На мой взгляд, стипендию все же следовало бы считать прожиточным минимумом прежде всего и стимулом — во вторую очередь. Это было бы по крайней мере гуманно. Если рабочий не выполняет план, какие-то деньги ему все же платят. Если студента оставляют в вузе и не исключают за неуспеваемость, лишать его стипендии нельзя. Не сдельщик же он в конце концов, который получает столько, на сколько наработает! Так, может, есть смысл платить минимум всем нуждающимся студентам, а максимум — тем из них, кто заслуживает? А для того, чтобы не было ошибок в определении нуждаемости, надо к распределению стипендий обязательно привлекать общественные организации, то есть самих студентов.
Два семестра из шести наш Лебедев ходил к окошечку кассира, а в остальное время кассиром была его мать. Баловать его дома не баловали, ему давали ровно столько денег, сколько уходило на дорогу и на обед, и перед каждым походом в кино Лебедев говорил матери: «Ма, снабди чеком на один миллион!» Курил он «Север», водку не пил, жил скромно и в сберкассу не хаживал. Из денег, которые он заработал на целине, он сделал самостоятельно только одну покупку, и то не для себя, а для отца: купил доху с мехом внутрь, хотя никто так и не понял, зачем она может понадобиться родителю, если он не работает сторожем.
Студенты, приехавшие в Горький из других городов, ведут хозяйство самостоятельно. Часть их (наиболее значительная) получает ежемесячную дотацию от родителей, рублей 15—20 к стипендии, а если ее нет, то и все 60. А часть студентов живет только на стипендию — на 45 рублей в месяц. (На других факультетах она еще меньше, но мы почему-то привыкли к тому, что студенты должны быть бедными.) Деньги, как правило, целиком уходят на еду, из расчета рубль двадцать — рубль сорок в сутки. Остаток — на курево, книги и развлечения.
Многие студенты подрабатывают. Было время, когда стеснялись об этом говорить, хотя что тут зазорного! Даже грех не использовать армию молодых людей, представляющую собой большую интеллектуальную силу. К сожалению, найти этой силе точное применение никто пока не может. Студенты устраиваются ночными сторожами, пожарными, грузчиками, и, странная вещь, почти никто не пользуется специальными знаниями, чтобы заработать лишний рубль и принести квалифицированную пользу обществу. И уж совсем никто не занимается репетиторством, столь распространенным в прежние времена. Вероятно, это объясняется тем, что общий уровень грамотности населения вырос, и в условиях обязательного среднего образования студенты уже не могут устроить клиентуру. А работа по специальности усложнена тем, что еще нет порядка, при котором можно работать по два или по три часа в день н получать «за часы». Такой порядок, если подумать, вскрыл бы много неиспользованных резервов, и не только в студенческой среде, но и в среде тех специалистов, как правило, женщин, которые почему-либо не могут работать полный рабочий день.
Когда пришло время специализироваться — это случилось на четвертом курсе, — право выбора профессии было предоставлено студентам. Точнее говоря, не право выбора, а право угадывания. Именно так сформулировал Лебедев известную процедуру, во время которой ему пришлось назвать одну из десятка существующих кафедр.
Ночь перед этим он спал спокойно, решив не мучить себя напрасными раздумьями, а утром, едва приехав в университет, сразу окунулся в водоворот событий. Был неимоверный ажиотаж. Сачок метался как угорелый, выясняя характеры руководителей кафедр. Школяр отнесся к специализации, как к созданию футбольной команды, а потому сговаривался с кем-то, учитывая взаимные симпатии и антипатии. Но поскольку футбольные встречи между кафедрами действительно не исключались, и в самом деле было желательно, чтобы на каждой кафедре имелся хотя бы один вратарь, один приличный стоппер и парочка забивал. И только Зубец ходил, поглощенный сам собой и чрезвычайно целенаправленный.
До того момента, как Лебедев открыл рот и произнес: «Кафедра статической радиофизики», — он твердо знал только то, что открыть рот ему придется. Несколько позже он придумал логический ход, вроде бы оправдывающий этот выбор: если его распределят в НИИ, а не на завод, и если в НИИ будет тема, связанная с изучением закона всемирного тяготения, которым он как раз интересовался, и если его подключат к этой теме, — то он, возможно, займется своей желанной массой, неясности с которой можно выяснить по аналогии с некоторыми методами, применяемыми в спектроскопии, которую, в свою очередь, будут изучать именно на этой кафедре, и, быть может, Лебедеву удастся получить для курсовой работы такую тему. Чрезвычайная ясность и простота доводов облегчили ему душу.
Читателю, который полагает, что я утрирую, могу сказать, что за три года, предшествующих специализации, Лебедев не выслушал ни одной мало-мальски серьезной лекции о возможных профессиях радиофизиков. Ни одна из кафедр себя не раскрыла. Лебедев не побывал ни в одном из современных научно-исследовательских институтов и ни на одном из заводов, где мог бы работать после окончания вуза. Наконец, известно, что углубление в профессию должно проходить в вузе такие этапы: научное творчество студента — курсовая работа — диплом — распределение. Между тем, как мы уже говорили, собственные научные увлечения Лебедева не нашли своего выражения в курсовой работе. Тема же курсовой, возможно, не будет соответствовать теме диплома. Что же касается распределения, то в этом году — и Лебедев об этом отлично знает — тридцать физиологов, генетиков и зоологов, окончивших биофак университета, были направлены на работу в землеустроительные экспедиции в качестве ботаников. Спрашивается, какие они ботаники, если в первый год обучения прослушали всего лишь общий курс по этому предмету? И какой был смысл в их узкой специализации, если так просто их переквалифицировать?
Таким образом, откуда взяться у Лебедева точным и конкретным представлениям о профессии, да и зачем они ему нужны?
И тем не менее будущего своего Лебедев не боится. Он строит далеко идущие планы. «Наукой заниматься все равно буду, куда бы на работу ни попал, — говорил он мне. — Защищать кандидатскую диссертацию? Да, попробую. Если попаду на завод? Сейчас, говорят, есть такие заводы, которые двигают науку больше, чем институты. Не хватит способностей? Ну что ж, буду делать материальные ценности. Зарплата? Не знаю. Не думал. У нас никто не думает о матблагах. Наверное, нам предстоит удар, потому что вместе с дипломом ключи от квартир не дают. Ничего, переживем...»
Оптимист.
То, о чем мы сейчас говорим, является частью более важного вопроса: кого в принципе следует выпускать из университетов — узких специалистов или разносторонне образованных людей с правом специализации после получения диплома? До сих пор никто не решается твердо ответить на этот вопрос, и такая нерешительность приводит к тому, что из двух зайцев трудно поймать даже одного. Если выпускать узких специалистов, то разве так надо готовить студентов к профессии, как это делается сегодня в Горьковском и большинстве прочих университетов? А если научных работников широкого профиля, то следует отчетливо понимать, что любая специализация, особенно ранняя, вредит разностороннему образованию, в какой-то степени сужает его горизонты.
Где же выход из положения? Может, отменить в университетах специализацию вообще? Но попробуйте это сделать! Сто лет назад при том уровне наук это была бы радикальная мера, и о ней думали — и то на нее не решились. Кем будет сегодня Лебедев, если получит звание «всего лишь» образованного человека? Какую пользу он сможет принести физике, тем более радиофизике и, более того, ее узкой и глубокой области, которой занимаются, положим, радиофизики-квантовики или спектрографы? Стало быть, отменять специализацию нельзя. Но нельзя и отменять широкое научное образование, ведь никто не снимал с университетов обязанности готовить именно научные кадры...
Я нарочно рисую картину во всей ее сложности, чтобы показать читателю: проблема не так уж проста, ее «вечность» не так уж необъяснима. И все же надо ее решать! Как? Я не знаю, и, вероятно, в мою задачу не входит конкретная рекомендация. Могу лишь сослаться на интересную попытку, предпринятую в Ленинградском политехническом институте, где с помощью «укрупнения» профессий ищется «средний путь». Так уж коли попытку сделали политехники, университетчикам сам бог велел подумать! Право же, давно пора научно подойти к проблеме подготовки научных кадров.
Я вовсе не уверен, что наш герой — единственная подходящая кандидатура для такого очерка. В другом городе и в другом институте я мог бы найти другого Лебедева, и кое-что в моем рассказе пришлось бы изменить, а может быть, и не «кое-что». Уж очень разнообразно наше студенчество. Но аспекты разговора остались бы, вероятно, прежними.
