В явлении последнем комедии "Ревизор", как известно, предстает жандарм, который сообщает городничему: "Приехавший по именному повелению из Петербурга чиновник требует вас сей же час к себе". Далее следует немая сцена. Антону Антоновичу нечего сказать настоящему, а не придуманному им ревизору. Спектакль на Большой Дмитровке немой сценой не завершился. Коллективный Антон Антонович хлопнул на сцене дверью в виде вето на ущемляющий его закон и спустился к публике с громом слов, цель которого — попугать Путина, чтобы потом с ним полюбовно договориться.
Николай АНИСИН
Иван Ленцев ПЛАТА ЗА ВЛАСТЬ
История не исчезает, она постоянно возвращается к нам в новом обличье, вновь и вновь разыгрывая свои забытые спектакли.
Как раньше попрекали нас: "совки, в ваших жилах — генетический, взращенный десятилетиями ГУЛАГа страх перед властью" — так теперь уже мы наблюдаем по ТВ и воочию удивительную картину раздрая и животного ужаса. Губернаторы, отборное семя, солнцеподобные, неповоротливые в неге, бесконечно счастливые, плоть от плоти сама власть, демократы первых яростных волн, смысл и назначение либерализма — губернаторы затрепетали. Путин задумал уничтожить губернаторов как класс, и они, почуяв запах собственной крови, заворошились, пустились в бега. Мы дивимся им: их дикому ужасу, их позорным метаниям, их смешным восточным заговорам, их заячьей покорности перед одним сильным человеком. Будто в их искаженные, сдавленные души неведомо как просочились средневековые боярские страхи перед петлей и дыбой Малюты Скуратова. Возможно, так оно и есть. Каких-то четыреста лет — что за срок? За такое время ничего не успевает измениться, и древность не устаревает. Посмотрим, может статься, в новом веке наряду с интернетной реальностью, полетами на Марс и клонированием людей столь же естественными будут массовые аутодафе на площадях в коптящем свету факелоносцев.
Кем были губернаторы и кем будут они теперь?
За годы своего могущества губернаторы были лишены только одной вещи: своего фактического наименования. Будь их воля — подданные называли бы их царями. Президенты автономий, кавказские деспоты, сибирские ханы, новоявленные князья русского Нечерноземья, шаманы северных народов — они превратили Россию в отхожее место, после того как сожрали, давясь, суверенитета, сколько хотели. Губернаторы в своих вотчинах владели землей, золотом и словом; информтехнологии и много, много денег переизбирали их на все новые сроки, что считалось достаточным доказательством их священного права на власть. Они изобретали собственные деньги и сочиняли тексты собственных гимнов, они свергали директоров стратегических заводов и прибирали к рукам всю платину и ванадий планеты Земля, они расправлялись с генералами МВД, держали суды и подкармливали армии, дислоцированные в их землях. За рубежом почетные караулы встречали их президентские самолеты пестрой окраски, с барсами, грифонами и восьмиконечными звездами на хвостах, а в Москве их принимали так, словно они были ипостасями самого Ельцина, его бесчисленными беспокойными душами, поделившими всю Россию и, словно вурдалаки, сосавшими соки каждой области и края. Безудержные в своей воле, губернаторы придумывали увеселения: морили голодом и холодом свои регионы, возрождали древние раскосые царства или устраивали в пропитанной СПИДом пустыне шахматные олимпиады. Их услады и похоть покрывались законом о неприкасаемости — политическим аналогом бессмертия. В их господстве было нечто религиозное.
В одночасье все зашаталось. Будто провернулось гигантское колесо, и с этим колесом пришли будоражащие воспоминания о кострах и дыбах, о лютом гневе в кремлевских палатах. Оказалось, что губернаторы — величайшая беда для России, их ненавидит народ, их не потерпит Кремль, их готова отдать на растерзание президенту восставшая, мстящая Дума, десять лет презираемая ими, и уже сама история соглашается отказаться от них. Оказалось, что именно они, безобразные отражения президента, — и есть центробежные силы российской политики, главные поборники сепаратизма и конфедерализма. Говорили также, очень тихо, что каждый из губернаторов уже взвешен и найден слишком легким, что страшная участь их предрешена. И что теперь их будут брать теплыми в постелях, отлавливать в тайниках, преследовать в чужих землях, не оставят в покое всю их родню до седьмого колена.
На губернаторов в эти дни было страшно смотреть. Об ощерившееся, перекошенное лицо Тулеева можно было исцарапать глаза. Физиономия Руцкого навевала на мысль о чьем-то скором суициде. От Аушева не осталось даже усов, одни погоны. Видя друг дружку и выходя от вида этого из оцепенения, губернаторы, обуздывая животный ужас, пытались хоть как-то реагировать на угрозу их существования. Они лихорадочно договаривались между собой, заговариваясь от ужаса и безвыходности. Губернаторы превратились в заговорщиков.
Суть заговора была проста: в Совете Федерации выступить против федеральной реформы, заставить Путина сменить позицию, и как последний шанс — ни в коем случае не допустить депутатского трехсотголосного вето на сенаторское решение.
Главных заговорщиков, по всей видимости, было трое. Первый — глава Совета Федерации Егор Строев, чей взгляд в никуда, в сумерки времен стал воплощением хаотической бессмыслицы губернаторской власти. Второй — губернатор Свердловской области Эдуард Россель, хозяин Урала. Звукоряд его имени воскрешал в памяти забытые имена Врангеля, Юденича и Унгерна; под стать были и дела его по учреждению Уральской республики, несбывшемуся плану расчленения России. Третий — мэр Москвы Лужков, который еще год назад ходил в фаворитах судьбы, приглядывался к куполам Ивана Великого, мечтал огородить кольцевой автодорогой всю Россию. Под этих трех, словно под трубы тевтонских рыцарей на Чудском озере, собрались все остальные губернаторы. За всеми ними мрачно маячила фигура опытнейшего интригана — Примакова.
Завертелась кутерьма. Губернаторы — красные, белые, еще вчера ненавидящие друг друга — объединялись, сбегались в кучу, разбредались по тайным углам, дрожали вместе и в одиночку, искали компромисс, продавали друг друга почти открыто. В их дерзкости сквозила обреченность. Кто-то, уже смирившись, бежал в Кремль на поклон. Кто-то лихорадочно прятал деньги, уничтожал счета. Здание Совета Федерации несколько дней дымилось от сжигаемых бумаг. Тайные встречи в Риме и Лондоне, консультации в Нью-Йорке и Токио, молитвы в Иерусалиме. Самое беспощадное давление испытали на себе депутаты, суммы задействованных финансов были астрономическими, многие стали в эти дни миллионерами. Сметанный курбан-байрам изматывал Путина ордынским коварством. Строев что-то вещал про яйца. Платонов, оседлав НТВ, несся на кремлевские штыки, прикрываясь, как щитом, Основным законом. Ему вторил иркутский законодатель Федоткин, заявивший: "Это место принадлежит мне по Конституции!" Россель получил в объятия еще живого Ельцина, высосал из него всю жизнь еще во время поцелуя в аэропорту и три ночи пытал его в подвале снесенного дома. Еще одним острием заговора стал главный чуваш России Федоров, прилюдно проклявший "младореформаторов", якобы затеявших всю реформу, и вставший на защиту "советского народа".
Кто знает, может быть, российских губернаторов будут, как римских сенаторов, отцов народа, десятками заносить в проскрипции, сжигать живьем в гигантских кострах на очередной площади Доброй Богини. Или же, словно средневековые принцы голубых кровей, подопытные мышки, они будут служить для оттачивания мастерства придворных палачей и аптекарей. Или, возможно, они разделят участь русских бояр — под копытами их коней трепетала земля и расстилались ниц,— которые полами исподнего пылили себе последний путь к плахе; и казнили их как воров. Возможно, очень скоро вновь проявится любимое народом свойство безграничной власти: чем выше взлетел, тем страшнее падать, так вот тебе, соколик, голая земля без соломки.
Иван ЛЕНЦЕВ
Вето Совета Федерации было абсолютно предсказуемым, и почти никто не надеялся на обратный исход, при котором губернаторы сами понесут свои головы на политическую плаху. В то же время отказ губернаторов создавать согласительную комиссию был явно незапланированным, и, по словам лидера аграриев Н.Харитонова, встретившегося с Путиным после голосования в Совете Федерации, президент "выражал недоумение". После этого оставалось только гадать: действительно ли в механизме прохождения президентских законопроектов, касающихся федеральной реформы, возник какой-то сбой или перед нами начинается новый этап "перетягивания канатов", заранее спланированный Кремлем.
