"У нас по зданию перегрузка начинается по людям. Слишком много в одном месте руководителей!" "Если бы я объявил выборы пораньше — столько бы денег высыпали! Нам бы в золоте ходить!" "Принес самовар — докажи, что тебе его бабка подарила!"
А волжские "флотоводцы" в последние годы много и шумно говорят о долгах пароходства, которые ну никак нельзя не заплатить. Во имя уплаты "долга чести" они не придумали ничего умнее, чем регулярно распродавать корабли. Министерство транспорта регулярно возмущается подобному "гениальному решению", напоминая, что у России на ближайшую пятилетку нет денег для нового судостроения. И как бы в результате основная водная магистраль не осталась бы вообще без кораблей?! В феврале Волго-Вятская транспортная прокуратура возбуждала уголовное дело по факту приватизации, отчуждения и продажи 55 кораблей пароходства. (У крупнейшего пароходства России еще осталось примерно 130 "плавучих единиц", из которых 80 кораблей типа "река-море" трудятся по контрактам за границей, а остальные, если еще способны передвигаться,— катают туристов и перевозят грузы внутри страны). При продаже за каждый жизнеспособный корабль можно выручить миллион-полтора долларов. И даже то, что годится лишь на металлолом, принесет при надежном нейтралитете властей очень неплохую "зелень".) Но дело было закрыто "за отсутствием состава преступления". И лишь на днях МВД РФ предложило транспортной прокуратуре вновь вернуться к фокусам "флотоводцев" с федеральной собственностью. Не только потому, что постановлением правительства РФ Волжское пароходство отнесено к числу акционерных обществ, производящих товары и услуги, имеющие стратегическое значение для национальной безопасности России. Счетная палата капитально проверила "флотоводцев" и нашла, что прокуроры в феврале поторопились с выводами о будто бы соответствии происходящего вокруг пароходства действующему законодательству.
Но зря у нас, что ли, теперь "народный капитализм"?! Господа-акционеры оставили пароходству лишь функцию выдачи зарплаты, а все управление кораблями и финансовыми потоками передали дочерним компаниям, зарегистрированным, естественно, в оффшорной зоне. Кстати, и основные кредиторы пароходства — "западные оффшорные компании", принадлежащие непонятно кому. Правда, если вспомнить, как нижегородский завод Цветмет, перерабатывающий лом всей Центральной России, вдруг оказался собственностью фирмы, зарегистрированной на Виргинских островах братьями Копыловыми, то попытка угона кораблей за бугор оказывается совсем не оригинальной.
(Злые языки утверждают, что к помощи могучего интеллекта старшего из братьев Копыловых 27-летний губернаторский зять прибегает чуть не ежедневно и регулярно парится с ним в сауне рядом с городским авторынком.)
Поначалу даже губернатор возмутился развитием дел в пароходстве. И, как истинный "отец области", даже отправил туда контролеров. Его негодование усиливалось еще и воспоминанием, как "водоплавающие" в свое время не пожелали пристроить на хлебную руководящую должность бывшего заместителя Склярова по нижегородской мэрии. Экс-зам проиграл выборы мэра и болтался без дела и достойного прокормления. "Водоплавающие" быстро сообразили, что при таком раскладе легко можно сесть. И надолго.
Может быть, потому они вошли в контакт с Ильей: попросили поговорить с тестем, чтоб тот поутих. Мол, они провернут очень выгодную операцию и поделятся с губернаторской семьей. Дадут денег на выборы! Предложение оказалось очень своевременным, так как руководители других предприятий очень неохотно стали раскошеливаться "на Склярова" с появлением в Нижнем представителя президента г-на Кириенко. Почему так — можно только догадываться, но факт остается фактом. Впрочем, как и другой факт: едва "пароходчики" нашли общий язык с губернаторским зятем, претензии губернских чиновников к ним резко сошли на нет. Разве не интересно?
Михаил КАЗАКОВ
Предлагаем Вам разнообразные цветы оптом дешево 5 в огромном ассортименте.
Александр Синцов БАШ НА ШИШ
С пожаром Останкинской башни мы лишились чуда ХХ века. Чуда передачи изображения на расстоянии. Мы лишились элемента сказочности нашей жизни, волшебного зеркальца. С потухшими экранами телевизоров наши дни стали беднее, канули куда-то в холодное лето пятьдесят третьего, а то и глубже.
Само телевидение — великое благо, мы еще раз убедились в этом, утратив его на некоторое время. Тем более, что с политическими узурпаторами телевидения мы уже научились бороться, делая поправки в их оценке событий, в их "картинках", исходя из опыта собственной жизни и убеждений. Мы научились видеть за кадром, как умели читать между строк в советские времена. Мы с надеждой наблюдали за постепенным уменьшением искажений в показе жизни, ждали, вот-вот хитроумные иссякнут в своем злоречии — к этому все шло. И вдруг — вообще "отменили" передачу изображения на расстоянии, как если бы отменили закон всемирного тяготения.
Некоторое время мы находились в прострации. И при взгляде на дымящуюся Останкинскую башню мука непоправимой потери сжимала сердце. Она строилась на наши деньги, была наша, общенародная. Пожар пылал в каждой квартире. Уходя из ХХ века, мы как бы сжигали все мосты — нет дороги назад. Чему тут радоваться?
Разрушалось, выжигалось изнутри дерзкое создание советских инженеров, символ могущества и остроумия отечественной технической мысли. В том же самом конструкторском бюро, где проектировалась Останкинская башня, создавались и гораздо менее масштабные проекты, но столь же оригинальные — конструкции из клееной древесины: первые в мире арки, балки, колонны, по долговечности не уступавшие бетонным, но в десять раз легче их. В том же конструкторском бюро был создан состав пропитки древесины, защищающий ее от огня на сто процентов. Останкинскую башню защитить от огня не удалось, потому что она пережила своих создателей, стала бесхозной, попала в руки полуобразованных дельцов.
Никто из нас не радовался, что горит Башня. Как никто бы не возликовал, если бы загорелся Кремль даже в те времена, когда там сидел Ельцин. Этими символами мы наделяли носителей зла, захвативших архитектурные шедевры и не пускающие туда нас.
Огонь Останкина в какой-то мере стал очищающим. И пережив горькое чувство общекультурной потери, мы начали хладнокровно рассуждать в современных политических координатах. Получилось, что мы, ничего не имея от телевидения в том виде, в каком оно существовало в последние десять лет, ничего и не потеряли. Зато без преувеличения можно сказать — наши противники потеряли все.
Выгорела не кабельная начинка башни, а сама агрессивная, корыстная, крайне эгоистичная душа ельцинского периода, персонифицированная в таких одиозных личностях, как Березовский, Чубайс, Гайдар, — этот ряд всякий из нас может продолжить по своему вкусу. Но и тут нет для нас счастья. Вид поверженного, истлевшего врага тоже вызывает другие эмоции. Бог с ними, говорим мы. Живым — живое. И задаем вопрос руководителям народной оппозиции: неужели и теперь, в новом политическом периоде, отмеченном в истории России пожаром Останкинской башни, мы опять останемся без своего телевидения, опять нам будет нечего терять? Неужели снова без нас разделят останкинский пирог — уже делят! — и нам опять придется высматривать свою правду только между кадрами?
Если мы можем на народные деньги поддерживать на орбите станцию "Мир", можем всем миром собрать необходимую сумму на создание второго "Курска", то почему же нет до сих пор у нас денег для обретения собственного телеканала?
Кажется, сама дымящаяся Останкинская башня с немым укором смотрела на то, как пассивно вели себя лидеры патриотов в это время. А мы озадачивались тем парадоксом, что при исчезновении НТВ вдруг исчезли из поля нашего телезрения и лидеры оппозиции. То есть от благополучия наших врагов полностью зависит информационная жизнестойкость патриотического блока — такой напрашивается вывод, а следом и вопросы. Почему за девять лет существования оппозиции была одинаково слабой информационная политика? Почему чуть ли не у каждого крупного чеченского полевого командира есть своя передвижная телепередающая установка, а ни в одной из красных губерний нет подобной?
Александр СИНЦОВ
оборудование для конференц-систем: конференц связь 6
Александр Сергеев КРЕМЛЬ И БАШНЯ
Все уже привыкли к тому, что в постсоветской России два центра власти — Кремль и Останкино. Власть президентская, стоящая по нынешней Конституции над тремя классическими "ветвями" — исполнительной, законодательной и судебной. И "четвертая власть" телевидения, стоявшая над всем, что было перечислено выше, включая и "гарантов Конституции".
