«Кто-то приспосабливается, кто-то идёт прямо…»
Книжный ряд / Дайджест
Ивана Серова и Георгия Жукова связывала многолетняя дружба. Москва, 1955 год
Теги: Россия , история , политика
Представляем отрывки из книги генерала армии, председателя КГБ СССР (1954–1958), начальника ГРУ ГШ (1958–1963) Ивана СЕРОВА «Записки из чемодана», изданной в рамках «Проекта Александра Хинштейна».
Присоединение Западной Украины
1 сентября 1939 года без объявления войны Польше Гитлер двинул войска в Польшу. Англия и Франции 3 сентября объявили войну Германии.
Затем через несколько дней в Киев внезапно приехал 1-й замнаркома внутренних дел Союза Меркулов. У меня уже были готовы материалы на активных украинских националистов и на поляков, которые засылали в СССР агентуру и вели антисоветскую работу.
Меркулов мне сказал, что 17 сентября наши войска займут восточные области Польши, где живут украинцы, а на Белорусском направлении – где живут белорусы.
В ЦК КП(б)У, когда я зашёл, то тоже велась подготовка, но там только готовили штаб по руководству, а до деталей не доходили. Я сказал Хрущёву, что неплохо бы и в городе подготовить людей, как это сделали мы в НКВД…
На следующий день ко мне потянулись с вопросами. На некоторые я и сам не мог ответить, так как такой практики у меня не было. Оказывается, присоединение западных областей было оговорено в договоре с немцами.
Ну, мы начали активно собирать данные о вражеской агентуре на территории Польши, о белоэмигрантах и другие данные, чтобы сразу и захватить их.
Когда мы приехали в Проскуров Каменец-Подольской области, там собрались Хрущёв, Бурмистенко, Корниец, Гречуха, Тимошенко (командующий КОВО).
На рассвете войскам была дана команда перейти границу с Польшей и двигаться по разработанным штабом КОВО направлениям. Предварительно авиаторы отбомбили железнодорожные станции и места дисклокации польских войск. Я со всей оперативной группой направился на Гусятино, Чертков и далее – на Тернополь, с тем чтобы быть в центре событий.
При пересечении границы я встретился с Будённым, который с усиленной охраной также двинулся посмотреть Польшу. Он всё выспрашивал меня, можно ли ехать дальше, не опасно ли и т.д. Он мне сказал: «Спросил разрешения «хозяина» (Сталина) и хочу посмотреть, что тут будет твориться»…
В местности Гусятино мы не встретили поляков военных никого. Когда мы разговаривали с местными жителями, к нам прибежала одна запылившаяся полька и говорит, что у неё в сене спрятался жандарм. Все жители хором начали просить задержать его, так как это вредный человек.
Мы пошли в сарай. Всё тихо. Я крикнул: «Выходи!» Тихо. Я ещё раз сказал: «Выходи, иначе вилами будем щупать сено». Первый удар вилами попал в сапог жандарму, и он выскочил из сена. Мы отобрали у него оружие и отправили пограничникам для задержания, а сами поехали вперёд…
В одной из деревень я обратил внимание на развешанные на домах флаги жёлто-красно-чёрного цвета. Остановился поговорить с крестьянами. Спрашиваю: «Части Красной армии прошли?» Отвечают: «Нет, вы первые».
Меня это смутило, так как на этом направлении 24-я польская кавалерийская дивизия уже себя проявила, оказывая сопротивление. Я слышал стрельбу, и нам попадались раненые красноармейцы.
Затем я спросил: «Что это за флаги?» Мне, улыбаясь, ответили, что это национальный флаг организации украинских националистов ОУН, возглавляемой Бандерой. Вот тут-то я только и разобрался. Целая деревня поддерживает оуновцев, лозунг которых – «Самостийная Украина». Я подумал, что нам придётся помучиться с этими самостийниками. Так оно потом и оказалось.
Выехав из деревни в сторону Тернополя, я увидел по дороге, параллельно идущей, движение большой колонны войск. Полагая, что наши уже своими боковыми отрядами прошли и по нашей дороге, я двинулся вперёд…
К вечеру подъехал к окраинам Тернополя, вокруг были наши войска. Увидел там и своих сотрудников оперативной группы, предназначенных для работы в Тернополе. Наши части остановились вокруг Тернополя ввиду того, что там остались польские части и оказывали сопротивление…
Стали поступать задержанные нашими войсками жандармы и полицейские. Сначала их размещали внизу, а затем заняли лестницу 2-го этажа, а потом во дворе и на улице…
Когда рассвело, из нашей группы было убито два сотрудника и один старшина войсковой части. Я приказал сейчас же вырыть три могилы, и решили тут же похоронить их около деревьев. Часов в 8 вечера доложили, что могилы вырыты, можно хоронить.
Собрали всех сотрудников и красноармейцев, поблизости находившихся, и я начал речь: «Наши товарищи погибли от вражеской руки, честно выполняя свой долг перед Родиной по воссоединению украинского народа и присоединению исконно украинских земель к территории Советского Союза».
Только я это сказал, как со 2-го этажа дома, расположенного напротив, и из чердака этого дома открыли по нам пулемётной огонь. Моё счастье, что я стоял у дерева спиной, а лицом – к участникам похорон…
Ночью произошла неприятная история. На противоположном конце улицы какой-то красноармеец открыл огонь из винтовки в нашу сторону. Находившаяся рота около нас ответила огнём в сторону, откуда послышался выстрел. Началась жаркая перестрелка.
Когда я выскочил на улицу, слышалось сплошное шлёпанье пуль о деревья и стены. Я забежал за угол и стоял минут 15, пока не утихла стрельба. Затем я пошёл на тот конец улицы…
Когда рассветало, в трёх местах города началась опять ожесточённая стрельба, а около нашего дома загорелся костёл. Я бросился туда, полагая, что наши нарочно подожгли…
Из костёлов мы изъяли молодых гимназистов, которые на допросе показали, что оружие они подобрали у отходящих польских частей, что они «не согласны с оккупацией Польши русскими», поэтому будут бороться с нами.
Характерно отметить, что возраст их был 16–18 лет. Среди них были девушки. Нас называли «пся крев» (собачья кровь). Настроены исключительно враждебно.
Вячеслав Молотов, Андрей Громыко
и Иван Серов в Женеве. Июль 1955 года
Смерть вождя
…4 марта 1953 года появилось сообщение в газете о том, что заболел т. Сталин. В народе это как-то восприняли с тревогой, потому что ранее никогда не было сообщений о его болезни.
На улицах люди толпами останавливаются около киосков с газетами, у кого в руках газеты, читают медицинскую сводку вслух. Мне представляется, что сожаление народа искреннее.
На работе я узнал от Игнатьева, который ездил в Кремль, о том, что ночью, после того как все разъехались с ближней дачи, Сталину примерно под утро сделалось плохо.
Когда вбежали в комнату охранники, т. Сталин лежал на полу около дивана одетый (он часто ложился одетым, прилечь на диван). Немедленно вызвали врача, который запретил его поднимать, пока не приедут члены Политбюро. Стали всем звонить, а т. Сталин лежал без чувств.
Когда съехались, подняли его на диван, и врачи определили кровоизлияние в мозг и другие побочные явления, что положение катастрофическое, надежд на выздоровление почти никаких. Члены Политбюро устроили дежурство у постели т. Сталина.
На следующий день в сводке было указано, что состояние здоровья ещё хуже, а уже на третий день объявлено, что умер т. Сталин.
Был объявлен траур по всей стране, народ плакал. Я пришёл домой, и мне тоже сделалось грустно. Мне было жаль его по-человечески, а кроме того, я боялся, как бы не было разлада между членами Политбюро, так как народ разнохарактерный, друг другу не уступят, и только т. Сталин мог приводить их в чувство и сдерживать.
И главное, чего я боялся, среди них были люди интриганские, я это не раз замечал. Поэтому у меня было тревожное чувство за работу, за партию. В газетах был объявлен порядок доступа к телу, которое будет выставлено утром в Колонном зале…
Часам к 8 вечера стали поступать доносы о том, что в давке населения многие получили травмы и направлены в больницы. Затем сообщения стали нарастать быстро…
К утру следующего дня из больницы Склифосовского сообщили, что по Москве подобрано в общей сложности 127 трупов! Никогда такого не бывало. Я спросил работников милиции, почему же так плохо организован порядок (в то время милиция подчинялась МГБ, её Абакумов забрал), ну, а Рясной и другие стояли растерянные и не знали, что ответить…
В Колонный зал утром стали съезжаться члены Политбюро, чтобы стоять в почётном карауле, когда откроют доступ населению. Товарищи Молотов, Маленков, Хрущёв, Берия, Каганович, Микоян и другие вошли посмотреть, как убран гроб.
Вошли и расплакались. У т. Молотова чуть меньше было на глазах слёз, но всё же были. У остальных, без исключения, глаза в слезах, красные, да ещё [наряду] с этим бессонные ночи. Вид у всех усталый.
