничащий с Чечней. Устроилась в кафе на трассе. Вроде как — официанткой.
Звонит мне:
— Юля, так страшно, за мной вчера приезжали какие-то люди в камуфляже, искали меня, так я в подсобке пряталась. Убить, наверное, хотят.
Я ей:
— Зарема, что ты вообще делаешь в Хасавюрте, беги оттуда — в Астрахань, куда угодно. (Еще когда Зарема сидела в следственном изоляторе, ее «возлюбленный» предлагал три тысячи долларов охраннику, чтобы тот вывел ее во двор и дал пристрелить. Ведь Зарема — оставшийся в живых свидетель, всю банду выдала с потрохами, объявив тем самым на них охоту. Сами милиционеры при мне называли ее «сукой» — за то, что все же собиралась покрошить столько народу. Словом, выжившая Зарема имела немало желавших ее смерти.)
Через две недели звонит:
— Юля, знаешь, кто навел тех, в камуфляже, на меня? Мать. Они меня искали, и она сказала, где я. Так и сказала им: «Убейте вы ее в конце концов и не трогайте нашу семью».
Плачет. Отца родного нет, его — русского, кстати, — убили еще в начале войны. Мать вышла замуж во второй раз, родила еще одного ребенка начала «новую жизнь». Зеленоглазая Зарема — как бельмо на глазу.
Потом она стала звонить мне глубокой ночью.
— Привет, ты не спишь?
— Сплю, — честно признавалась я.
— А я нет. Мне так плохо, Юля, так одиноко, — и в трубке раздавался мужской пьяный смех.
Каждый раз она звонила мне с разных номеров, и каждый раз ночью, и каждый раз рядом слышался мужской смех.
Зарема стала проституткой.
Признаться, я понимала, чем дело может кончиться, еще тогда, в июне 2002-го, когда она сидела передо мной, броская, красивая, с округлыми формами — расцветающий цветок; женщина, отведавшая плотской любви и уже привыкшая «спать со всеми ними».
Последний ее звонок, месяц назад:
— Юля, мне страшно. Менты ко мне цепляются, забирают постоянно.
— За что, Зарема?
— Не знаю, за что, — раздраженно, в отчаянии отвечает она. — Всем от меня что-то надо. Козлы…
— Ты вообще где живешь?
— В кафе и живу. Сплю в подсобке. Еду мне дают. За это и работаю.
— А живешь на что?
Пауза.
— Да вот так и живу…
Я знаю это, да. И знаю, как низко с каждым днем падает эта яркая девочка. Но что я могу сделать? Остановить падение?
— Я любила его, а он послал меня на смерть. И что теперь? Во что верить? Чего ждать? Смерть — и впереди, и позади, и куда ни глянь, — расплакалась она в трубку.
Из дневников26 января 2003 года Мне что удивительно? То, что Заремы не оказалось среди шахидок «Норд-Оста». Такими же точно мыслями поделился со мной один милицейский начальник в Грозном.
— Она должна была быть там! Ее просто должны были подобрать для использования в качестве смертницы: она не очень-то умна, доверчива, ее жизнь уже разбита. Таких они и вербуют.
— Ты знаешь, что она стала проституткой? — спросила я.
— Это было понятно. У нее уже ничего не будет после того позора. Хочешь, я попытаюсь угадать, что с ней станет? Ее подберут люди из джамаата, возьмут в жены, а через пару месяцев отправят на смерть. И она пойдет! Сто процентов даю тебе, что пойдет. Она же будет женой, частью общины, ее там будут уважать — ведь ее никто никогда не уважал. И она пойдет — опять под таблетками, опять боясь, — но пойдет, чтобы не разочаровать тех, кто в нее поверил как в человека.
Пишу эти строчки в блокнот и думаю: а ведь так и будет. С разбитой в семнадцать лет жизнью, познавшую распутство и позор, не верящую в себя; ждущую от жизни только смерти, — ее не оставят в покое. В последний раз она говорила по телефону срывающимся голосом.
Девочка с алыми ногтями. С пустыми глазами. С тикающей бомбой внутри: механизм самоуничтожения уже работает. Где она сейчас, когда я пишу эти строки? Надо будет позвонить. Как старшая сестра — отзваниваюсь, кладу трубку и вздыхаю: пока жива.
Информация к размышлениюТакое ощущение, что кому-то в России, а может, и за ее пределами, очень нужно вывернуть ситуацию в Чечне наизнанку. Десятилетняя война, съевшая много миллионов долларов из российского бюджета, давно подошла к логическому завершению. Люди не хотят воевать, люди хотят мирно жить, и жить, замечу, в составе России. В Чечне есть правительство, есть Конституция, надежда на завтрашний день.
Но кто-то упрямо не хочет концовки.
Кто-то хочет оставить в России управляемый конфликт и управлять им, дергая за веревочки. Один из вариантов не дать загасить пламя войны — подсыпать углей и раздуть искру.
Войну в Чечне решено было перевести на «палестинский сценарий» для того, чтобы заявить о присутствии в России международного терроризма и начать бороться уже не с «чеченскими сепаратистами», а с международным терроризмом.
Придать этой «палестинской войне» новых красок решено было женщинами-шахидками. Потому что мужчины-чеченцы никогда бы не пошли на это в здравом уме и твердой памяти. В мире уже были случаи использования женщин в качестве «живых бомб»:
— Террористические организации Шри-Ланки («Тигры освобождения Тамил Илама»), Турции (Марксистская рабочая партия Курдистана), Палестины уже на протяжении почти 10 лет использовали женщин при совершении терактов.
— Женщина-смертница с взрывным устройством под сари подошла к премьеру Индии Радживу Ганди и взорвала себя (1991 год).
— Еще одна смертница подошла к президенту Шри-Ланки Ч. Кумаратунге (1996 год).
— В Турции затри года (последняя волна с участием смертников прошла в 1999 году) из-за подрывов девушек-камикадзе погибли 20 человек.
— В Иерусалиме (2002 год) студентка взорвала себя на дискотеке — 1 человек убит и 100 ранены.
— В Пакистане (2002 год) в редакции газеты взорвала себя женщина-смертница — 2 человека убиты.
Однако то, что произошло чуть позже в России, своими масштабами просто потрясло воображение. Предвидя бурную реакцию СМИ, чеченские сепаратисты решили устроить невиданное шоу с участием женщин-самоубийц. Такого количества. «живых бомб», как при захвате мюзикла «Норд-Ост», мир еще не видел.
Одетые в черное женщины с хиджабом на голове. Они называли себя шахидками, пришедшими мстить за мужей.
Это был страшный и незабываемый спектакль.
Что происходило за его кулисами, так и осталось тайной, которую шахидки — так, впрочем, и не взорвавшиеся — унесли с собой на тот свет. Никто так и не узнал, кем же на самом деле были эти женщины и как они попали на это кошмарное представление.
Глава 2
Смертницы «Норд-Оста»: Срываем маски
5 февраля 2003 г.
Сижу в самолете Внуково — Магас. Прилечу в Ингушетию и — сразу в Чечню.
Как странно — лечу за две тысячи километров для того, чтобы познакомиться… с покойницами. С октября месяца я все планировала эту поездку, ждала, когда уляжется шумиха, когда приеду в Чечню, постучу в дверь и спрошу, наконец: «Почему ваша дочь искала смерти за тысячи километров?».
Их — убитых российским спецназом шахидок — было почти 20. Все молодые. Почти все — красивые. Зачем умирать?
…Чечня. Промозгло. Небо серое, тяжелое, словно вот-вот расплачется. На душе мерзко. Ноги промокли. Сижу в своей комнатке и строчу в блокнот. Ловлю себя на мысли, что вот-вот начну разговаривать — с НИМИ.
А пока задаю себе вопросы, которые зависают где-то в воздухе и так там и остаются. Раскладываю черно-белые фотокарточки. Просто мурашки по коже. Женщины с фотографий смотрят и молчат. Словно прокричать хотят: «Посмотри, что с нами сделали! А мы жить хотели, жить — не умирать»…
«Тогда зачем же вы пришли убивать ни в чем не повинных людей? А ваши дети, родители — как вы могли их бросить?
В масках и черных платьях, обвешанные взрывчаткой, окруженные снайперами, — не боялись ли вы? Не хотели одуматься и бежать?
Вы, молодые и красивые, дающие жизнь и дарящие любовь, почему вы бежали навстречу смерти с распростертыми объятиями? Кто или что толкнуло вас на это?!»
Я встаю и подхожу кокну. Уже темно. Ночь. Все прояснится завтра.
Райман КурбановаКурбанова Райман Хасановна родилась 18 февраля 1964 года в селе Новотерское Чеченской республики. Жила одна с матерью, незадолго до «Норд-Оста» вышла замуж. Борец за независимость Чечни еще со времен Дудаева.
Райман, красивая чеченка с большими выразительными глазами и черными густыми бровями. После гибели ее фотографию с паспорта увеличивали до формата А4, чтобы вычислить, не она ли обладательница тех прекрасных миндалевидных глаз, что стояла рядом с Мовсаром Бараевым.
Неона. Она-другая. Взрослая женщина. Ничья не любовница, не вдова. Какие причины могли ее толкнуть в Москву, в ДК на Дубровке, где ее ждала смерть?
