Эти выпускники бизнес-школ хорошо бы сделали, если бы занялись переподготовкой в области сельского хозяйства и добывающей промышленности. Сейчас эти отрасли изучаются меньше, чем связи с общественностью, а будущих горных инженеров меньше, чем тех, кто изучает физическое воспитание или спортивный менеджмент. Но в будущем фермерство станет гораздо более доходной отраслью экономики, чем финансы. Скоро брокеры будут крутить баранку такси, а умнейшие из них пересядут на трактора, чтобы работать на фермеров, которые, в свою очередь, станут гонять на «ламборгини».
(Кстати, компания Lamborghini, которая выпускает сейчас спортивные машины, начинала как предприятие по выпуску тракторов. Ферруччо Ламборгини основал Lamborghini Trattori в 1948 году. Свои первые тракторы он собрал из излишков автомобильных двигателей и запчастей от военной техники, а вскоре стал одним из крупнейших производителей сельскохозяйственного оборудования в Италии. В 1963 году он основал компанию Automobili Lamborghini. Я слышал, что сделал он это потому, что как-то предложил Энцо Феррари продать ему машину, но синьор Феррари заявил, что не желает видеть за рулем своей машины тракториста. Нужда – мать изобретательности, так что Ферруччо стал делать собственные авто.)
Сейчас сырьевой рынок демонстрирует устойчивый рост. За время последнего бычьего тренда на рынке сырья в 1970-е годы, когда цены на продукты питания резко подскочили, возникли крупные запасы товаров. В 1980-е годы мировые запасы продовольствия составляли примерно 35 % от потребления – возможно, самый большой процент в истории. В итоге, разумеется, цены резко упали. Например, цена сахара понизилась с 66 центов за фунт в 1974 году до двух центов в 1987-м. Фермеры повсюду несли убытки, поэтому в США музыканты, например Уилли Нельсон, организовывали благотворительные концерты в помощь фермерам. Сельское хозяйство стало нерентабельным сектором экономики, и каждый будущий американский фермер, вместо того чтобы трудиться на земле, как его отец и дед, получил степень по бизнесу и пошел работать на Уолл-стрит. Там были деньги, и там было дело.
Но времена изменились. Сейчас средний возраст американских фермеров – 59 лет. Через десять лет этим людям будет шестьдесят девять, если они еще будут живы. В Японии средний возраст сейчас даже выше – 67 лет. Фермы приходят в упадок. Если вы поездите по стране, то повсюду будут попадаться широкие опустевшие поля. Японские фермеры уже состарились, а их дети играют на бирже в Токио или Осаке. В Японии положение уже настолько отчаянное, что правительство этой страны, одной из самых шовинистических в мире, разрешило в порядке эксперимента въезд в страну китайским фермерам, которые должны обрабатывать эти поля. Еще хуже обстоят дела в Индии. Поскольку заниматься сельским хозяйством все труднее и труднее, сотни тысяч индийских фермеров за последние пятнадцать лет покончили жизнь самоубийством. В среднем в Индии каждые полчаса совершает самоубийство один крестьянин, согласно данным журнала Forbes за май 2011 года.
Цены никак не достигнут того предела, когда выращивание сельскохозяйственных продуктов станет прибыльным, а тем временем крестьян всего мира, которые сейчас стареют и умирают, просто некем будет заменить. Цены должны вырасти – и они вырастут. В последние годы мир потребляет больше еды, чем производит. Запасы, которые были так велики в 1980-е, сегодня находятся на исторически низком уровне – около 14 % от потребления. Нас ожидает серьезный дефицит. Цены на продукты питания уже на низком старте, и винить в этом некого. Если они существенно не вырастут, то нас ожидает беспрецедентная ситуация: еду уже нельзя будет достать ни по какой цене.
Начало бычьего рынка в сырьевой сфере приходится на 1999 год. В момент, когда я пишу эти строки, он длится уже четырнадцать лет. Как и все бычьи рынки, закончится он пузырем. Когда люди на коктейльных вечеринках станут рассказывать, что нажили свое состояние на соевых бобах, нужно будет готовиться к схлопыванию. Но несколько лет бычий рынок еще протянет. Цены на продукты, сырье и природные ресурсы, разумеется, будут держаться на приличном уровне, если мировая экономика выправится (рост инициирует спрос), – и будут держаться, если экономика не выправится, потому что правительство, как обычно бывает, – хотя вообще-то этого делать не стоило бы, – напечатает больше денег; а это всегда приводит к укреплению цен на реальные товары – серебро, рис, энергию и другие элементы реального сектора, которыми инвесторы пытаются защититься от снижения валютного курса.
Но это уже другая история, и я расскажу ее позже.
Тем, кто пришел на мою лекцию в Бэллиоле в 2010 году и кто все еще хотел работать в финансовом секторе, я объяснил, почему изучение философии и истории, на мой взгляд, необходимо инвестору. Я сказал им: «Вы должны лучше узнать себя, если хотите чего-то добиться в жизни; нужно научиться мыслить глубоко, чтобы понимать, в чем истина». Изучение философии помогло мне развить эти навыки, научило независимому мышлению, заставило наперекор устоявшимся шаблонам рассматривать проблемы в разных точек зрения, проверять каждую идею и «факт». Я научился искать недостающие фрагменты головоломки. Сейчас для многих привычно шаблонное мышление, потому что гораздо проще и безопаснее цитировать чужую мудрость, мнение большинства, ограниченное в полете мысли рамками государства, культуры или религии. Думать не так, как другие, сложно. Философия заставляет вас думать – и тем самым учит сомневаться.
История учит нас по крайней мере одному: то, что кажется сегодня бесспорным, завтра откроется в другом свете. Даже самые стабильные и предсказуемые общества подвержены крупным потрясениям. Австро-Венгерская империя, бриллиант в короне Центральной Европы, в 1914 году представляла собой крупный международный центр благосостояния. На Венской фондовой бирже в то время было около четырех тысяч участников. Через четыре года государство Австро-Венгрия исчезло с карты мира. Возьмите любой год и прибавьте лет десять-пятнадцать, например: в 1925 году повсюду распространились мир, процветание и стабильность. Как все это выглядело в 1935-м? А в 1940-м? Возьмите первый год каждого десятилетия за последние пятьдесят лет – 1960-й, 1970-й и далее, к миллениуму. Общепризнанная мудрость, существовавшая в начале каждого десятилетия, опровергалась через десять-пятнадцать лет.
БУДУЧИ СТУДЕНТОМ ОКСФОРДА, я путешествовал не так много, как мне хотелось бы (не было средств), но именно тогда я начал утолять жажду к путешествиям. Учебный год в Англии прерывается двумя шестинедельными каникулами – на Рождество и на Пасху. Поскольку все из-за того же недостатка денег я не мог в свое первое Рождество полететь домой, то объединился с двумя американцами, у которых была машина, и мы поехали в Марокко. Расстались мы в Мадриде: мои попутчики отправились на юг, а я автостопом двинулся в Лиссабон, а потом в Гибралтар, где должен был встретиться с ними по дороге обратно в Оксфорд. Когда их паром бросил якорь в Гибралтаре, оказалось, что в машине с ними едут три молодые американки.
Одна из них, милая еврейская девушка из Филадельфии по имени Лоис, училась в Пенсильванском университете. Ее родственник, врач, служил в американском посольстве в Копенгагене, поэтому Лоис вместе с его семьей путешествовала по Европе. Направлялась девушка в Данию. Через триста километров пути на север машина сломалась, и я, хотя это было довольно сложно, убедил Лоис ехать со мной автостопом в Париж, где она села бы на поезд до Копенгагена, а я направился бы дальше в Оксфорд. Три или четыре ночи мы провели вместе на дороге (попутчица моя спала в двух парах лыжных штанов) и в Париже, перед расставанием, пообедали по дороге на вокзал.
– Ты не можешь сейчас уехать, – сказал я. – Ты еще не все доела.
– Мне двадцать два года, – ответила Лоис. – Я не обязана доедать все, что лежит на тарелке.
– Когда ты была маленькой, разве родители не говорили тебе, чтобы ты думала о бедных голодающих детях Китая?
– Они говорили, – уточнила она, – чтобы я думала о бедных голодающих детях в Алабаме.
Когда наступило мое второе Рождество в Оксфорде, Лоис сняла там квартиру. Летом мы автостопом поехали в Югославию, после чего присоединились к трехнедельному студенческому туру по пяти другим коммунистическим странам: ГДР, Польша, Чехословакия, Украина и Россия[8]. Благодаря этой поездке я впервые познакомился с жизнью за железным занавесом и узнал, как работает черный рынок.
Советский рубль не был свободно конвертируемой валютой. Его нельзя было продавать и покупать на рынке, ввозить в Советский Союз и вывозить из него. Но в офисе American Express в Лондоне были рубли, и их можно было купить с большой скидкой, как и на черном рынке в России, получив примерно впятеро больше официального курса. Мы купили в Лондоне кучу рублей, которые Лоис спрятала в своем нижнем белье, и ввезли контрабандой в Советский Союз. Товары и услуги в этой стране, хотя их было и ограниченное количество, по западным стандартам были дешевы, а для нас оказались еще дешевле. Прошли многие годы, а я, путешествуя по миру, сразу после пересечения границы чуть ли не первым делом ищу черный рынок.
