Федор Достоевский - Письма (1857)

Островский только что прислал теплое письмо. Обещает непременно в течение года две комедии (7) (а у меня есть статья в этом номере об Островском, хоть и хвалебная, но слишком уж может быть беспристрастная. Он ее и не видал еще. Но не хочу и думать, чтоб она произвела на него какое-нибудь враждебное журналу влияние).

До свидания. Крепко жму Вашу руку и пребываю Ваш весь

Ф. Достоевский.

(1) далее было: хоть

(2) далее зачеркнуто две строки

(3) вместо: на два месяца - было: на время

(4) далее было: ибо

(5) было: себя

(6) вместо: ведь ... ... смотрел - было: а. начато: если б б. Хорошо еще и то, что я смотрю на свое теперешнее занятие нескептически.

(7) было: драмы

Милостивая государыня Софья Владимировна,

По расчету листа - в шестьдесят пять руб. - приходится Вам получить за Вашу повесть "Лиза" (25 стран<иц>) 101 руб. 50 к.

Контора журнала имеет честь препроводить к Вам эту сумму. Позвольте нам надеяться на Ваше сотрудничество. Примите уверение в моем уважении. Милостивая государыня,

Ваш слуга

Федор Достоевский.

27 октябр<я>/64. Петербург.

Милостивый государь,

Некоторые обстоятельства помешали мне тотчас же отвечать на Ваше письмо. Надеюсь, что Вы извините меня.

Прежде всего я прошу Вас, милостивый государь, оставить меня в покое и отнюдь не вмешивать меня в Ваши неудовольствия с Вашими критиками. Я никаких закулисных интриг и тайн не знаю и во все эти скандалы не вмешиваюсь. Я даже и в театр хожу редко, за недосугом, однако ж несколько раз видал Вас на сцене.

Напрасно Вы трудились описывать мне историю сношений Ваших с покойным Аполлоном Александровичем Григорьевым. Вы, очевидно, надеялись вразумить меня в том, что все неодобрительные о Вас отзывы, напечатанные им о Вашей игре, (1) были делом личного какого-то мщения. (2) Обращались же Вы ко мне как к редактору журнала "Эпоха". Имею честь Вас уведомить, что я действительно помогаю редактору "Эпохи", но вот что я Вам объявляю: ни одной статьи, из тех, которые я рассматриваю, я не пропускаю без моей редакции и ни за что на свете не пропущу личность, клевету, интригу. Если же я пропускал неодобрительные отзывы о Вашем таланте, то единственно потому, что с этими отзывами я был сам согласен. (3) Вы пишете мне о каких-то площадных выходках и личных ругательствах. Но я, милостивый государь, не помню ни одной. Всё что писалось, относилось только к Вашему дарованию, но отнюдь не к Вашему лицу. Об Вас как о человеке не говорилось ни слова. Площадных ругательств положительно не было и, даю Вам слово, никогда не будет, пока я буду работать в редакции. Кстати, замечу Вам, что я помогаю редактору журнала весьма недавно. Я редактировал всего только три книги. Но я помню и прежние театральные обзоры, бывшие еще при моем покойном брате. Ни ругательств, ни личностей нет там, да брат и не пропустил бы их. Насмешки действительно были, но только над игрой Вашей. На это Вы претендовать не можете. Вы сами, своего волею, выходите на сцену перед публику, которая платит деньги. С той минуты, как Вы вышли на сцену, Вы уже подвергаетесь и публичному суду относительно исполнения Ваших ролей.

Извините меня, милостивый государь, если я Вам замечу, что Вы принадлежите к тому разряду артистов, которые до того слишком уважают себя и ценят свои таланты и до того щекотливы, (4) что почти всякое замечание, клонящееся не к прямому обожанию их артистических достоинств, считают за личную себе обиду. Вспомните, милостивый государь, что и Пушкин и Гоголь подвергались критике и хуле. Повторяю, - не знаю я никаких Ваших закулисных дел ни с Ап<оллоном> Григорьевым, ни с кем бы то ни было; но знаю наверно, что всё писанное ими о Вас совершенно совпадало с мнением редакции "Эпохи".

Может быть, Вы найдете, милостивый государь, мое замечание о Вашей артистической щекотливости несколько фамильярным. Но вспомните собственные Ваши советы, которые Вы давали мне насчет критики нашего журнала и при этом Ваши до странности резкие выражения. Прошу Вас впредь уволить меня от подобных короткостей. Замечание мое о Вашей мнительности, которое я сам назвал сейчас фамильярным, в двадцать раз слабее Ваших выходок.

Равномерно, ни за что не могу я смешать талант и старательное исполнение обязанностей. Последнее, конечно, очень похвально, но все-таки не составляет таланта и не выкупает его недостатков. (5)

Поверьте тоже, что всякий Ваш успех, всякое действительное проявление Вашего дарования (6) мы встретим в нашем журнале с радостию. Я твердо убежден, что такие роли в Вашем репертуаре существуют, и искренне желаю Вам полнейшего достижения цели. Искусство, которому Вы служите, - высокое и благородное искусство. Но оно - трудное, очень трудное искусство и даже избраннейшим талантам, даже гениям не дается даром. Смотреть на него свысока, пренебрегать критикой, слушать только одних льстецов, отвергать советы, надеясь на одни свои силы, - слишком опасно. Но что же я! Я уверен, что Вы сами всё это еще лучше меня знаете. (7)

(1) вместо: напечатанные им о Вашей игре - было: которые он напечатал

(2) вместо: личного какого-то мщения - было: личной злости и мщения

(3) далее было: с чем я не согласен, того не пропускаю.

(4) вместо: которые до того ... ... щекотливы - было: которые до того уважают себя и до того щекотливы относительно своего таланта

(5) вместо: не составляет ... ... недостатков. - было: не талант и не выкупает недостатка таланта.

(6) было: таланта

(7) конец письма отсутствует

Любезнейший и многоуважаемый Александр Устинович, ради бога, умоляю Вас, присядьте поскорее за "Внутреннее обозрение". Филиппов написал ужасную дичь. Надобно спешить, Александр Устинович, а потому, если на то пошло, наделайте хоть побольше выписок (не сплошь, конечно), но только чтоб вышло побольше "Обозрение". Хорошо бы тоже связать всё какой-нибудь общей мыслью, общим взглядом. Главное - надо как можно скорей. Сядьте теперь же, умоляю Вас. Главнейшее дело в том, чтоб выдать ноябрьск<ую> книгу до рождества. Я решился, по многим соображениям, не выдавать ноябрьс<кого> и декабрьск<ого> номера вместе.

Филипповская работа Вам мало пособит. Из нее очень мало можно взять. Впрочем, завтра (особенно, если б заехали утром ко мне или в редакцию) я Вам передам Филиппова работу с некоторыми необходимыми объяснениями. Но, не дожидаясь ее, присядьте сейчас. (1) Страшное дело: написать совершенно некому "Внутреннего обозрения", и я поневоле должен беспокоить Вас. А дело идет чуть не о спасении, ибо 1-е дело выйти к рождеству. Только до январского № будет продолжаться эта сбивчивость и хлопоты, а там пойдет в отношении "Внутр<еннего> и политического обозрения" по новому плану.

Спасите и выручите, ради бога

Ваш весь Ф. Достоевский.

Корректуры романов передайте хоть Третьякову.

(1) было: хоть сейчас

Многоуважаемый Александр Николаевич,

Извините, что еще раз решаюсь Вас беспокоить. Теперь для нас самое экстренное и роковое время: январскую книгу надо составить хорошо, приметно, а у меня ничего еще для нее не имеется. Крепко надеюсь на Ваши слова, что в будущем году Вы поместите у нас Вашу большую вещь. Но Вы писали еще, что у Вас была начата еще одна вещь и что она поспеет в декабре, а может и ранее - и тоже нам ее обещали. Поддержите журнал, Александр Николаевич! Если мне помогут, я за будущий год отвечаю. И теперь уже на "Эпоху" стали более обращать внимания чем прежде. Сужу по отзывам, а главное, по начавшейся подписке. В страшно затруднительном мы положении еще в том отношении, что спешим войти в сроки, а от этого действительно очень страдает отдел критики и публицистики, - а это очень важная вещь в журнале. А у нас в России журналы - еще не должны обращаться в сборники. Но к весне, когда совершенно войдем в сроки, мы надеемся крепко стать на ноги. Вообще говоря, на будущий год мы надеемся. Помогите же, если можно, и не сердитесь, что я Вам надоедаю. Иначе январский № выйдет совершенно ординарный, а это плохо.

До свидания, многоуважаемый Александр Николаевич. Жду Вашего ответа как спасения.

Искренно преданный и глубоко уважающий Вас

Ф. Достоевский.

9 декабря/64.

Милостивая государыня Анна Сергеевна.

Я Вам пишу: Анна Сергеевна, а наверно не знаю. И потому будьте так добры, уведомьте меня, правильно ли пишу или нет?